В 1922 году Комиссия по сосредоточению и учету ценностей обратила свое внимание помимо церквей и на музеи, в том числе на дворцы-музеи Царского Села, Гатчины, Павловска и Петергофа. Поиск и отбор производились примерно так же, как конфискации в храмах и монастырях. Изъятию подлежали ценные предметы, «не имеющие музейного (историко-художественного) значения»; не трогали вещи, относившиеся к периоду до 1725 года; «в исключительных случаях» могли изъять те, которые датировались 1725–1835 годами, а все начиная с 1835 года – кроме экспонатов, имевших «высокохудожественное значение», – изымали100. Размытые критерии отбора оставляли музейным работникам свободу маневра и помогли предотвратить распродажу наиболее ценных коллекций. Таким образом, конфискации 1922 года не причинили большого ущерба, но они были лишь первой подобной акцией, за которой последовал целый ряд других. Выручка от продажи музейных экспонатов предназначалась не только для пополнения государственного бюджета, но и для того, чтобы обеспечить самофинансирование музеев. С 1924 года из их собраний составлялись так называемые Государственные фонды «немузейного значения» (сокращенно – Госфонды), которые подлежали изъятию и последующей продаже; государству причиталось сорок процентов выручки, а шестьдесят предполагалось направлять на содержание и ремонт музеев101.

Первоначально отбор производили сами музейщики – главным образом, они расставались с дубликатами и предметами, которые могли быть заменены другими без потерь для коллекции в целом: фарфоровыми сервизами, личными вещами членов царской семьи, отдельными предметами из дворцовых интерьеров. Затем вмешались члены Госфонда и настояли на включении в отбор и экспонатов из постоянных экспозиций. Продажи начались в июне 1924 года в Ленинграде. Несмотря на опасения, что эти действия могут быть использованы иностранной прессой для антисоветских публикаций, было решено провести аукционы в Зимнем дворце – бывшей главной императорской резиденции102. Первые же распродажи на внутреннем рынке привлекли внимание иностранных покупателей103. Только в 1926 году из дворцов-музеев в Госфонд передали более 140 000 предметов, стоимость которых оценивалась примерно в миллион рублей104. Однако экономический эффект от продаж оказался более чем скромным. Эпоха большого интереса к антиквариату еще не наступила, и цены на рынке антиквариата были крайне низкими.

Поворотный момент для музеев наступил в 1927 году, когда в СССР началась форсированная индустриализация. Строительные проекты, а также закупка станков и прочей техники поглощали огромные средства в иностранной валюте. За организацию закупок отвечал Народный комиссариат внутренней и внешней торговли, и именно в его недрах родилась идея увеличить валютные запасы путем продажи музейных сокровищ; правительство одобрило эту идею в январе 1928 года105. Отбором и продажей предметов из музейных коллекций должна была заниматься созданная с этой целью Главная контора Госторга РСФСР по скупке и реализации антикварных вещей «Антиквариат»106, но ее штат состоял в основном из людей, далеких от культуры. 16 августа 1928 года Политбюро постановило выручить в 1928/29 бюджетном году тридцать миллионов рублей за счет экспорта картин и музейных экспонатов107 – для чего, однако, пришлось продавать даже шедевры мирового уровня. Музейные работники и интеллигенция России восприняли это решение как рискованный поворот в культурной политике, чреватый невосполнимыми потерями. Так как было очевидно, что для тех, кто принимал решения, на первом месте стояли коммерческие интересы, противники распродажи музейных вещей стали подчеркивать ее экономическую нецелесообразность. Например, директор музеев Царского Села и Павловска В. И. Яковлев указывал на неудачу первых торгов и призывал их прекратить, «пока не поздно»108. Однако такие аргументы, к которым добавлялась угроза репутационных потерь, не принимались к сведению, хотя первые аукционы за рубежом и продажи частным коллекционерам полностью оправдали сомнения в том, что удастся получить «тракторную колонну за каждого Рембрандта»109.

Первый крупный аукцион российского антиквариата и художественных ценностей был проведен в ноябре 1928 года берлинским аукционным домом «Рудольф Лепке». Продавались мебель, произведения искусства из бронзы, золота и фарфора, гобелены, картины из Ленинграда и пригородных дворцов – в основном французских и немецких мастеров XVIII века110. Торговая контора «Антиквариат» и советское торгпредство в Берлине придавали этому аукциону большое значение, поэтому поручили своим сотрудникам отбирать первоклассные вещи, «чтобы заинтересовать не только обычную публику, но и крупнейших коллекционеров всего мира»111. Аукцион проходил на основании договора между Наркоматом торговли и аукционным домом112. В предисловии к четырехтомному каталогу аукциона бывший генеральный директор берлинских музеев Вильгельм фон Боде подчеркивал, что выставленные на торги предметы были собственностью русских дворянских семей, поступившей в музеи после революции113, и что сами музейные коллекции этими распродажами никак не затронуты: «За счет национализации произведений искусства, находившихся в частной собственности, государственные коллекции в России пополнились и расширились до такой степени, что стало возможным продавать даже очень ценные произведения искусства без заметного ущерба для музеев»114. Однако происхождение предметов и привело к скандалу на торгах. Жившие в Германии и Англии российские эмигранты предъявили свои права на часть вещей; в результате на 61 лот из 447 выставленных на аукцион наложили арест115. Итог торгов составил 2 056 660 марок, что – после вычета доли аукционного дома – было намного ниже ожиданий советского правительства116.

Продажа произведений искусства стала ареной битвы двух наркоматов – торговли и просвещения: ведущие представители последнего неоднократно выступали с публичными протестами против распродаж. Их позиция была скорее оборонительной: они лишь требовали, чтобы объем распродаж оставался «в разумных пределах»117. В конце концов победил Наркомторг. Поскольку с 1929 года из‐за Великой депрессии рынок искусства кардинально изменился – спрос на предметы «немузейного значения» резко упал, интерес проявлялся только к выдающимся шедеврам, – на экспорт все больше стали отбирать самые ценные произведения искусства, хотя падение цен коснулось и их. Поэтому торговая контора «Антиквариат» решила продавать в больших количествах шедевры живописи из российских собраний – работы Боттичелли, Ван Дейка, Яна ван Эйка, Веласкеса, Рафаэля, Рубенса, Тициана, Рембрандта, Франса Хальса и т. п. Кроме того, конфисковали предметы из пригородных дворцов-музеев, так как дворцовое убранство по-прежнему находило покупателей, особенно среди частных коллекционеров. Пик реквизиций, проводившихся «Антиквариатом», пришелся на 1929–1932 годы118. Размер ущерба, нанесенного распродажами коллекциям Гатчины, Царского Села и Павловска, трудно оценить, потому что значительная часть музейных архивов утеряна в годы Второй мировой войны119. Но сохранились свидетельства очевидцев этих акций, ведь сотрудники музеев обязаны были принимать участие в отборе вещей. Так, Серафима Николаевна Балаева, главный хранитель Гатчинского дворца-музея, подробно записывала в своем дневнике, какие предметы были переданы в «Антиквариат»: фарфор, бронзовые статуэтки, мебель, книги.