Кодексы поведения по природе своей редко четко соответствуют реальности, так, чтобы в каждой ситуации приходилось следовать лишь одному из них. То есть чаще всего приходится руководствоваться сразу несколькими кодексами, установки которых идут полностью вразрез друг с другом. Кому горничная должна хранить верность – госпоже или господину? Следует ли брату убитой отомстить за кровь сестры или заключить в братские объятия своего сородича, ее убийцу? Если продолжать этот ряд, должен ли влюбленный предать своего брата, господина и покровителя, законного супруга той дамы, за которой, согласно переменчивому любовному кодексу, он ухаживает, в итоге завоевывая ее сердце? Моральные дилеммы сообщают сюжетным линиям персонажей внутренний конфликт и несколько оживляют самих героев.

Во второй главе сюжет не так туго закручен, как в истории убийств в семье Савелли. На этот раз я не буду сковывать повествование узкими пространственными рамками, но ослаблю поводья и позволю истории свободно разрастаться и произвольно виться. Если здесь можно говорить о какой-то форме повествования, то это будет монолог, в который вплетается еще один монолог, поскольку у моего героя, судебного посыльного Алессио, случались дни долгих речей при даче показаний в суде. Антиискусство и снижение напряжения. Это небрежное повествование, в котором постепенно раскрывается история ухаживания. И здесь меня привлек не напряженный конфликт, но причуды Алессио. Редко доводится увидеть подобное поклонение девице, дающееся столь дорогой ценой, причем в уже столь зрелом мужчине, да еще и знающем ее лишь по рукоделию. Поэтому Алессио – это тайна, завернутая в носовой платок, как и девица в монашеском одеянии, которая не говорит ни да ни нет, принимает постриг и при этом продолжает хихикать у монастырского окна, хотя и удалилась от мира. Эта история показательна для социальных историков. Она рассказывает историю ухаживания и восприятия брака и религии среди трудящихся городских слоев. Она также отражает механизм работы «conservatorio», дома, где в заточении жили девушки-послушницы, одной из многих тоталитарных институций, повсеместно распространившихся в Европе раннего Нового времени. Как и в случае семьи Савелли, само здание принадлежит к числу главных героев повествования. Его структура, как и расположение помещений в замке Савелли, помогает выстроить повествование. Глава 2, как и глава 1, в теории и на практике исповедует пространственную историю.

Есть знаменитая фотография, очень популярная в недоброй памяти времена. На ней Муссолини крушит киркой частицу старого Рима. Муссолини преклонялся перед вечным городом. Он, пожалуй, даже слишком любил свою столицу, ведь она обеспечивала ему великолепные декорации для парадов и пышных процессий. Поэтому многие районы почувствовали на себе удары кирки дуче, когда он крушил то там, то здесь средневековую и ренессансную ткань своей столицы, угождая тем самым двум своим маниям – откапывать древние памятники и прокладывать проспекты для танков и солдат. Изящный овал Пьяцца Навона был на волосок от разрушения; его спасли неожиданно обнаруженные в нескольких близлежащих домах ступенчатые сиденья римской арены из белого известняка. Война, столько всего уничтожившая, принесла с собой и некоторое благо, поскольку падение режима остановило неумолимое колесо фашистской реконструкции города.

Крах режима дуче застал в разгаре по крайней мере один проект деловитого разрушения старой застройки. Муссолини уже расширил некогда уютную улицу Боттеге-Оскуре, позднее известную благодаря штаб-квартире коммунистов и лишившуюся сегодня своего очарования из‐за оглушительного потока машин. На углу, где в короткий широкий проспект упирается узкая улочка Каэтани, предполагалось построить безвкусный дворец в духе фашистской эпохи для Национального института внешней торговли89. Как обычно бывает с такими проектами, под него нужно было беспощадно уничтожать историческую застройку. Кирки сделали свое дело, превратив значительную часть этого квартала в строительный мусор, но затем война заморозила этот процесс на десятилетия. В течение почти сорока лет, до 1981 года, тонны новых обломков и древнего культурного слоя покоились под цветущими зарослями деревьев-самосевов за руинами старых стен и зданий. Затем группа археологов начала тщательно просеивать эти обломки, в течение многих сезонов терпеливо и аккуратно прокладывая путь к крипте Бальба, древнеримскому театру, находившемуся в двух десятках футов под поверхностью земли90. Кажется, это Джейн Джекобс как-то заметила, что устраивая на улице археологические раскопки, не привлечешь на нее любителей вечерних прогулок. Как не привлечет их и неуклюжее здание дворца напротив, раз в нем на первом этаже нет магазинов. Именно поэтому в 1978 году члены «Красных бригад», убившие Альдо Моро, сочли улицу Каэтани подходящим местом, чтобы припарковать там машину с оставленным в ней трупом знаменитого политика, – всего в двух кварталах не только от ЦК коммунистов, но и от штаб-квартиры христианских демократов самого Моро. Сейчас это историческое место отмечено траурной мемориальной доской.

Таким образом, этот квартал, как и практически весь Рим, полон призраков, от великих сгинувших режимов и империй – Цезарь погиб всего в двух кварталах к западу, под новыми трамвайными путями на Ларго Арджентина – до уходящих в прошлое крупных партий (Коммунистической и Христианско-демократической) и бесконечного множества духов не самых известных людей. Среди моря местных призраков тревожным наваждением промелькнет ускользающий, печальный дух хрупкой любви, так и не случившейся в этом ныне пустующем квартале. Эта история – призрачный след той тщетной страсти.

То, что разнесли в пыль рабочие в 1943 году, было монастырским ансамблем – клуатром, трапезной, дормиторием, служебными помещениями и садом монахинь-августинок с довольно симпатичной церковью, все еще стоящей в юго-восточном углу этого квартала. У церкви есть два названия – Санта-Катерина-делла-Роза и Санта-Катерина-деи-Фунари. Первое название унаследовано от более ранней, меньшей церкви, Санта-Мария-Домине-Розе [владычицы Розы], которая когда-то входила в этот комплекс и сейчас утрачена91. Второе восходит к ремеслу жителей этого квартала в XVI веке – плетению веревок и канатов (fune). Современная монастырская церковь с сохранившимися железными декоративными решетками на уровне алтаря, отделявшими когда-то монахинь от прихожан, но уже без монастырской общины стоит на месте домов и канатных мастерских изготовителей fune; покровительницей их ремесла с давних пор была Екатерина Александрийская, поскольку она держала в руках колесо, символ своего мученичества, ведь колесо брали в руки и они – для плетения канатов92.

В монастыре Св. Екатерины, как и во многих римских обителях эпохи раннего Нового времени, подвизались не только монахини в количестве нескольких десятков93. На его территории находился и скромный приют для бедных вдов и malmaritate, женщин, бежавших от несчастных браков. Обитель располагала немалого размера домом и школой для девушек, живших в ней затворницами в ожидании брака. Такое учреждение итальянцы называют conservatorio, и в его задачи входило сохранять невинность и репутацию девушек. Во времена католической Реформы такие учреждения массово распространились по всей Италии, и то, что появилось при монастыре Св. Екатерины, было одним из первых. Оно было обязано своим появлением ни много ни мало самому св. Игнатию Лойоле, способствовавшему возникновению в 1542 году приюта для дочерей проституток и других девушек, чья невинность, как представлялось, находилась под угрозой94. О первых годах его существования источников очень мало, однако известно, что к 1548 году учреждение уже точно принимало zitelle (девиц). Оно процветало и росло: к 1580 году в его стенах проживало 180 незамужних воспитанниц.