Литмир - Электронная Библиотека

Наконец, выработка концепта прав человека не означала, что имеющиеся на тот момент универсализмы незамедлительно прекратят соперничать друг с другом. Самобытные варианты глобализма и интернационализма, которые существовали на протяжении всей современной истории, должны были сойти со сцены – иначе утопия, основанная на правах личности, не смогла бы стать единственным лозунгом, воплощающим надежду на лучший мир. Подобно тому как доктрина естественных прав представляла собой наиболее поздний вариант универсализма в мировой истории, в ее нынешнем переосмыслении в качестве «прав человека» лучше всего видеть следствие жизнестойкости этой идеи, ее выживания в трудной борьбе со старыми и новыми идеями-соперницами интернационалистского толка. Именно в этих относительно недавних событиях нужно в первую очередь искать источник современных убеждений и практик; остальное же – седая старина.

После своего утверждения на политической арене права человека регулярно провозглашались «принадлежащими каждому от рождения» («the birthright of man»)9. Предположение о том, что все люди принадлежат к одной и той же общности, является столь же древним, как и обособление людей от богов или от животных, – оно возникло задолго до появления письменной истории, хотя границы между упомянутыми группами с тех пор оставались проницаемыми10. И все-таки сам по себе человеческий универсализм – включая его версии, представленные в греческой философии и монотеистической религии, – не имеет реального касательства к истории прав человека по двум существенным причинам. Во-первых, на протяжении тысячелетий эти источники предложили исходные ингредиенты для великого множества доктрин и движений; во-вторых, они делали это только во взаимосвязи с другими теоретическими компонентами, которые позже предстояло устранить как раз ради торжества «прав человека». И греки, и евреи требовали «справедливости», хотя и выводили ее из абсолютно разных природных и теологических источников. С тех пор возникло множество доктрин, ставших преемницами этого раннего универсализма11. Но непохожесть их постулатов, равно как и разнообразие оставленного ими наследия, делают приписывание им истоков современной морали просто нелепым. Иначе говоря, значение имеет не какой-то из многочисленных прорывов к универсализму, прежде имевших место в мировой истории, а лишь то, что конкретно помогло превращению идеи прав человека в единственный жизнеспособный вид универсализма, каковым они остаются и по сей день12.

В конвенциональном плане ключевым приближением к современным представлениям считается «космополитизм» стоиков13. С точки зрения этих греческих и римских философов и поэтов, миром правит разум; поскольку все люди разумны, они оказываются членами одного и того же политического сообщества. Действительно, именно римляне – некоторые их выдающиеся мыслители испытали на себе глубочайшее влияние стоических идей – придумали сам концепт «человечества» (humanitas)14. Однако и это понятие в его изначальном виде, и сам космополитизм стоиков в своих импликациях не были даже отдаленно похожи на их современные версии. Разнообразные виды социальной эксклюзии, поощряемые или допускаемые в римской культуре, в том числе и в стоическом мировоззрении, с легкостью подтверждают такой вывод; достаточно посмотреть на бытовавшее тогда отношение к иностранцам, женщинам и рабам или же обращение с ними. Стоический «космополис» объединял всех людей, но отнюдь не ради реформистского политического проекта; он втягивал их в потустороннюю сферу разума, никак не связанную с социальным совершенствованием. Что же касается «человечности», то под ней понимался идеал личного превосходства в образовательном плане, а не какая-то глобальная реформа человеческой морали – только в наши дни стали мыслимыми такие ее коннотации, как «гуманный» и «гуманитарный». Действительно, согласно Арендт, если в Риме простая человечность и вызывала какие-то моральные ассоциации за пределами сферы обретения познаний, то она подразумевала вовсе не ценность, а, напротив, незначительность. «Интересно, что латинское слово „homo“, эквивалент нашему „человек“, – пишет она, – первоначально обозначало не более чем „просто человека“, то есть лицо, не обладавшее правом, – и раба в том числе»15.

Подобно стоицизму, христианство, вне всякого сомнения, тоже является универсалистской доктриной. Но быть сторонником космополитизма в той или иной его форме – это одно дело, а быть приверженцем именно прав человека – совсем другое дело. Следовательно, само по себе признание христианского универсализма не может служить аргументом, позволяющим приписать стоящей за ним религии сколько-нибудь значимый концептуальный или политический вклад в утверждение прав человека. Опираясь на предшествующие варианты универсализма, в особенности на идеи древнееврейских пророков, христианство на протяжении столетий породило несколько собственных разновидностей этой доктрины. Сначала его основатели в лице Иисуса и Павла представили апокалиптическое видение неизбежного утверждения царства Божьего на всей земле. Вскоре их религия предложила обнадеживающее послание кротким и сирым, обитающим в Средиземноморском регионе, а после того, как император Константин принял крещение, она помогла римским концепциям гражданской принадлежности переместиться из городов в провинцию. Еще через тысячу лет она легла в основу средневекового естественного права. И хотя эгалитаризм христианства широко известен, его культурные и политические импликации настолько различаются от эпохи к эпохе и от места к месту, что для приближения к современным моральным концепциям эту доктрину требуется радикально трансформировать.

В конечном счете базовая предпосылка нарративов, которые пытаются претендовать на что-то большее, состоит в том, что партикулярные культуры и универсалистскую мораль разделяет лишь один шаг – и этот шаг сделало христианство. Но как только мы признаем, что универсализмов было уже много, а может появиться и еще больше, сама принадлежность того или иного движения к их числу – пусть даже такая витиеватая, как у христианства, – не гарантирует ему роли в предыстории прав человека. Аналогичным образом европейцы, покидая родную землю ради новых открытий и в особенности сталкиваясь с обескураживающе странными народами Америки, волей-неволей были вынуждены осознавать ограниченность собственных идейных установок. Поскольку в интерпретации фундаментальных отличий новоявленных культур от их собственной культуры им приходилось опираться на категории классической философии и средневековой религии, простой прорыв к «человечеству» явно был им не по силам. Современные права человека все еще ждали своего Христофора Колумба16.

Другой, более многообещающий подход к «предшественникам» прав человека фокусируется не на достижении ими универсалистского охвата, а на том, с какого времени общества начали защищать соответствующие ценности, вписывая их в революционные декларации и иные документы. Впрочем, и эта история заставляет делать упор на случайности и прерывистости. Отказываясь от попыток датировать само появление универсализмов, этот подход предпочитает отслеживать какую-то отдельную социальную озабоченность, выделяемую каким-то конкретным правом из нынешнего списка, по одной за раз, причем иногда даже до того, как соответствующие меры защиты были изложены на языке прав. Это увлекательное упражнение представлено в многочисленных источниках. Учитывая эту множественность, главный урок, из него извлекаемый, состоит в том, что каждая из тех проблем, которые в настоящее время решаются посредством консолидированного пакета «прав человека», имеет самобытную историю с отдельной хронологией и географией, встроенную по разным причинам в различные традиции. Со временем все они попали во Всеобщую декларацию и прочие канонические списки. Но, подобно тому как при ретроспективном рассмотрении творчество Кафки могло бы предстать совокупным итогом разрозненного литературного прошлого лишь после того, как сам Кафка внес в литературу свои инновации, становление отдельных прав не объясняет, каким образом они были переосмыслены в качестве объединенного списка, а позже превратились в «права человека» в нынешнем их понимании. Ничто из сплавленного в современных декларациях изначально не претендовало на то, что этого хоть кто-то будет добиваться.

вернуться

9

См. объемную публикацию, подготовленную ЮНЕСКО к двадцатилетию принятия Всеобщей декларации и отстаивающую идею универсальности прав человека во времени и пространстве: Hersch J. (Ed.) Birthright of Man. Paris: UNESCO, 1969. Здесь и далее в круглых скобках приводятся оригинальные термины. – Примеч. ред.

вернуться

10

См., например: Lévêque P. Bêtes, dieux, et hommes: l’imaginaire des premières religions. Paris, Messidor/Temps actuels, 1985; Bulliet R. Hunters, Herders, and Hamburgers: The Past and Future of Human-Animal Relationships. New York: Columbia University Press, 2005. Chaps 2–3.

вернуться

11

См.: Pagels E. Human Rights: Legitimizing a Recent Concept // Annals of the American Academy of Political and Social Sciences. 1979. March. Vol. 442. P. 57–62. Тот же текст под иным названием воспроизводится в другом источнике: Idem. The Roots and Origins of Human Rights // Henkin A. H. (Ed.) Human Dignity: The Internationalization of Human Rights. New York: Aspen Institute for Humanistic Studies, 1978.

вернуться

12

«История знала не один космополитизм, а несколько», – пишет Шелдон Поллок, завершая свое сравнительное исследование соперничавших универсалистских учений, которые были распространены в языковых зонах латыни и санскрита до наступления Нового времени. См.: Pollock S. The Languages of the Gods in the World of Men: Sanskrit, Culture, and Power in Premodern India. Berkeley: University of California Press, 2006. P. 280. См. также: Breckinridge С. A. et al. (Eds) Cosmopolitanism. Raleigh: Duke University Press, 2002; особое внимание следует уделить главе, которую написал Поллок.

вернуться

13

Классическую версию этого аргумента представил Эрнст Трёльч. См.: Troeltsch E. Das stoisch-christliche Naturrecht und das moderne profane Naturrecht // Verhandlungen des ersten deutschen Soziologentages vom 19–22 Oktober 1910 in Frankfurt a.-M. Tübingen: Mohr, 1911. Эта работа имеется также и в английском переводе: Troeltsch E. Stoic-Christian Natural Law and Modern Profane Natural Law // Adair-Toteff C. (Ed.) Sociological Beginnings: The First Conference of the German Society for Sociology. Liverpool: Liverpool University Press, 2006.

вернуться

14

Ср.: Reitzenstein R. Werden und Wesen der Humanität im Altertum: Rede zur Feier des Geburtstages Sr. Majestät des Kaisers am 26. Januar 1907. Strasbourg: J. H. E. Heitz, 1907.

вернуться

15

Arendt H. On Revolution. New York: Viking, 1965. P. 107 (Арендт Х. О революции. М.: Европа, 2011. С. 56 / Пер. И. Косича. – Примеч. пер.). Ср.: Whitman J. Q. Western Legal Imperialism: Thinking about the Deep Historical Roots // Theoretical Inquiries in Law. 2009. July. Vol. 10. № 2. P. 313. Представляемая Уитменом критика предполагаемых теоретических и правовых предпосылок прав человека, обнаруживаемых в Древнем Риме, в равной мере приложима и к его собственному тезису об их христианских истоках, поскольку правовой империализм – лишь один из аспектов современной идеи прав человека.

вернуться

16

Ср.: Elliot J. H. The Discovery of America and the Discovery of Man // Proceedings of the British Academy. 1972. Vol. 48. P. 101–125; Headley J. M. The Europeanization of the World: On the Origins of Human Rights and Democracy. Princeton: Princeton University Press, 2008.

5
{"b":"894311","o":1}