Разглядывая прелести горных краев, Ивейн не замечает, как подходит к обрыву, на краю которого мелькает отдаленный силуэт. По цвету накидки и пышному меху на плечах девушка сразу же узнает Силкэ. В руках мужчины странный предмет, похожий на деревяшку, которую он подносит к губам, так, словно шепчет ей что-то на ухо. Иви тихонько подступает вперед. Руки невольно тянутся к фотоаппарату, движимые внутренним порывом. Колпачок линзы, кнопка затвора и кусочки происходящего отражаются на экране дисплея под звуки незнакомых слов.

– Ёльгельд иг аффог хаальге. Эльгеи ии штильхёйт.

Настроив фокусировку, Иви понимает, что загадочным предметом выступает кукла, сплетенная из веток. Вот тоненькие ножки, вот руки из сплетений сухого побега, а вот – скрученная витым пучком голова. Силкэ достает нож и проводит лезвием по ладони, затем сжимает ее в кулак и проливает несколько алых капель на лицо веточного человечка. Девушка застывает как вкопанная. Что тут происходит? Сначала местный сетует на злобного Владыку горы, якобы вредящего всем, кто вторгается на его владения. Потом резко скрывается без объяснений, напугав всех до полусмерти. А теперь проводит какой-то странный кровавый обряд?

Иви собирается вернуться к остальным, чтоб поделиться увиденным, но предательский скрип снега выдает ее намерения. Мужчина подпрыгивает на месте от неожиданности.

– Ах, это вы, фру Мёрси. Вы настичь меня врасплох.

– Извини, – смущенно выдыхает она, – не хотела напугать.

– По правда говорить, это я должен извиняться. Я вести себя очень резкий. Просить меня простить. Это быть не почтительно к гостям.

– Да ничего… я понимаю. А что ты читал?

Ивейн неловко переминается с ноги на ногу, ожидая, что абориген прогонит ее в любой момент, но на его лице не образуется ни одной морщинки злости. Скорее, наоборот. Похоже, ему приятно, что кто-то интересуется традициями его народа.

– Всего лишь старый молитва от злый духов, а это, – его рука дергается в сторону, – Фаллесунд.

– Для чего он нужен?

– Для защита, но при правильном использование он выполнять все пожелания создателя. Это своего рода айрдунг.

– То есть оберег?

– Яаре, – соглашается он.

Девушка понемногу привыкает к тому, что Силкэ время от времени вставляет сааллские обороты. Некоторые из них она понимает, другие – так и остаются загадкой. Например, из мольбы мужчины Ивейн удалось разобрать лишь три слова: «ёльгельд», что переводится как «природа», «хаальге», приравнивающееся к «нас» или «нам» и «штильхёйт», что означает «поглощать». То есть буквально он просил, чтоб их не поглотила природа. Довольно странная просьба для молитвы.

– И какие поручения может выполнить Фаллесунд?

– Разный. Это зависеть от помысел создатель, – он опускает плетенную фигурку на снег. – Если он добрый, кукол оберегать его родных и защищать невинный. Если же его душа черный и запятнанный грех – оберег будет мстить и убивать тех, кто причинить хозяин боль.

– То есть, – хмурит тонкие брови Иви, – от этих действий он буквально… оживает? Как Голем?

Силкэ улавливает оттенок недоверия в ее голосе и отрицательно качает головой.

– Нэй, икке хойлет. Эти обычаи может показаться странными для Заморцев.

– Заморцев?

– Так говорить сааллы на люди, живущий на земля Заморья, то есть за морями, – поясняет он, бросая взгляд на фигурку у своих ног. – Сам оберег не иметь сила, наша вера и кровь делать он такой. Но она же мочь его и остановить.

Девушка кивает, провожая уходящего Силкэ взглядом. Чем дольше Ивейнджин общается с сааллами, тем ближе ей становится их культура. Хотя Акли и называет их шайкой скачущих у костра дикарей (или это Калеб?), Ивейн кажется, что в их белесых головах вмещается куда больше знаний о мире, чем у всех ее друзей вместе взятых. Она поворачивает назад, когда замечает какое-то движение на вершине. Словно чей-то силуэт растворяется в предсумеречном свете, но стоит ей только повернуться, как она понимает: наверху никого нет. Глупость какая. Должно быть, горная болезнь сказывается сильнее, чем она думала, раз ей уже мерещится всякое. Голова раскалывается, виски сжимает, правая лодыжка немеет, как и пальцы на объективе камеры. Поэтому девушка не находит ничего лучше, как вернуться в лагерь к остальным. Отдых бы ей не помешал.

1008 год – Саарге, Варанэ

Это было во времена, когда северные земли еще не покрывали бесконечные льды, а снег не смешивался с воздухом. Когда растительность буйствовала густо и богато, а люди жили в мире с природой. История эта не о могучем центурионе, не о бравом воине или бесстрашном зверолове, а об обычном юноше, чья добрая душа и преданное сердце завели своего обладателя в самое жерло краха и разброда. Речь идет о Сирилланде из Варанэ, сыне старой травницы Илвы и охотника Ааберга.

Варанэ – небольшая деревушка на склоне горы Сапмелас саалла, которая насчитывала сорок девять ольфмундов – жителей высокогорья. Тихое мирное место, народ которого выживал за счет ловли зверя, а также производства сетей и оружия для своих собратьев из прибрежных городков. Жизнь в поселении текла вяло и лениво, как весенний ручеек под коркой растаявшего после долгой зимы снега. Жизнь, не терпящая спешки. Не нуждающаяся в защите, не стремящаяся к совершенству, но запрашивающая определенные дары. Жизнь, которая требует беспрекословного повиновения традициям, установленным так давно, что их истоки затерялись в нитях самой Мировой прялки. Каждый день, неделя, год – новая невинная жертва, принесенная во славу великой Троицы Истинных Богов.

Для ольфмундов охота – не только способ выживания, но и священный обычай, к которому приобщаются все юноши поселения по достижению восемнадцатилетия. Сирилланд знал, что этот обычай не обойдет стороной его, – сына самого искусного зверолова поселка, – но до последнего верил, что ему удастся избежать участи бездумного душегуба. Пока однажды, уйдя с братьями в поле, отец не вручил ему в руки лук.

– Настала пора, мой мальчик. Ты должен проявить себя и сделать подношение Богам.

– Нет… – бледнеет лицо парня. – Я не… еще слишком рано.

– Акмелас решил иначе.

Сирилланд прослеживает за кивком старика и замечает едва видимый силуэт вдали. Развесистые рога закручиваются полукругом над головой, подобно корням могучего древа. Ветер подымает в высь охапку снега, рассеивая ее пылью прямо на спину горного козла. Юноша чувствует, как под ребрами предательски сжимается сердце. Эта белоснежная шерсть, длинные ноги, грациозный изгиб шеи… Как можно умертвить подобную красоту? Стоящий позади старший брат не выдерживает и просовывается вперед.

– Давай лучше я это сделаю, пока мы его не потеряли.

Он вытаскивает из кобуры стрелу, но мужчина его останавливает.

– Нет, Асбъёрн. Ты уже приносил домой славный улов. Предоставь эту честь Сирилланду. Это будет его первая добыча, как раз к празднику Дагар.

Юноша откидывает за спину длинную серебристую косу и недовольно хмурится, но оружие все же опускает. Поддавать волю отца сомнению не в его привычках, но младший братец едва может разделать зайца, не говоря уже о том, чтоб его собственноручно убить. Хотел бы Асбъёрн посмотреть, как тот завалит целого ибекса[4]. Стоящий в сторонке Коэргус также выжидающе поворачивается к брату. Похоже, теперь у Сирилла нет выбора. Время, которого он так долго боялся и всеми силами оттягивал, пришло. Он берет отцовское оружие и по его велению натягивает тетиву, направляя острие прямиком на белоснежную спину.

– Ну же, мой мальчик. Давай, не медли.

Ладонь на рукояти дрожит, пальцы сжимает судорожный тремор. Сухожилья от долгого напряжения натягиваются сплошной проволокой, царапающей кожу, но парень не может заставить себя отпустить оперение стрелы.

– Стреляй, либо он уйдет!

Зверь поднимает на них глаза и бросается в сторону. Сирилланд судорожно втягивает воздух и опускает лук, но заостренный наконечник все же попадает в сердце животного, сбив его с ног одним ударом. Вот только стрела эта принадлежит не ему, а Асбъёрну.