А поутру Наталья шла в балетный зал. К концу занятий подходила мама Вера. И там же в зале пили утренний их чай.

Они и вправду были близкие подруги. И не скрывали друг от друга важных тайн.

Теперь конкретно – что случилось той зимой.

Никита с Яной, после выпуска премьеры, поехали осматривать Кавказ. А в декабре собрались ехать к бабе Даше.

Шагаем дальше.

На дворе стоял ноябрь, когда Наталья с неизменной мамой Верой, возненавидев этот мокрый город Лондон, приехали в их Черную дыру. Поотдыхали, собирались уезжать, когда последовал звонок от бабы Даши. С благим известием: Никита должен быть.

– Мне надо ехать, повидаюсь в другой раз, – без промедления откликнулась Наталья. Поскольку знала, что Никита не один.

– А я, пожалуй, все же задержусь, – чуть поразмыслив, среагировала Вера. – В какие веки сына повидать.

– И хорошо, – сказала Дарья Николавна. – Я выезжаю к тебе в Черную дыру. И сообщу Никите – мы их встретим там.

Наталья улетела тут же днем, а Дарья к вечеру была уже на месте. И уточнив, что рейс Никиты будет в срок, она отправила водителя встречать. Вера устроилась в каминной и ждала. А Дарье вздумалось пойти пройтись по дому, чтоб лично убедиться, все ли так.

В гостиной возле комнаты Натальи на столике был чей-то ноутбук. Она проверила – он был не запоролен. Включила сразу, чтобы ясно было – чей. Сомнений не возникло – он Натальин.

И кликнула случайно: Диск (смотреть).

Сначала она просто удивилась: подруги на экране пили чай. Беседовали очень откровенно. Смотреть неловко, оторваться нелегко. И Дарью поразила остро тема. Она затрагивала близких ей людей. А Вера просто осветила ряд событий. В таком ключе, что можно лишь остолбенеть. Но не для Дарьи Николавны – её случай был не тот. Не отпуская ноутбук, она буквально полетела к маме Вере. И подлетела к ней с вопросом: «Это что?».

– Не знаю. Очевидно – ноутбук, – сказала Вера, уже чувствуя тревогу.

Дарья усилила вопрос:

– Так это правда?

И, среагировав на шепот: «Вы о чем?», она ответила мгновенно:

– О Володе!

Тут Вера наконец-то поняла, мгновенно вспомнив разговор вчера за чаем. А этот видеомерзавец все писал! Какая глупость быть такой не острожной!

И с криком: «Пропустите, я уйду», – она пыталась подобраться к двери в холл.

– Ну, нет, голубка Вера, подождешь, – и Дарья резко перекрывала путь отхода. – Пускай Никита поглядит в твои глаза. Послушает, что ты еще расскажешь.

И напряженная, с тревожным ожиданьем, в каминной воцарилась тишина.

Меж тем погода, что так хмурилась с утра, под вечер разразилась снежным штормом. Порывы ветра были резки и сильны, и то и дело изменяли направленья. Снег сыпал из бездонного ведра и уничтожил даже видимость дороги.

Одно лишь утешало – тот тупик, что напрямую проложили к ним от трассы. Поскольку старая дорога за овраг давно уже была небезопасна. Подъезд же новый был в четыре полосы, под стать снегоуборочной машине. И, лишь засыплет, сразу будут расчищать.

Для вездехода, что был послан за Никитой, с дорогой было минимум проблем. И Яна радовалась снегу и метели.

Они входили в занесенный снегом дом, и удивлялись, что никто их не встречает. И услыхали голос Дарьи:

– Мы в каминной.

И снова воцарилась тишина. Чтобы нарушиться, когда они вошли.

– Ты извини, Никита, что с порога прямо, но, выяснилось – есть один вопрос, – решительно сказала баба Даша. И протянула ноутбук:

– Вот, посмотри.

Никита с Яной – они слушали, смотрели. Мы просто перескажем диалог.

– Тебе с Никитой явно повезло, – промолвил приглушенно голос Веры.

– Какое – повезло, он был теленок. Кто знает, что он вздумает теперь, – весьма решительно ответила Наталья.

– Да, верно, скоро будет матереть. Что неизбежно – при таком его отце.

– Семен Борисович? А в нем-то что такого? Я не заметила. Хоть, правда, он болел.

– Шапиро? Бог с тобою, не смеши.

– Как – не Шапиро? Там же было ДНК.

– Всегда найдется множество знакомых, помогут подготовить документ. Семен терзался: столько денег, нет детей. И я сказала, что Никита его сын.

– Он, получается, и вправду Салтыков?

– В полнейшей мере, мне бросается в глаза. Шапиро рыхлый был, и, в принципе, слабак. Ну, а Никита – просто увалень, ленивый. А поглядеть – он весь в папашу, богатырь. Я что-то мерзну, влей мне рома прямо в чай.

– А что в горах произошло?

– То, что и должно. Владимир странный был, хотя на вид – орел. Такой породистый, девицы западали. Он – ноль внимания и вечно весь в себе. И совершенно другой случай – это я. В любое время и повсюду рядом. Я раскудахталась, орел не утерпел. Мы целый месяц куролесили, сношались. Ну, а потом он мною резко пренебрег. И заявил в горах: попрыгали, и хватит. И я его толкнула, он упал. Откуда знать, что со скалы, и разобьется? Но, честно, даже нечего жалеть. Уж больно был всегда высокомерен.

Компьютер выговорил все и замолчал. Еще слышнее стал снаружи дувший ветер. И ожидаемо раздался голос Веры:

– Ну, кажется, я полагаю, все. Дадите мне машину – я поеду.

– Что ж, поезжай, – проговорила баба Даша.

– Пускай водитель все же лучше довезет, – прохладно посоветовал Никита.

– Не привыкать, ведь я повсюду за рулем.

Прошло какое-то количество минут. И Вера выехала, верно, за ворота. И ветер, вроде бы, в какой-то мере стих.

В каминной же стояла тишина. Как неожиданно им позвонил охранник.

– Она ошиблась, повернула на карьер! Что делать? Ехать вслед и развернуть?

Но Дарья с твердостью ответила:

– Не надо. Она надумала так ехать, ей видней.

А для Никиты, как бы ставя этим точку, договорила:

– Все мы люди. Бог судья. Коль он сочтет возможным – пронесет.

И у Никиты тут же вырвалось спонтанно:

– Я, бабушка, люблю тебя, как сын.

А Яна Граве, зрелый плод образованья, договорила механически:

– Как русский – сильно, пламенно и нежно.

Валуев в молодости танцевал в балете. Потом писал «Психею», интригующую книгу о юной балерине, любимой ученице мсье Дидло, и о загадочности нитей, связующих искусство и безжалостную смерть. И дальше изучает он истории людей, не отвлекаясь от излюбленной им темы и оставаясь верным кавалером тех божественных избранниц, знаменитых балерин, которых поселил в свои романы.

Ведь лишь теперь подобна сказке жизнь у самых романтических артистов, летающих по сцене принцами, героями, порхающих сильфидами и эльфами, страдающих Жизелями, манящих, но таких недосягаемых в пленительной стихии танца. Они имеют гарантированный срок, чтоб завораживать и царствовать в балете. Отпущено на это двадцать лет. Потом уже им не придется вылетать из-за кулис, а прямиком, через служебный вход, отправят их на творческую пенсию.

А раньше в каждом театре было множество несчастий и трагедий.

Наш сочинитель приподнял пласты над миром девятнадцатого века, когда романтика добавила пуанты и без того воздушным существам, необычайным, звездным балеринам.

Загадочно глядят они с портретов, мелькают между строчками стихов, засушены в страницах биографий. Но, надо взять архивы, изучать, разворошить, выискивать подробности их жизней. Писать все без прикрас – о вероломствах, о превратностях судьбы, безжалостной к особо одаренным.