1

Обшарпанная дверь. Номер нацарапан в лучшем случае гвоздём, а в худшем ножом. Первая цифра глубокая и ровная, а вторую, похоже, кто-то ковырял в нетрезвом состоянии. Нацарапал сперва одну, забыл, а потом, вернувшись с очередной попойки, решил исправить ошибку. В верхнем левом углу чёрным выцветшим маркером написано матерное слово. Как оно здесь оказалось и почему до сих пор не стёрто, известно лишь тому, кто его написал, и хозяину квартиры, что не стёр его. В середине три дыры от пуль. Сейчас мода на дизайнерские двери. Отличное творческое решение… Ниже царапины, короткие и длинные, поверхностные и глубокие. Кажется, несколько из них предназначались для росписи очередных слов, но, похоже, художника отвлекли, и он не вернулся обратно.

Отвратительно. Мерзко и неприятно до такой степени, что хочется снести её с петель. Деревянная, можно выбить одним ударом. Почему, интересно, не металлическая или, например, из вэйлло? Если бы за моей жизнью охотилось так много людей, я бы сделал из этого металла весь свой дом. Правда, учитывая его стоимость… Дерево, так дерево. Рядом, на голых проводах, болтается вырванный вместе с куском штукатурки звонок.

Глубоко вдыхаю и снова фокусируюсь на двери.

Район, в который я приехал полчаса назад, сам по себе отталкивающий. Дверь отлично вписывается в антураж. Произведение искусства в сравнении с обшарпанными стенами внутри и снаружи. Когда я зашёл в дом, на первом этаже в луже сомнительного содержания спал мужчина. Из-за сломанного лифта пришлось подниматься по лестнице. За стенами самой ближней квартиры на весь коридор раздавались звуки бытовой ссоры. Классика: истеричные женские рыдания, мужское рычание и звон бьющегося стекла. Как будто нельзя без этого. Неразумно. Ведь у жителей подобных мест есть деньги только на разводящуюся кипятком еду и квартиру с кучей клопов, тараканов и прочей выращенной на дыме от химических заводов дрянью по соседству.

Ругань не смолкала ни на секунду с момента, как я дошёл до конца коридора. До сих пор слышу угрозы развода и выхода из окна. Если дойдёт до драки, и муж изобьёт жену до крови, соседи могут вызвать копов. Тоже старая добрая классика. Сейчас нет желания лезть в чужую ссору… Некоторые семьи без подобной возни не могут и дня прожить. Наслаждаются токсичностью отношений, а несчастной полиции приходится ездить ради них туда и обратно, а потом заполнять до ужаса много бумаг. Бессмысленная трата времени.

Случайно узнав, что я интересуюсь этой частью уровня города, мой напарник Харди со смехом сказал:

– Эджен? На Саутсайде? Самое дно О́ртэма! Что ты там забыл, новичок?

Но слыша «самое дно», я не подозревал, что оно окажется таким глубоким. Там, где я хотел припарковаться, под козырьком киоска, лежало трое парней. Кажется, без сознания, потому что смутно заметно ещё дышали. В руках сжимали парогенераторы. Эта штука появилась всего месяц назад. Мы ещё не до конца разобрались с тем, как она влияет на людей. Мало данных, да и чего-то из ряда вон ещё не случалось, чтобы целенаправленно обращать на это внимание. Рядовой наркотик. Как выяснилось, в Ортэме – самом нижнем и гадком уровне Вавилона – эта деятельность легализована. Долгое время мэр закрывал глаза, но после нескольких особенно кровавых убийств, связанных с подпольной продажей, решил и вовсе снять запрет.

Не захотелось парковаться рядом с этими парнями, так что пришлось объехать дом и оставить машину за ним.

Прикрываю лицо ладонями, пытаясь собраться с мыслями. Подготовлен небольшой сценарий, ответы на возможные вопросы, но руки по-прежнему отказываются дотронуться до омерзительной двери. Всё просто. Я – коп, а человек, к которому пришёл – преступник. Каждый сотрудник уверен, что жильца этой квартиры давно пора посадить за решётку. Прямо сейчас у нас появился шанс! Именно поэтому я здесь. Стою и борюсь с совестью.

Надо успокоиться и позвонить в хренов звонок. На какой бы ладан он ни дышал.

Стучу. Ногой. Не слишком сильно. Но в ответ ничего. Ни звука шагов, ни шкрябанья цепочкой, ни щёлканья замком. Неужели я припёрся сюда против всех правил, так ещё без хозяев в доме? Браво!..

Долблю по двери ещё несколько раз, и на ботинок осыпается крошка облупившейся краски.

– Дьявол! – от понимания собственной глупости выходит неосознанное шипение, и в ярости пинаю и так покалеченную дверь теперь со всей силы.

В этот раз пользы больше. По ту сторону раздаётся едва различимый грохот, а за ним громкая ругань.

– …твою мать! – слышу совсем близко. – …блять! – замок щёлкает в следующую секунду. – Я же сказала, что на выходных заплачу!..

Замолкает. Понимает, что гость явно не тот, кого ожидала увидеть. Кого, интересно? Что и кому она должна?

Бэ́рдипот явно не думала, что кто-то из полиции заявится в гости посреди рабочего дня, и теперь удивлённо хлопает серыми глазами. Наконец, осознаёт ситуацию, и придумывает лучший вариант отступления: пытается захлопнуть дверь, с которой я воевал всё это время.

Реагирую молниеносно. Годы в полицейской академии: или реакция, или ничего. Не горжусь этим, но силой вталкиваю её в квартиру, захожу следом и закрываю чёртову дверь с другой стороны.

– Это возмутительно! – Бэрдипот пятится так, будто я собираюсь убить её. В серых глазах отражается паника. Не может предугадать, что я сделаю, какой бы гениальной ни была. На этот раз оказываюсь на шаг впереди, и это во всех смыслах греет душу. – Детектив или нет, вы, мистер О́сборн, не имеете права врываться в мой дом. Это противоречит статье о неприкосновенности, и, если вы предпримете попытку…

– Заткнись, Бэрдипот! – обрываю её быструю речь. Это может продолжаться долго. Стоит ей раскрыть рот, заставить замолчать невозможно. Чем больше Бэрдипот говорит, тем сильнее сбивает с толку. Я успел забыть, зачем пришёл, а она только поздоровалась. – Ты хоть когда-нибудь молчишь?..

Замечаю огромный синяк вокруг её левого глаза, и мой взгляд застывает. Мысли вылетают из головы, слова застревают глубоко в глотке. Синяк такой большой, что занимает половину лица, сливаясь с ещё двумя на щеке. А ещё ниже, на губе, свежая порванная рана, до сих пор сочащаяся кровью. Она размазана по уголку губ выше, под носом, и на подбородке. Замечаю несколько пятен и на воротнике рубашки.

С Бэрдипот я виделся не так часто, но, к своему стыду, помню абсолютно каждую встречу так чётко, что могу сказать день и час, во что она была одета, как пахла и какая стояла погода. Могу в точности описать, что происходило. Помню всё, за исключением бесконечного потока слов, который она вываливает на всех, кто находится рядом. Любой нормальный человек отключится через минуту после того, как Бэрдипот начнёт говорить.

После первой встречи, ещё не зная её имени, я помнил Бэрдипот как «девочку в костюме». Ядовитая смесь максимально строгой официальности и неформализма. Строгий костюм, отглаженный и застёгнутый на все пуговицы, с видом будто Бэрдипот собралась на рок-фестиваль. Или всё это лишь игра моего дурного воображения. По юности я увлекался подобной музыкой. Обычно дамы, одетые в костюмы, надевают изящные туфли, чтобы подчеркнуть фигуру, быть выше и соблазнительнее. Но у Бэрдипот военные ботинки на шнуровке. Весь её внешний вид не вписывался ни в социальную атмосферу, ни в век, в котором мы живём. Брюки, всегда с идеально ровными стрелками, зауженные и заправленные в ботинки. Всегда плотная рубашка, максимально белая, без единого пятна, и, в отличие от тех, у кого цвет лифчика не секрет из-за прозрачности блузки, у неё, как я ни вглядывался, эту деталь уловить так и не смог. И утягивающий талию и подчёркивающий грудь жилет, а поверх пиджак с длинными полами, словно у хищной птицы, делающий из фигуры форму песочных часов.

Понятия не имею, называли её за глаза «Пташкой» из-за созвучной фамилии или из-за дурного внешнего вида. Это прозвище уже шептали за её спиной, даже пока мы не были знакомы, и никто так и не объяснил мне, почему и откуда оно взялось.