Магистр нахмурился, видимо я задала верный вопрос.

– Вероятно, Эмма не хотела жить, раз залезла на лошадь и пыталась сбежать от свадьбы. Иногда этого достаточно… Мишель, я ведь прав? Эмма наверняка в последние дни находилась в подавленном состоянии.

– Не сказал бы, она, наоборот, вела себя довольно активно, – ответил мальчишка. – Постоянно злилась, разбила несколько сервизов из коллекции маминого фарфора. А после заявила, что помолвка состоится только через ее труп.

– Вот видишь, Вероника, – будто это успокаивало, произнес магистр. – Ощущать чувство вины – это естественно, но ты точно ни в чем не виновата. Просто твоя жажда жить оказалась сильнее, чем у Эммы.

– Так легко… – ответила я. – Вы так спокойно говорите, вам ее совсем не жалко? А ты, – ткнула пальцем в мальчишку. – У тебя же сестра умерла, где скорбь?

В моей голове уже потихоньку выстраивалась картинка нового мира. И что-то уже укладывалось, а что-то нет.

Например, стало понятно: магистру в принципе безразлично, кем была Эмма. Ему интересна я и некая сила, которая у меня появилась.

С отцом Эммы Станиславом тоже все ясно. Точнее, почти ясно. Он плевал на дочурку с высокой колокольни, считая ту избалованной девчонкой, и желал выдать замуж. Когда все пошло не по плану, а именно появилась я, вначале решил, что это проделки Эммы, а потом легко вычеркнул ту из жизни. Нет у него больше дочери!

Козел!

И мать.

Я вспомнила женщину около постели. Нервную, суетливую, с бегающими глазами, вот кто действительно достоин сочувствия.

Пусть мы общались всего несколько минут и я даже не знаю ее имени, думаю, она точно будет горевать об исчезновении кровинки.

И мальчишка Мишель с по-прежнему нехарактерным выражением лица для ребенка на вид десяти лет, а казалось, ему целая сотня. Где надутые губы из-за обиды на безвременно почившую сестру? Где скупые слезы? Ну хоть что-нибудь из нормальных реакций на смерть близкого человека?

– Мы мало общались, – сдержанно ответил парнишка. – Нам не о чем было разговаривать. Слишком разные интересы, слишком большая разница в возрасте.

Я заломила бровь.

– Лет восемь? Разве это разница? Нет, понимаю, она вряд ли меняла тебе пеленки, но все же! Это твоя сестра!

– Пятьдесят восемь, – поправил меня парень. – Я несколько старше, чем кажусь. Это долгая история, я бы не хотел разговаривать об этом.

Мои глаза округлились.

Какие пятьдесят восемь? Да он же на вид из-за стола вчера выполз.

– Вероника, – прервал мои вопросы магистр. – Обо всем потом, время в нашем мире не всегда течет так, как ты привыкла. Сейчас важно другое – подготовить тебя к перемещению в академию. Мишель, можешь собрать вещи сестры? Думаю, они пригодятся Веронике в академии.

Мальчишка кивнул и покинул комнату.

– Пока у нас есть несколько часов, позволь тебя еще расспросить, мне важно понять, что ты из себя представляешь и каковы твои умения.

Следующий час я все так же провалялась в кровати, но активно отвечая на вопросы.

Так Стефаниуса несказанно обрадовало, что я неплохо знаю математику и физику своего мира и что поступила на экономический факультет. Имею неплохие познания в истории, начитанна, но выяснились и минусы.

Например, я, как и Эмма, не умела ездить на лошади.

– Это станет проблемой? – спросила я.

– Научишься, возможно, не сразу, – пообещал Стефаниус. – Куда хуже обстоят дела, когда переселенец не умеет ни писать, ни считать. Вот это проблема.

– А так бывает?

– Конечно, – кивнул он. – Переселенцем может быть даже младенец, и нет ничего страшнее маленького, нервного и очень могущественного ребенка, обгадившего пеленку. И как такого обучать? Представь себе.

Я пожала плечами.

Сейчас трудно понять, как и чему будут меня обучать, а они спрашивали про абстрактного младенца.

– Расскажите об академии. Чем я буду там заниматься? Предметы? Дисциплины?

– По-разному, – размыто ответил Стефаниус. – У всех переселенцев есть силы, чаще всего разрушительные, если не придать им огранку. Как у драгоценного камня – не засияет, пока не попадет в руки к ювелиру. В академии именно этим мы и занимаемся. Помогаем людям с талантом и силами найти их верную огранку, чтобы вы засияли ярче. Первый год обычно занимаемся чем-то простым, таким как природная магия земли. Если человек находит себя в этом занятии, то дальше продолжает совершенствоваться в данной стезе. Если нет, то со второго года расширяем горизонты, подключаем тяжелые дисциплины – осваиваем оставшиеся стихии: вода, воздух, огонь и к пятому курсу время.

– А дальше? Если и этого будет мало? – не унималась я. – Вы же магистр, значит, есть магистратура? Докторские степени?

Стефаниус усмехнулся.

– Давай переживем вначале первый год, – ответил он. – А там посмотрим. Самое главное, в академии безопасно. Мы находимся на острове, вдали от городской суеты, так сказать. Благодаря повышенному природному магическому фону, твои силы, как и силы других наших учеников, сильно приглушены. Ровно настолько, чтобы вы сумели научиться ими пользоваться, чтобы по возвращении в наш обычный мир не произошло вот этого, – он указал на трещину в стене. – Умиротворение, красивая природа, свежий воздух, что еще нужно для комфортного обучения?

Стефаниус будто рассказывал мне о санатории с минеральными водами, а не об академии магии.

Как правило, в таких рекламных проспектах всегда есть подвох: либо стоимость курорта зашкаливает, либо еще какая-то гадость. А потому я не могла не спросить.

– Это дорого?

Магистр рассмеялся.

– Ну что ты! Совершенно бесплатно, мы заинтересованы в ваших силах, переселенцы сами по себе ценный ресурс. И брать с вас деньги… это смешно. Ты ведь даже не знаешь название нашей валюты. Так о какой оплате может идти речь? Главное, прилежно учись.

– А если я не захочу учиться? Ну вот пойму, что мне достаточно, и захочу закончить обучение? Отчислиться? Что тогда?

Стефаниус откашлялся.

– Это не совсем возможно, пока совет академии не одобрит. Прошу понять нас правильно, – в голосе мелькнули нотки угрозы, – и буду откровенным, но оставить очень опасного переселенца без знаний и навыков в обществе мы не можем. Поэтому, – тон опять стал мягким, – академия – это отличная альтернатива!

Я кивнула.

Намек понятен.

Не буду пока спрашивать, чему конкретно академия является альтернативой, но явно ничему хорошему.

– Значит, вы тоже переселенец из моего мира? – спросила я, выстраивая вполне логическую цепочку. – Точнее, когда-то им были?

– Нет, я из этого мира, – покачал головой старик. – Со временем ты разберешься в нюансах, а пока попробуй подняться. Уже прошло достаточно времени, тебе должно стать лучше.

И в самом деле. Комната уже не кружилась, а ноги не ощущались ватными и чужеродными.

Пусть и с некоторой опаской, я свесила ноги с кровати, поболтала пятками в воздухе, прежде чем коснуться пальцами пола и встать.

– Кажется, все в порядке! – обрадованно воскликнула, я едва выпрямилась в полный рост.

Не удержалась и даже попрыгала на месте.

– О нет. Давай без резких движений, – с опаской выставил руку вперед Стефаниус. – Кто знает, насколько разрушительна твоя радость по сравнению с испугом. Я бы предпочел не рисковать. Сейчас, только дождемся Мишеля.

Ждать пришлось недолго, вскоре мальчишка явился с увесистым чемоданом, который казался слишком большим для этого тощего пацаненка.

– Должно хватить на первое время, – заявил он. – Остальные вещи соберет мать, едва смирится с утратой. Хотел попросить вас, магистр, чтобы вы проложили портал в академию прямо из этой комнаты. Не нужно спускаться вниз и попадаться матери на глаза. Новость об утрате Эммы слишком ударила по ее самочувствию.

Мое горло опять пересохло от безмерного чувства вины. Должно быть жутко осознавать потерю дочери, когда ее тело бодро расхаживает, но уже с другим носителем.

Я ощутила себя паразитом, как какой-то плесневый грибок, проросший на корке белого хлеба…