Прямо у порога худые руки Джейн обвили шею Эндрю. Словно провинившийся котенок, она повисла на нем, и все упреки, что застряли за ночь в груди Беллера, остались невысказанными. Судя по опухшим и потемневшим глазам, Эндрю не спал ни минуты.
– Извини, – вдруг негромко произнесла Джейн, покрепче сжимая объятия.
– За что?
– Просто.
– Джейн, что случилось?
– Все нормально. Я уехала, потому что мне захотелось побыть одной. Я выпила больше, чем планировала, и меня затошнило.
– Ты села за руль нетрезвой?
– Эндрю…
– Это опасно. Могло произойти что угодно.
– Но все ведь в порядке.
От мысли, что Фархат видел ее состояние, но никак не предупредил и спокойно сел вместе с ней, возникло неприятное чувство пустоты и досады.
– И ты оставила меня без машины. Мы ведь приехали в клуб на твоей.
Джейн заикающимся голосом вновь начала просить прощения. Конечно, убегая, она вообще не думала об Эндрю – и то, что приехали они вместе, совершенно вылетело из головы.
– Я добрался на такси. Там началась суматоха – сработала пожарная сигнализация. Но это уже не важно. Просто не поступай так вновь, ладно? Мы волновались, но решили не искать тебя до утра.
– Я больше не буду обижать тебя, Эндрю, – щеки Джейн продолжали нездорово гореть, – дай мне шанс, верь мне – я буду заботиться о тебе так же нежно, как ты печешься о моей глупой голове. Я перестану совершать необдуманные поступки, я стану для тебя хорошей женой. Обещаю.
Клятвы, данные под натиском мучающей совести, способны растрогать кого угодно. По непонятной для Эндрю причине слова Джейн звучали совсем иначе, нежели обычно. Они словно настораживали, но в то же время умоляли верить еще сильнее. Разве может лгать тот, кто буквально силой отрывает от груди обещания любить тебя, заботиться и не предавать? Эндрю знал, как тяжело давались Джейн подобные вещи, отчего даже не предполагал, что однажды она произнесет их вслух. Не сказала бы Джейн того, чего не чувствует на самом деле. Значит, что-то незримое изменилось в ней, что-то пробудилось в ее сердце, что-то перестало быть прежним. Эндрю и не догадывался, что за поспешными признаниями стоит вовсе не долгожданная привязанность – за ними скрываются страх и раскаяние.
Джейн так сильно сожалела об измене, что каждый последующий день наполнился тревогой. Переживание, что тайна ее спонтанной страсти может быть раскрыта Эндрю, заставляло вести себя покладисто и осмотрительно. Джейн терзал даже не тот факт, что она занялась сексом с едва знакомым мужчиной, напрочь забыв о женихе, – ее сводила с ума вспыхнувшая к нему влюбленность.
Для Эндрю же наступили времена счастья. Джейн перестала спорить, убегать, даже ее холодность и равнодушие значительно смягчились. Они вместе завтракали на балконе, пока не разъезжались по делам, вместе выходили в свет вечером, либо же вместе плевали на всех и оставались в квартире. Вместе они проводили и каждую ночь, когда сумерки пробирались в спальню, сохраняя от предметов едва уловимые очертания. Нежные ласки и неторопливая близость – Эндрю и не предполагал, насколько Джейн может быть чувственной с ним. Словно ангел услышал тайные молитвы и решил одарить благословением. Чем слаще становилась жизнь, чем больше корицы ощущалось в кофе, тем шире хотелось распахнуть глаза, чтобы запечатлеть эти моменты, не пропуская ни единого мгновения.
Но как бы ни старалась Джейн, ей не удавалось вычеркнуть Фархата из памяти. Она мучилась, запрещая себе думать о нем, отлавливала каждую мысль, выгоняя его, а он возвращался вновь. Воспоминания преследовали ее ночью, настигали вечером, и от подобных притеснителей невозможно было нигде спрятаться, ведь существовали они разве что в собственной голове. Не представлялось сложным разыскать Фархата, и Джейн это знала – но дала себе обещание больше не встречаться с ним, не искать его. Она думала, что так забыть будет легче, но ничего не менялось, лишь раскручивалось, как запущенный маятник.
Порочный круг вины, словно венец позора, опустился на голову Джейн, запутавшись острыми шипами в волосах. После каждой промелькнувшей мысли о Фархате ей становилось ужасно стыдно, и нераскрытое предательство душило все сильнее. Думалось, что такой и будет дальнейшая жизнь – самообман и ложь близкому человеку, спокойный, но скучный брак, тайные сожаления о страсти и безумное желание отдать все, лишь бы пережить ее вновь.
Она не сомневалась, что Фархат уже давно не помнил о ней, но все же ошибалась. Каждую ночь, танцуя, он всматривался в лица гостей, мечтая увидеть знакомые черты. Но Джейн не появлялась в «Исиде», и больно обжигала мысль, что все сказанные ею слова были пустыми. От тоски она переспала с ним, а после вернулась к жениху – с Эндрю Беллером они все-таки принадлежали к одному миру, где царили богатство и успех. Получая расчет за неделю, Фархат ненавидел этот мир, но лишь потому, что не мог стать его частью. Несомненно, клуб приносил Говардам огромные деньги, ведь в Хармленде ничто не могло сравниться с «Исидой», но платить несчастным работникам больше денег, видимо, не приходило в голову. Это ранило сильнее, чем предстоящая свадьба Джейн. Она использовала его, чтобы развлечься, но предпочла вернуться к стабильной жизни. Самолюбие Фархата всерьез задевало, что Джейн сочла его недостойным себя. Он думал о ней все несколько недель, что оставили позади то утро, когда такси увезло его прочь, и в нем боролись одновременно влюбленность и неприязнь. Неприязнь из-за ее богатства, а влюбленность… разве нужны какие-либо причины, когда просто теряешь от человека голову?
Фатима заметила, что Фархат стал более тихим и задумчивым, но накопленные обиды не позволяли ей спросить о причинах. Иногда, прислонившись затылком к прохладному кафелю кухни, наблюдал, как та готовит, и боролся с порывами во всем признаться. С каждым днем Фархату все больше казалось, что упусти он время, не найди Джейн как можно скорее, она выйдет замуж и точно будет для него потеряна. Он пытался осторожно выяснить у Бетси, когда же будет свадьба ее знакомого клерка.
– Какое твое собачье дело? – возмущенно отвечала она. – Тебе что, не доехало приглашение?
Бетси не переваривала Фархата – то ли из-за солидарности к заметным страданиям Фатимы, то ли видела его намного глубже, нежели другие, и сокрытое в нем совсем не радовало.
До свадьбы оставалась всего пара недель. Патриция еще раз составила списки гостей – с учетом, кто как повел себя в вечер помолвки. Расположение таких персон, как миссис Говард – бабочка: из-за одного неосторожного жеста взмахнет крыльями и улетит с нашей ладони.
Эндрю и Джейн испытывали жуткое волнение.
В тот день, когда они поехали выбирать свадебный костюм для Эндрю, и машина застряла в пробке, музыку из кассеты начал перебивать телефонный звонок.
Джейн дотянулась до сумки, лежавшей на заднем сиденье, и вытащила сотовый.
– Какой-то номер незнакомый, – сказала она, рассматривая цифры на экране. – Еще и на стационарный похож.
– Ответь. Может, это из университета.
– Я не пропускаю.
– Мало ли. Раз кто-то звонит, значит, ему нужно.
Джейн неохотно взяла трубку.
– Да?
– Алло? – голос показался ей знакомым. – Джейн?
– Что вы хотели?
– Джейн, это я.
– Кто?
– Фархат.
Рука, что держала мобильный, будто ослабла. Джейн зажмурилась. От одного только произнесенного имени грудь покрылась мурашками, вынуждая неровно дышать. Не понимая, что с ней происходит, она отняла телефон и много-много раз нажала на красную трубочку. Пытаясь не выдать себя Эндрю, она облокотилась на мягкий выступ двери и прикрыла рот ладонью, стараясь успокоить разогнавшееся сердце.
Однако Эндрю посматривал на нее через зеркальце и, конечно, заметил побледневшее лицо.
– Что-то случилось? – поинтересовался он.
– Нет, нет, все… в порядке.