Джейн, заметив, как сжимались алые губы матери, растерянно приоткрыла рот и отвела взгляд. Еще одна танцовщица гостевого зала извивалась совсем рядом с ней.

– Джейн, милая, ты перепутала мероприятия? – раздался голос Патриции.

– Что-то не так? – отозвалась она небрежно.

– Мне не нравится твой внешний вид. Такая девушка, как ты, могла бы позаботиться немного лучше о том, как она будет выглядеть в глазах общества в столь значимый день.

Несколько ранее Патриция уже обсуждала с дочерью вопрос одежды. Она советовала Джейн платье кремового цвета с короткой пышной юбкой, открытыми плечами и спиной, лиф которого завязывался на шее, оставляя ленту, спускающуюся до изгиба поясницы.

Теперь она видела перед собой Джейн в длинном облегающем платье из черного бархата. Разрез юбки шел глубоко от бедра, а бретели имитировали золотые цепочки.

– Что с ним не так, мама?

– Я сказала, что ты должна надеть.

– В том платье я выглядела бы, как старлетка.

– Сейчас ты выглядишь, как старая дева, мечтающая вернуть молодость.

Джейн прыснула.

– Можно было хотя бы уложить волосы, – продолжила Патриция, – они кажутся не расчесанными.

– Это мои естественные кудри.

– Нужно было посетить салон и сделать укладку. Такие прически уже не носят. Ты опоздала на несколько лет. Впрочем, кудри позволительно оставить как раз с тем платьем, что мы с тобой выбрали. Так бы ты выглядела молодо и невинно. К этому наряду подходят другие прически, но сам он тебе не идет. Слишком старит.

– Выбрала ты, а не мы.

– Ты была бы умнее, если бы прислушивалась к моим советам. Черные платья не надевают в день своей помолвки, Джейн. Это вульгарно.

– Определись, – расхохоталась Джейн, – я вульгарна или все-таки старая дева?

– Старые девы всегда вульгарны.

Джейн оставила мать в толпе и двинулась куда-то наугад. Мимо нее несколько раз проскользнули официанты в стиле прислуг фараона, предлагая бокалы с напитками. Она проигнорировала их, рассматривая, как вдали сцены ходят танцовщицы – одни в шароварах с закрытыми плотными вуалями лицами, другие в длинных разноцветных юбках. Ей не терпелось дождаться арабских танцев под ритм барабанов и литавр, с летающими в воздухе платками роскошных женщин, умело владеющими телом. Гости прибывали и прибывали; отовсюду слышались обрывки разговоров, очевидно, важные для беседующих, но совершенно лишенных смысла для чужих ушей.

– А вот в Ираке…

– В Ираке?..

– В Ираке, в Ираке!..

Джейн поймала бокал с подноса следующего официанта и залпом выпила легкий алкогольный напиток.

– Вот ты где, – они столкнулись с Эндрю, – скоро все начнется. Я уже поговорил с Бетси; сегодня номера будут особенными – их готовили специально для нашего с тобой вечера.

Джейн растерянно смотрела по сторонам.

– Нашего? Мне кажется, этот вечер чей угодно, но только не наш.

Эндрю про себя согласился, что в ее словах есть доля правды. Их праздник – все же прикрытие для светской вечеринки, жаждущей и не терпящей взметнуть в воздух заработанные за неделю пачки долларов.

– Ты хотела бы, чтобы все прошло между нами наедине?

– Ты бы надел мне кольцо на палец, пока я надевала тебе презерватив?

Она рассмеялась, заметив, как Эндрю повел бровями.

– Я шучу. Хотя не отказалась бы. Все же веселее, чем крутиться среди этих песочных человечков.

– Почему песочных?..

– Старые, и от них хочется спать…

Администраторы зала начали рассаживать гостей. Патриция, делая вид, что поддерживает беседу о флористическом бизнесе в Хармледне, с удовольствием отмечала, как те выполняют ее рекомендации.

– Эндрю неплохо постарался, – тихо сообщила она Гарольду. – Все проходит идеально. Он отличный парень.

– Да он в щепку разобьется ради Джейн, – кивнул тот, – как хорошо, что она рассмотрела в нем мужчину. Кстати, где она?

– Эндрю, разве я выгляжу, как старая дева? – неуверенно спросила Джейн.

Он не согласился и покачал головой.

– На тебе ведь нет чепчика.

– Брось!.. Я серьезно.

– Конечно же, нет.

– Может быть, я выгляжу вульгарно?

– Да что за мысли у тебя такие? Мне очень нравится, как ты выглядишь сегодня. Любой твой образ мне всегда по душе, Джейн.

«О нет, – подумала она, чувствуя, как рука Эндрю спускается ниже по ее талии, – если ему нравится, значит, со мной точно что-то не то».

Джейн опустилась на стул, который Эндрю заботливо подвинул для нее. Голоса и шорох разговоров, словно ветреный песок, становились все тише и тише, и в тишине этой ощущалось то самое волнительное предвкушение, когда знаешь – вот-вот случится нечто.

Сцена «Исиды» по широкому подмостку уходила вглубь зала и превращалась в круг в самом центре. Танцовщицы с тяжелыми коронами уже стояли между колонн, соединив ладони перед грудью в почтительном жесте. Патриция и Говард также заняли свои места, расположенные за одним столиком с будущими женихом и невестой. Они о чем-то перешептывались, посматривая то на Джейн, то на Эндрю; заметив это, тот почувствовал себя неудобно, но Джейн не обращала никакого внимания на родителей, потому что отвернулась к сцене.

И вот, в зале «Исиды» зазвучала далекая восточная мелодия, незнакомая для собравшихся бизнесменов, управляющих, городских сенаторов, редакторов модных журналов, меценатов и всех-всех прочих «золотых» людей Хармленда.

Глубокий женский голос пел на арабском языке, и льющаяся музыка казалась переполненной светлой тоской по чему-то важному, но забытому. Джейн увидела исполнительницу – звучала вовсе не запись. Женщина в бирюзово-золотом костюме с обнаженным животом полулежала на резной кушетке, покрытой прозрачной накидкой, а вокруг на полу сидели музыканты. Мягкие подушки были усыпаны лепестками, и тело певицы елейно изгибалось в неспешный ритм песни. И с последними ее словами музыка на секунду замерла, чтобы грянуть вновь, уже быстрой, громкой, мощной, собранной из множества инструментов. На сцене с криком появились танцовщицы. Их длинные юбки – красные, зеленые, желтые, голубые – всей палитрой цветов, сплетенных воедино, мелькали перед глазами Джейн. Женщина продолжала петь, танцуя руками и покачиваясь одними плечами. Эндрю с усилием разглядел среди девушек Бетси – и ему показалось, что она даже подмигнула. Патриция бесстрастно наблюдала за сценой, а Говард только похлопывал в такт ладоням танцовщиц. Сквозь песню прорывались звуки шелеста тканей и звона украшений – наряды каждой были расшиты монистами, блестками, стразами, которые позвякивали друг об друга в тряске тела, а руки их смешивались в сотню блестящих от сценической подсветки браслетов.

– Интересно, – прозвучал вопрос за соседним столом, – все эти украшения настоящие или бижутерия? Если это драгоценности, то на каждой мы сейчас наблюдаем целое состояние!

Крик вновь подыграл песне, и из рук танцовщиц посыпались розовые лепестки. Они неспешно падали на пол, и тут же их сметали босые ноги, но следом стелились новые. Певица уже поднялась на коленях среди россыпи шелковых подушек, протягивая последнюю фразу. Она повторила ее несколько раз, и музыка вмиг стихла в заключительном ударном аккорде. Свет почти погас, и благодаря редким оставшимся вдали зала лампам Джейн рассмотрела фигуры танцовщиц, покидающих сцену.

И вдруг она почувствовала, как ее берут за руку и ведут за собой, увлекая куда-то от стола. Сердце ее замерло, а дыхание на миг остановилось, когда Эндрю, все еще не отпуская ладонь, помог ей подняться по нескольким невысоким ступенькам. В тишине и полумраке она услышала стук собственных каблуков. На мгновение Эндрю сжал ее запястья, словно умоляя о чем-то, но тут же прикосновения исчезли, и резко вспыхнул свет. Мягкий и сиреневый, он освещал только их двоих, стоящих на сцене посреди «Исиды», и Джейн увидела в приглушенной дымке над столами множество глаз, с интересом наблюдающих за каждым ее движением и жестом.