– Вы плохо себя чувствовали? – волнительно сдвинув брови, спросила Александра.

– Да, – кратко ответила она, и в этих словах была доля правды.

– Я могу чем-то помочь? Если головная боль, то очень хорошо помогает липовый настой, если же желудок – госпожа Эстер пьёт ромашковый чай…

– А есть ли средство от душевной боли? – внезапно спросила она и слегка улыбнулась, отчего по коже Александры пробежали мурашки. Очевидно, эта ненастоящая улыбка маскировала страдания. Девушке сделалось не по себе.

– Хотите, чтобы я ушла или осталась? – взволнованная, спросила она, и Бирсен, ещё раз подняв свой взгляд на спальню, в которой приглушённо горел свет, попросила оставить её одну.

За завтраком собралась вся семья. Господин Нихат с энтузиазмом о чём-то рассказывал, иногда прерываясь, чтобы посмеяться вволю. Госпожа Эстер этично слушала, изредка она усмехалась, а ещё реже поддерживала разговор. Мелиссу же истории отца совсем не интересовали, если речь, конечно, не шла о развлечениях и шопинге. В тот вечер в основном говорили мужчины. Госпожа Бирсен была задумчива, на землю её вернул мужской голос:

– Бирсен, тебе уже лучше? – поинтересовался господин Нихат за завтраком, и женщина поймала на себе взгляды двух мужчин.

– Да, спасибо, – кратко ответила она.

– Напомни, когда вы собирались уезжать? – спросила Эстер, проведя пальцем по оправе чашки.

Александра разливала чай, и её так и подмывало ошпарить «госпожу» кипятком. «Как сёстры могут быть такими чужими друг другу?» – не понимала она. Даже их со Стефанией называли кровными сестрёнками, и они действительно ощущали эту связь, хотя и вовсе не были родными.

– Послезавтра, Эстер. Потерпи ещё немного.

– Терпеть – это твоя участь, – язвительно отозвалась Эстер и принялась за завтрак.

Мелисса вспомнила о приближающемся событии:

– Мама, вечеринка в честь моего дня рождения ведь в силе? Всё ли готово? – и тут же прервалась. – Тётя, в субботу у меня день рождения, ты же не забыла? Может, останешься?

Зыркнув своим взглядом, Явуз ясно дал понять, что не останется здесь из-за какой-то девчонки, и Бирсен безропотно повиновалась.

– Я знаю, милая, я позаботилась о подарке для тебя, папа отдаст, – ответила она так же тихо.

– Сестра, побыла бы ещё немного… – досадливо сказал господин Нихат, и в этот момент Александра чуть не выронила чайник из рук. Госпожа Эстер окинула её негодующим взглядом. Мелиссу, желавшую съязвить, отвлёк вопросом отец, а госпожа Бирсен взволнованно смотрела на Александру. Утерев салфеткой капли, она поспешила в «уголок Сельмы». Девушку словно пригвоздило к стене. Она прислонила к губам ладонь, не веря тому, что сейчас услышала. Не зря она считала её близким человеком. Эта женщина действительно приходилась ей тётей. В смятении и радости она бралась за прежнюю работу, которая казалась ей удручённой, и прежде чем две семьи закончили с завтраком, девушка успела переделать все свои дела и даже дела Сельмы.

Сельма, грузно переваливаясь, вошла в кухню и, поставив тяжеловесные пакеты на паркет, присела в попытках отдышаться. Эрим, поприветствовав Александру, оставил остальные пакеты и удалился на мгновение раньше, чем туда могла войти госпожа Эстер и рассердиться.

– Сестра Сельма, почему, когда мы говорили перед сном в день приезда госпожи Бирсен, ты не сказала мне правду? Ты сказала, что госпожа Бирсен – сестра госпожи Эстер?

– Оговорилась в полудрёме, ну! – всплеснула она руками. – Да разве есть что-то у них общее? Разве что худоба! – и рассмеявшись, стала раскладывать продукты.

Вечером Александра сидела внизу и смотрела телевизор, когда в дом прислуги постучались. Она обрадованно ринулась открывать.

– На самом деле, я ненадолго, – сказала Бирсен так же тепло, как и в первый день своего присутствия здесь. – Хотела попрощаться.

Александра помрачнела, опустила взгляд – и тут же её глаза засветились, словно её голову посетила гениальная идея.

– Возьмите меня с собой! Вы и сами видели, как я справляюсь. Я не буду лишней и многого мне не надо! Всё равно, ещё немного, и выставят меня отсюда.

Сельме не нравилось, что её юная напарница говорила об увольнении. Она прикипела к маленькой разбойнице всей душой, да и уже представить не могла себя одну на кухне. Поднявшись, она сказала, что поставит чайник. Бирсен с грустью потупила взгляд. Она совсем не умела отказывать людям, но и принимать решения было не в её компетенции. Её муж был строг и особо щепетилен в вопросе гостей, любил порядок во всём и никогда не позволял ей брать на себя какую-либо ответственность и решать за него.

– Прости меня, – вдруг сказала она и, подняв взгляд, виновато посмотрела на Александру.

От неожиданности в горле девушки пересохло, и она даже не смогла вымолвить, что та и вовсе не должна извиняться. Данное слово в этом особняке было словно табу. «Никто никогда не пользовался им, ну, прямо как и мозгами!» – успела подумать она. И Александра со временем привыкла к этому. А теперь этот прекрасный человек извиняется перед ней просто потому, что у неё есть сердце.

– К большому моему сожалению, это просто невозможно, – сказала она. Было видно, как тяжело ей приходится. – Но в одном я уверена абсолютно точно: ты не должна оставаться там, где тебе плохо.

– А вы? Вы в месте, где вам хорошо? Ощущаете ли вы себя счастливым человеком?

За окном не на шутку разыгралась гроза. Вольный штормовой ветер беспощадно тряс мохнатые пальмы, словно приказывая им кланяться. Бирсен вспомнила, как в день своей свадьбы мглистые тучи затмили солнце, но не затмили её красоты. Сквозь слёзы она смотрела из своей комнаты на собравшихся гостей и мечтала, чтобы всё скорее закончилось. Противоборство природы с человеческой сущностью. Её жених радостно размахивал руками и развлекал собравшийся народ танцами, а мать, уставшая улыбаться гостям, неистово ждала появление дочери. Этот вечер не предвещал ничего хорошего, и благих событий у новоиспечённой семьи можно было не ждать. В первую же брачную ночь её муж вышел за сигаретами и не вернулся до обеда следующего дня. Через неделю говорили о том, что его видели в компании девушек лёгкого поведения, а уже через месяц на коже руки Бирсен алело пятно, как следствие ночного дебоша. Она не выдержала и спросила мужа прямо, где он пропадает, и тот, решив, что женщина не должна мужчину допрашивать, крепко схватил жену за руку, выплеснув всю свою злость, и с силой оттолкнул её к плите, на которой стоял горячий суп. С тех пор прошло двадцать два года, и женщина могла по пальцам перечесть, сколько в её жизни было поистине радостных дней. Иногда она задавалась вопросом, как до сих пор ещё остаётся в живых. И у неё есть на это ответ: в её душе всегда жила любовь. Её мать сочла Явуза подходящим лишь потому, что его семья были зажиточными людьми, но, когда его отец потерял бизнес и вместе с тем деньги, пути назад уже не было.

Александра коснулась её руки, и та обеспокоенно вздрогнула.

– Прости, я задумалась. – Бирсен взглянула на стеклянную дверь, где безудержно хлестал ливень.

– Вы были самым прекрасным человеком в этом доме… – с тоской призналась Александра.

Женщина, не знавшая, чего ожидать от завтра, с улыбкой обернулась и ласково приподняла её подбородок.

– Тебе нужно лишь сказать: «Я хочу, чтобы ты приехала снова, тётя».

– Конечно я хочу, чтобы ты приехала снова, тётя! – не раздумывая ни минуты, воскликнула Александра, и Бирсен, погладив её по щеке, поднялась. Она стояла у двери, ожидая, когда прекратится буйство природы.

– Но ты не ответила на вопрос, тётя… – следом поднявшись, сказала Александра, отчего по коже женщины пробежали мурашки.

– Ощущать себя – уже прекрасно! – в полуулыбке сказала Бирсен, но глаза её цвета Босфора были полны невыразимой печали. Она ощущала каждое ранение на своём хрупком женском теле, расползающийся жар от каждого удара, оставшиеся под кожей шрамы. Но вместе с тем всё ещё ощущала себя живой.