Литмир - Электронная Библиотека

И третья попытка не удалась – попав в рот, жгучая жидкость вызвала спазм глотки, от рвотного позыва глаза за́стило слезами. А может, и не от этого, а по совсем другой причине?.. Он встал, сходил в туалет и оставил сорокаградусную там. Не идёт ему – пойдёт кому-то другому, умеющему не краснеть и не плакать по пустякам. Вернулся на своё место и, едва сев, провалился в сон.

Это был не сон – тяжёлое, мутное наваждение. Они с сестрой никуда не уезжали.

Она, увидев «полуродного» брата сидящим на парковочном блокираторе, загадочно улыбается, берёт за руку, ведёт в подъезд, впускает в квартиру. Там, ни слова не говоря, раздевает его догола, раздевается сама, и снова за руку, как когда-то водила еле-еле научившегося ходить малыша Генусю, подводит к чёрной кровати.

Ложится, притягивает к себе. Её нагота слепи́т. Безупречны линии шеи, плеч, бёдер… вздымаются на вдохе словно вылепленные античным скульптором алебастровые полушария с крупными вишнями сосков. Так вот откуда твоё новое имя!.. «Я – черри!» – будто шепчет одна налита́я пороком ягода, ей страстно вто́рит другая. Взгляд магнитом тянет к миниатюрной впадине пупка и ниже – к мелко завито́му тёмному треугольнику лона.

Прелюдия и начало обряда посвящения в мужчины куда-то потерялись из памяти. Зато отчётливо сохранились упругая прохлада грудей в ладонях, его дилетантские торопливые толчки, её ритмичные встречные качания. «Ещё… ещё… ещё!..» Чей это шёпот, переходящий в крик? Кто кричит – она или он?..

За миг до разрядки женщина, безошибочно чувствуя приближение финала, выгибается под ним всем телом. Сжимает его плечи тонкими пальцами, оставляя вдавленные следы ногтей, издаёт протяжный горлово́й стон. Дальше – тишина. Блаженство… Стыд.

Запах пота, разогретых гениталий и спермы.

Он очень хочет спросить: «Скажи пожалуйста, а ты так убедительно со всеми своими Иса́ми кайфуешь?.. Или это шоу – только для меня? Нечто эксклюзивно-родственное?» Хочет, но не спрашивает – просыпается.

О боже!!!.. Какой ужас!.. Скорее, бегом в сортир – избавиться от испорченных трусов… И оставленный там сосуд пригодится – огненная вода поможет пережить кошмар.

А водочка-то уже тю-тю!

Глава четвёртая

2012

Телефон сестры ответил не вдруг. Гена снова и снова набирал номер, понимая тщетность своих усилий. И когда уже отчаялся, длинные гудки сменились её голосом. Прозвучало: «Извините, я сейчас не могу ответить на ваш звонок. Перезвоните позже или оставьте сообщение после звукового сигнала». Трёхсекундная пауза, писк. Можно говорить.

– Васька, это я. Сообщи, знаешь ли чего про маму. Она, случайно, не у тебя?

На её автоответчике наверняка сотни сообщений, предложений и запросов – постоянные клиенты, транзито́рные пользователи, разовые посетители… Пока она прослушает, пока ответит – жизнь пройдёт. Дошло: сама мысль позвонить сестре возникла от усталости и голода, не иначе. Почему он решил, будто она должна что-то знать? Василиса – вещь в себе, до матери ей давным-давно нет никакого дела. С чего бы вдруг в женщине, выбравшей себе жизнь среди дорогих покупных вещей и дешёвых продажных чувств, пробудилась забота о маме? Есть другой путь, проще и надёжнее.

Общегородская справка больниц – учреждение востребованное в любое время суток, и дозвониться туда непросто. В конце концов удалось выяснить: пациентка Муханова госпитализирована неделю назад в областной противотуберкулёзный диспансер. О состоянии справляйтесь по телефону…

Справочные стационаров ночью не работают, а приёмные отделения о состоянии больных ничего не знают и справок не дают. Делать нечего, ждём утра. И лучше не звонить – ехать прямо туда. А сейчас – спать, и поскорее.

Ага, спать… В пустом пузе бормочет, кишка за кишкой гоняется. Голодным особо не уснёшь. Надо перекусить, чем бог пошлёт, и на боковую. На ночь есть, конечно, вредно, и ужин следует отдавать врагу, особенно если завтрак и обед состоялись в положенное время. А если нет?

К тому же пиво, при всей его калорийности, неслабо возбуждает аппетит. В общаге жрать было нечего, и дома, как с прискорбием констатировал поздний возвращенец, тоже. Холодильник, универсальный спаситель и кормилец, ожиданий и надежд не оправдал. Белый ящик стоял приоткрытым и безнадёжно пустым. Сетевой шнур заброшен внутрь, чтобы дверца не захлопнулась, выключенный агрегат не провонял и не заплесневел. Всё понятно. Отдать врагу нечего.

Кухонные шкафчики тоже порадовали мало. Мука есть, макароны и кру́пы есть, соль и сахар в наличии. Больше ничего. Овсянку сварить, что ли? А мама? Чем она-то питалась?!

Муха ощутил запоздалые угрызения совести – какого хрена не позвонил раньше? Не в еде дело – просто узнать, как и чем она живёт. Посреди океана, в тундре и пустынях, даже на орбите люди находят способы связаться с родными, проявить – не заботу, так хоть внимание. А он, свинтус…

Вот тут его словно кто огрел дубиной по нетрезвой башке. Идиотина! Мама в больнице, с туберкулёзом, а ты о чем, козлёнок, думаешь?! Ку-ушать захотел, лягу́ш-путешественник? А кровь на раковине – откуда? И на полотенцах в бельевой корзине? Это уже не просто туберкулёз, а нечто похуже, пусть и той же этиологии. В наше время кровохарканье – ископаемая редкость, только в жутко запущенных случаях, и наблюдается чаще всего у так называемых асоциальных элементов. Проще говоря – у откинувшихся зэков, получивших особо ценную палочку в бесплатное приложение к изрядным срокам.

Там, в тюремных и лагерных лазаретах, их, безусловно, лечат… лечить – одно, а вылечить – совсем другое. Для этого нужны дорогие препараты, хорошее питание, тёплый сухой климат и много чего ещё. Важно и отсутствие провоцирующих факторов – например, злоупотребления спиртным, наркотой в любой форме, а также курения. Курения, не в последнюю очередь курения. А мама курит давно, ежедневно, упорно и без всякой меры.

Кровохарканье – верный признак фиброзно-кавернозного процесса. Ёлки-палки, как же ты, родная, докатилась до жизни такой? Следы крови – налицо, пациентка Муханова в тубдиспансере, о её состоянии никто ничего не знает. Вот такие, брат, дела. А нам позвонить, а лучше навестить единственного на всём белом свете родного человека недосуг. Год не видел – ерунда, махнём сперва в горы, а там видно будет. У нас, видите ли, друзья, подружки, любовь, шуточки с паучками…

Бог с ним, с ужином. Как шутят гастроэнтерологи, пропагандируя умеренность в еде: «Даже самый плохой голод лучше самого хорошего поноса». Надо спать, утро вечера мудренее.

«Интересно, а с какой стати мама выключила холодильник? Пустоту домашнего хранителя деликатесов объяснить можно – предположим, решила посидеть на диете, благо лето на дворе… вегетарианство нынче в моде. Огурчики-помидорчики, молодая картошечка с укропчиком, прочая морковка… блин, до чего же жрать хочется!.. Так он ведь не просто выключен – отмыт дочиста, стоит как новенький… Странно…»

Перед мысленным взором засыпающего поползли картинки прошлого – давнего и не очень. Валентина Муханова кашляла давно.

– А ну, поворотись-ка, сын! – мать обняла Генку, приехавшего на краткосрочную летнюю побывку, отпустила, упёрла руки в бока и продолжила басом, – Экий ты дубина вымахал!

– Не в строчку, однако! – возразил стоящий на пороге студент, – У Гоголя, по-моему, звучало что-то типа «Смешные вы, сынки, в ваших поповских рясах…» Казакам, мол, шаровары полагаются. Или не так? А потом он ещё драться к ним полез…

– Кто полез?

– Атаман этот, Тарас Бульба. Или я чего-то путаю? Старший, помнится, в ухо ему дал. Он, Остап, пошёл в папашу, шашкой любил помахать, а младший Андрюха – тот больше по бабам, полячку снял симпатичную… батя запрещал, он не послушался, а старый дурень родного сына за такую мелочь вообще замочил. Нравы, я тебе скажу, у хохлов при царе были те ещё!

– Ох-хо-хо! Бедный Гоголь… Будь живой – помер бы со смеху. А так – наверняка сейчас в гробу пару раз перевернулся!

18
{"b":"893823","o":1}