В кухне всё сияет нержавейкой, стильно и явно очень дорого. Генка подивился на невиданную барную стойку с узкими табуретами, высокий, под два метра, холодильник. Внутрь заглядывать постеснялся, вернулся в зал-спальню, присел на краешек обширной, застеленной чёрным атласом кровати. Здесь его внимание привлекло кое-что странное. В приоткрытой шуфлядке прикроватной тумбочки виднелись сдвоенные кожаные кольца. Наручники?.. Или вериги какие-то…

В раздумьях он чисто машинально снял трубку зашелестевшего телефона.

– Черри? – протянул мужской голос с отчётливым южным акцентом.

– Вы ошиблись номером, – ответил незваный гость, положил трубку и спустя буквально секунду получил жизненный урок.

– Кто тебя просил хватать телефон?!

– Ничего я не хватал. Ошибка, наверно. Там какой-то чучмек…

– Запомни, Генуся, раз и навсегда: ко мне без предупреждения не ходить, это – раз!

– Вась, ты что?!..

– Хрен на рождество! – вызверилась сестра, – Яйца на пасху!

Красивое лицо любимой, обожаемой сестрички исказила гримаса – во сне приснится, не проснёшься.

– У меня в доме, – она очертила рукой размашистый круг, охватывающий абсолютно всё, – Ничего не трогать! Это – два!

Вырвала из любопытных рук «вериги», швырнула обратно в тумбочку.

– И три. Говори, зачем пришёл, и вали. Мне некогда.

– А я думал…

– Индюк думал, да в суп попал!

Телефон снова еле слышно зачирикал. Хозяйка сделала страшные глаза, прижала палец к губам: «Молчи!» Взяла трубку, отошла к балкону.

– Хэлло… Да, я, – теперь её голос неузнаваемо изменился. Злости, жёсткости как не бывало. Сплошная карамель, – Когда?.. Нет, никого… Ты же знаешь, здесь только я… Да, конечно. Всегда. Жду.

Повернулась и указала брату на дверь.

– Катись. И не вздумай тут вынюхивать.

– А…

Василиса проводила до двери, достала из стенного шкафа сумочку, порылась в ней, вложила в его ладонь несколько купюр.

– Пошляйся по белокаменной, в кафешке посиди. Ни в чём себе не отказывай.

Генка поглядел на деньги в руке. Ни фига́ себе!

– Я тебе сама позвоню, пересечёмся… Ой, у тебя ж мобилы нет?.. Скоро купим. Подходи сюда, во двор, через три часа, не раньше. Давай-давай, мне еще рожу в порядок надо привести.

Первым порывом было плюнуть, бросить «зелёные» под дверь и рвануть на вокзал, чтобы первой же электричкой вернуться в Тулу. Минутой позже пришло другое.

В кафе не пошел, шляться по пыльным улицам столичной окраины глупо. Не в мавзолей же идти! Генка пересёк двор, прошелся вдоль фасада дома напротив. На дверях трёх подъездов – электронные домофоны, на одном – архаичный кодовый замок. Прижал самые вытертые кнопки, в замке щёлкнуло, и сезам открылся. Из окна лестничной площадки се́стрин подъезд виден чуть наискосок. Нормально. Его совесть была чиста – ему запретили нюхать, а не смотреть.

Долго ждать не понадобилось. Не прошло и четверти часа, как во двор въехал солидный чёрный «бумер». Водитель по-хозяйски уверенно отомкнул и опустил блокиратор, закрывающий самое лучшее парковочное место прямо у подъезда. Поставил машину. Но хозяином, оказывается, был вовсе не он – из правой задней двери неспешно выбрался объёмистый седовласый мужчина. Вразвалку прошел к двери, что-то коротко сказал в домофон, дверь открылась, толстяк вошел.

Смотреть дальше необходимости не было, но Муха смотрел. Смотрел два с половиной часа, пока толстый не уехал. Тогда он снова перешёл двор и оседлал поднятый при отъезде шофёром «бэхи» барьер.

Василиса вышла, как и обещала, через три часа и пять минут. Без следов макияжа на лице, волосы казались влажными, будто она только что из душа.

– Давно ждёшь?

– И много ключей от этого замочка? – вместо ответа показал Муха на железяку у себя между ног.

Сестра криво ухмыльнулась, хмыкнула, покачала головой.

– Узнаю братца. Оттуда подглядывал? – последовал кивок в сторону Мухиной засады, – День на день не приходится, знаешь ли. Поехали.

Она вынула из сумочки брелок, нажала кнопку и указала не спешившему вставать брату на мигающую аварийными огоньками «Ладу».

– Садись, не дури. Не маленький уже.

– А очередь шум не поднимет? Или у тебя пересменка?

Вопросы повисли в воздухе.

– Сейчас заскочим в «Связной», подберёшь себе трубу. На первый раз я бы рекомендовала…

– Не надо. Подвези к метро, я на вокзал. И бабки мне твои блядские не нужны, – Генка сунул зелёные банкноты в «бардачок», повернулся к сестре, –Так, значит, тот звонок – никакая не ошибка? И тот дед-мамед…

– Он не Мамед, я его зову Иса. Во всяком случае, так представился. И не дед он, нормальный мужчина.

– Нормальный… нормальные мужчины с жёнами живут. А почему «черри»? Вишенкой тебя окрестили?.. Аппетитненько, ничего не скажешь!

– Нет, Генуся, ничего фруктового.

Василиса вырулила из двора, проехала с километр, прижала машину к обочине, выключила зажигание.

– На вокзал отвезу, пара часов у меня есть. Но ты, видимо, хочешь кой-чего прояснить? Насколько я помню, электричек полно, торопиться тебе некуда. Хотя, ежли что, до маршрутки подброшу.

Сестра закурила, предложила Генке. Он отрицательно мотнул головой. Курить, конечно, уже пробовал, просто от неё брать не хотел. Да и сигареты какие-то странные – длинные, тонкие, как шариковые стержни, чёрные, дым шоколадный на вкус… Сладкая гадость.

– Ну-с, давай по порядку. «Черри» тебя зацепила… Твоя фамилия как?.. Не бойся, с памятью у меня порядок. Мухановы мы по Валерику нашему распрекрасному… А я вернула себе первую, Черёмухина. Вот отсюда и «вишенка». Псевдоним у меня не блядский, как и деньги… да и вообще – со смыслом понятий тебе надо бы разобраться, поясню чуть позже. Училась я хорошо и после школы хотела идти в экономику, как мамка. Это Муханов, козёл, меня сбил. Или совратил, так даже точнее.

– Так это он?!.. Ах, скотина… – во всём, стало быть, вина подлеца-отчима? Извращенец-педофил жил с ними, маскировался столько лет? Жаль, не достать его сейчас…– Ну, гад… Неужели он тебя и… это самое… Я хочу сказать… у тебя с ним – тоже?!

– Ой, не могу!.. – она расхохоталась, подавилась дымом, выбросила сигарету в окно и оставила стекло опущенным, – Пускай проветрится, раз ты не куришь. Мститель ты мой… Зорро средней полосы. С ним… да если б он на меня хоть глянул разок, не то что коснулся – задавила бы на́хер. Он же хиляк, не в отца пошёл. А как сбил, совратил… – наверное, не по злобе́, а совсем наоборот, напел дуре-малолетке: «Тебе, Василиска, не мозги сушить надо и не мозолём крохи добывать. С твоей фигуркой да личиком – прямая дорога в шоу-бизнес. Конкурсы моделей на каждом шагу, у меня всё схвачено, свои люди, то да сё…» Я и повелась, дурилка. Ну да, свёл с продюсерами, помогли на первых порах. На конкурсах ниже третьего места не брала, фотки – ты навряд ли помнишь – даже в ящике мелькали. Тогда и «черри» появилась. Один фотограф спросил, типа под какой фамилией тебя подавать, я и вспомнила прирождённую. Сначала «черёмухой» звали, потом сократилось… Позже, когда он сел, перемена пригодилась – с его фамилией да отчеством мне так ни за что не подняться… Я же теперь не Валерьевна, а Евгеньевна. А первое место – там по совсем другим критериям дают. Дай, кому надо, и тебе дадут. Вот с этого, Гену́сь, и началось.

– Так можно ж было остановиться, когда поднялась, – Генке стало до слёз жалко растлённую какими-то уродами, заблудшую Ваську, – Опускаться зачем?.. Разве обязательно сразу – на панель?!

– Ну, на панели как таковой я ни дня не провела, бог миловал. Такие как я, братец – своего рода элита…

– Цвет нации, да? Как первые женщины-трактористки? На центральной площади нашего губернского центра повесят твой портрет в стиле «ню» кисти… чьей-нибудь кисти, найдётся богомаз. Твой личный фотограф расстарается, в конце концов. И подпись: ими гордится страна!.. В школе старшеклассницам будут зачитывать твою биографию, приводить в пример для подражания… И нам с мамой не стыдиться сестры и дочки надо, а хвастаться?