Об угрозах установления глобальной системы «цифрового тоталитаризма», «цифрового фашизма», «цифрового рабства» стали говорить еще до пандемии 82. Мировая событийная развертка 2020 г. обнаружила прямое соотнесение с описываемой ранее моделью.

Симптоматические проявления модели – тотальность контроля за человечеством при помощи «умных систем»; сидящие по своей квартирам люди, с ограниченным правом передвижений; наличие специальных пропусков разных категорий для перемещения; пустые храмы, в которые вход либо запрещен, либо входить не рекомендуется, в том числе и самими священнослужителями; запрещение проведение групповых сходок, а соответственно, и блокирование возможности на осуществление акций протеста; угрозы криминализации на распространение информации в отношении коронавируса, противоречащей официальной позиции, запрет на сомнение в серьезности вызова; лица в масках как символы унификации и лояльности – в совокупности и отдельно все это фактически воспроизводит канву знаменитых антиутопий. Изданный впервые в 1949 году роман Дж. Оруэлла «1984», направленный против Советского Союза, реальности не соответствовал и являлся продуктом «холодной войны». Однако в настоящее время оруэлловский роман приобретает актуализацию и соответствующие коннотации 83.

«Если бы каждый выходил из дома, когда ему заблагорассудится, то легко станут возникать преступления» – гласила древнекитайская легистская максима. Но со времен Цинь Ши Хуана минули уже тысячелетия 84. Да и китайская система контроля, показанная в том числе при антикоронавирусных акциях, годится далеко не для всех сообществ. Вызов сохраняется – в какой мере свободой можно пожертвовать во имя безопасности, или даже точнее – представлений о безопасности.

Между тем, уже используется понятие «цифровой человек». Цифровой человек отличается от человека социального и представляет собой либеральный антропологических идеал. Во-первых, такой человек существует, прежде всего, в виртуальной реальности, тогда как реальные связи с социумом разрываются или минимизируются (по крайней мере создается иллюзия такого разрыва). Цифровая эмиграция оказывается реализацией либерального принципа автономности индивидуума. Во-вторых, такой человек самоконструируем, так как имеет цифровую природу. Он может себе сконструировать, как угодно, вне зависимости от императивов социума. Это и есть выражение либерального принципа абсолютной свободы (включая свободу от имени, от пола, даже свободу от «Я»).

И вот, то тут, то там создаются площадки криэйторов, где обсуждается инновационное будущее. В реальности это и есть закамуфлированные центры либерализма. Они формируют сеть. Результатом из деятельности является создание устойчивых негативных ассоциаций, особенно в глазах молодежи, мира архаики, в котором государство, религия, традиция и т.п.

***

Отказ от идеи свободы, отбрасывание ее ввиду того, что она использовалась либералами, было бы, таким образом, принципиальной ошибкой. Но ведь ошибкой, как было показано выше, было бы и построение общества, мира в целом с опорой на идеал свободы. Выстраиваемые таким образом общности либо хаотизируются и гибнуть, либо перерождаются в диктатуру свободных над несвободными.

Выход из этой коллизии видится в разграничении того, что есть главное и подчиненное. Во всех перечисленных случаях свобода оказывается подчинена какому-то более высокому принципу: духовному развитию; суверенитету страны; равенству людей в их достоинстве; спасению души. Свобода была во всех этих случаях подчиненной ценностью для достижения ценностных целей более высокого порядка. Там же где свобода ставилась во главу угла, заявлялась в качестве высшей ценности происходили те самые извращения, которые связываются с реализацией идеологии либерализма.

Уместно закончить главу словами апостола Павла «Где дух Господень, там свобода». Свобода начинается в соответствии с этими словами там, где есть ее духовное измерение. Поэтому она должна утверждаться ни как «свобода от», а как «свобода во имя», где она есть ни самоцель, а средство достижения высших духовных ценностей. Мы подтверждаем, таким образом, еще раз разрушительное значение для общества «свободы от» и возвышающее его – «свободы для».

В XXI в. на территории СНГ наблюдался настоящий парад «цветных революций», успешных и безуспешных для организаторов: в Азербайджане в 2003 г. (неудачная для оппозиции), в Грузии в 2003 г. («революция роз») 85 и 2007 г. (неудачная для оппозиции) 86, на Украине в 2004 – 2005 гг. («оранжевая») и 2013 – 2014 гг. , в Киргизии в 2005 г. («тюльпановая»), 2010 г. («дынная») 87 и 2020 г.

По поводу цветовой составляющей указанных событий профессор МГИМО Е.Г. Пономарева отметила: «В случае разработки цветового символа внешним субъектом его функция является дополнительной, поскольку он предназначен для решения кратковременных задач – смены политического режима и не более того … Тем не менее оранжевый цвет сыграл колоссальную роль. Притягательность украинской «революции» была обеспечена именно цветом. Дело в том, что оранжевый цвет – особый. Например, великий немецкий поэт Гете, который делом своей жизнь считал разработку теории цвета, считал оранжевый цветом теплоты и блаженства, раскаленного жара, пекла, накала» 88.

По мнению экспертов, важными составляющими успешных «цветных революций» стали поддержка оппозиции «независимыми СМИ», институтами гражданского общества, непризнание результатов выборов сетью международных наблюдателей, внешняя поддержка 89. Так, в это время только Агентство США по международному развитию, согласно его официальному отчету, представило на поддержку демократии в Грузии – 91 млн долларов, в Украине и Киргизии – 213 млн долларов и 68 млн долларов соответственно 90.

В 2020 г. вновь обострилась обстановка на территории ряда стран Содружества Независимых Государств (СНГ), зачастую в непосредственной близости от границ Российской Федерации. Перечислим наиболее важные кризисные события, происшедшие в СНГ в августе 2020 – июле 2022 г.

Во-первых, важно отметить острый общественно-политический кризис в Республике Беларусь, начавшийся после президентских выборов в августе 2020 г. и продолжавшийся до весны 2021 г. (см., например, одну из многочисленных аналитических статей о событиях в Республике Беларусь91). Какие бы объективные причины для него ни существовали и какие бы серьезные ошибки руководство Белорусии ни допустило в 2019 – 2020 гг., кризис в указанной стране все равно в ближайшее время был неизбежен. Как отмечал С.М. Небренчин в своей книге «Глобальные вызовы и угрозы XXI века» еще в 2007 г.: «Сегодня вновь оказались реанимированы планы воссоздания «Балтийско-черноморского «санитарного кордона» вокруг Российской Федерации. Белорусия остается практически единственным союзным государством России на западном направлении … В связи с этим Запад не оставляет планов дестабилизации обстановки в Белорусии и смены власти в этой стране, обострения белорусско-российских отношений» 92.

Во-вторых, осенью 2020 г. внимание всего мира было обращено на вооруженное противостояние армяно-азербайджанских воинских формирований в Нагорном Карабахе с множеством жертв среди мирного населения, которое началось 27 сентября 2020 г. и продлилось почти полтора месяца, – cм. «Хронику событий» на электронном ресурсе «Вооружённый конфликт в Нагорном Карабахе (2020)» 93. Подписание вечером 9 ноября 2020 г. заявления о перемирии, закрепляющего поражение армянских вооруженных сил в Нагорном Карабахе, в ту же ночь вызвало массовые волнения в Ереване 94, которые не стихали несколько дней. После досрочных парламентских выборов в Армении 20 июня 2021 г., завершившихся победой партии Н. Пашиняна 95 и назначением его 2 августа премьер-министром страны, кризис был преодолен, но не известно, как долго продолжится относительная стабильность.