— В следующий раз будь внимательнее и постарайся сразу понять, чтобы не упустить что-то важное, — прошу я, высвобождаясь из его хватки. — Я своего решения не поменяла.
Нахожу в бумагах снимок УЗИ мелкой и вручаю его Словецкому.
— Вот она, можешь забрать, у меня ещё есть. Она сейчас у меня на первом месте. И так всегда будет. И, если хочешь, как я уже сказала, можешь принимать полное вовлечённое участие. Будем принимать совместные решения, будем хорошими родителями для неё. Но на этом всё.
— А если ты найдёшь себе кого-то?
— Будет здорово, если ты порадуешься за меня, — широко улыбаюсь.
— Издеваешься? Я не позволю чужому мужику быть ни рядом с ней, ни рядом с тобой, — жёстко произносит Словецкий, а затем идёт на выход, а я остаюсь стоять, как вкопанная.
Снимок Марк забирает, а на выходе произносит ещё раз:
— Я вас никому не отдам, поняла?
И уходит.
Вздохнув, иду на выход, словно ничего не случилось. Стараюсь даже не думать об этом, словно ничего и не было.
— Ты чего так долго?
— Прости, бунтарка покоя не давала.
Мы едем в торговый центр, где обходим кучу магазинов, набирая цветные красивые рубашки, распашонки, носочки, шапочки, пелёнки. Потом Вика набирает всякие приблуды в виде молокоотсоса, памперсов разных, погремушек. Мы набирали, пока влазило в тележки.
— Кроватку, коляску и прочее будем брать с Тёмой.
— Согласна.
Вкратце ей пересказываю о встрече с Марком.
— Я так хочу, чтобы вы помирились. Я же знаю, что ты его любишь, но согласна, что простить такое сложно. И по нему видно, что ему плохо без тебя. Он уже сто раз пожалел, что такое вообще случилось и он поверил. Насколько я знаю, с Николь он очень жёстко разобрался.
Молчу в ответ.
Мы грузим всё в машину и решаем посидеть в кафе. Я заказываю лимонад и легкий фруктовый салат.
— Я надеюсь, дома ты ешь больше.
— Иногда бывает, — смеюсь я. — Токсикоз когда был, меня тошнило от всего подряд. Я так выдохнула, когда в одно утро меня не затошнило от кофе.
— Мне с Тёмкой повезло.
— А с Ерёминым?
— Тоже повезло. Люблю его безбожно, — смеётся Вика. — Я сначала порой шугалась, когда он чуть резче что-то делал. Боялась поперёк сказать. Представляешь, насколько въелось мне это под кожу? Ерёмин уже потом просил возразить ему что-то. Учил ругаться с ним, — смеётся Воронова.
— Я очень рада за вас. И за Лику с Максом. Кстати, Людмила Павловна с Фёдором Николаевичем живут теперь вместе, помнишь, я рассказывала?
— Ты в общем всех свела.
— Ага. Сама только не свелась, — смеюсь я.
Уже ближе к десяти вечера я приезжаю домой. Открываю багажник, думая, как всё это занесу. Артём предлагал помощь, но я пообещала, что просто не понесу сегодня или унесу за несколько раз. Рассматривая багажник, краем глаза вижу знакомый Мерседес. Марк выходит, останавливаясь рядом со мной.
— Что случилось?
— Донести надо.
— Давай занесу, — не дожидаясь разрешения, собирает все пакеты.
— Езжай в лифте, я пешком пойду, мне в них плохо.
— Пошли вместе пешком.
— У тебя пакеты тяжёлые.
— Пошли, — опережает и идёт передо мной.
Открываю дверь, пропуская Марка.
— Поставь в комнате, я разберу потом.
Сама же прохожу в комнату, чтобы выпить воды. Как же надоела жара.
— Чай, кофе?
— Нет, спасибо.
— Ты зачем приехал то?
— Не могу без тебя. Особенно сейчас. Думал, что упустил, раз твоё сердце занято и не смог бы мешать, а тепер…
— А, понятно.
— Завтра поедем за коляской и кроваткой, столиком, что там ещё надо. Я заеду… во сколько?
— Как удобно. У меня день свободен, — сама же предлагала принимать участие.
— Тогда часов в двенадцать.
— Хорошо. Я хочу, чтобы крёстными стали Вика и Леон, — сразу же ставлю в известность.
— Хорошо, как скажешь.
Он не хочет уходить, и я это вижу.
— Тебе что-то нужно? — спрашивает Марк. — Тебе самой.
— Нет, Марк, спасибо.
— А рожать ты где хочешь?
— Я заключила договор с роддомом на Баумана.
— Скинешь реквизиты, чтобы я оплатил?
— Я всё оплатила.
Словецкий улыбается. Наверное, его веселит моя самостоятельность.
Я чувствую сильный пинок где-то под рёбрами. Тихо шиплю.
— Варварша!
Марк тихо подходит и кладёт руку. Я перемещаю её туда, где играется моими органами сейчас эта девочка.
Чувствую, как его аромат ударяет в нос. Тот же самый, что я уловила с ним в машине в первый раз.
— Я люблю тебя, Дана, — шепчет, а когда я поднимаю на него глаза, целует. Я твержу, что не должна, но не нахожу в себе сил оттолкнуть его.
Марк перемещает руки на шею, поглаживая щёки большими пальцами, заодно фиксируя, чтобы я не отвернулась. Я не касаюсь его. Не могу.
В какой-то момент дочь решает мне напомнить, что вообще-то я не соплячка слабохарактерная сильным тычком, от которого я всё же резко отрываюсь от Словецкого.
— Тебе пора, — севшим голосом говорю я. — И прекращай.
— Нет, — по-мальчишески улыбается. — Что до работы, кстати. Я на днях переоформлю школу на тебя.
— Нет, пусть останется на тебе. Я ничего не смыслю в этом, ты же знаешь. Пускай висит на тебе.
— Я тебе подскажу, если что. Мои юристы и бухгалтерия всегда к твоим услугам.
— Да нет, пусть на тебе остаётся. Какая разница?
— В том, что от меня ты деньги брать не захочешь, а школа будет приносить доход. Я надеюсь, работать ты не собираешься?
— До девятого месяца, думаю, буду. Потом, конечно, нет. До года хотя бы.
— Дана!
— Что?
— Давай так, — кладёт карту на стол.
— Нет.
— Это не тебе. Ей. Всё необходимое. Лимита нет.
— Марк, сам можешь покупать. У меня есть деньги.
— Дан, пусть будет. Завтра в двенадцать.
— Хорошо.
Я провожаю его до двери, где Словецкий снова пользуется моим замешательством, прижимая к стене.
— Марк… — едва успеваю прошептать, прежде чем он снова сладко целует.
— Что мне сделать? — утыкается лбом в мой лоб, поглаживая живот.
— Ничего, я же уже говорила. Ты всё сделал, что мог.
— Я не смогу без тебя.
— Тридцать два года мог.
— Потому что не знал тебя.
— Тебе пора.
Марк закрывает глаза, словно запоминая мгновения, а потом резко отрывается.
— Люблю тебя.
Уходит, захлопывая дверь.
— И я тебя, — слушает мой шёпот тишина.
Он подрывает моё равновесие настолько, что я полночи не могу уснуть, вспоминая все наши сладкие моменты. Засыпаю лишь к утру.
Каким-то неведомым образом я просыпаю. Успеваю лишь умыться и расчесаться, когда в дверь звонят.
— Доброе утро.
— Доброе, прости, я проспала. Сейчас соберусь, проходи.
— Ничего, — лыбится, как дурак, разглядывая меня в пижаме с поцелуйчиками. Красивые короткие шорты, майка на бретелях. — Я не спешу.
Словецкий проходит на кухню, где у меня стоит открытый ноутбук и лежат разные бумаги. Махнув рукой, я ухожу краситься.
Полностью собранная в красивом платье я выхожу через полчаса.
— Можем ехать.
— Ищешь ещё преподавателей? — кивает на ноутбук.
— Да. Хочу ещё в детском доме проводить занятия от школы уже. Сама пока не смогу, нужно что-то думать. Преподавателей мало, желающих обучаться много, особенно после нашего тура.
— Это было красиво.
— Спасибо, поехали.
Марк открывает мне все двери, помогает сесть. Всё, как в старые добрые.
Я снова сижу в его машине. Ещё пару месяцев назад не думала, что такое вообще возможно. Отворачиваюсь к окну, чтобы не смотреть на Словецкого, парфюм которого вбивался в нос. Изучаю вывески, деревья, пролетающие мимо, магазинчики и дома.
— Как себя чувствуешь?
— Нормально.
Лимит разговоров исчерпан. Мы подъезжаем к огромному магазину. Марк помогает выйти, но сразу после я отстраняюсь.
— Если не понравится, поедем в другой, — предупреждает меня.
Я хожу несколько часов между рядами, рассматривая коляски, затем кроватки, ищу качественные матрасы, выбираю автокресло. Словецкий просто ходит следом, не встревая в мои раздумья.