— Спасибо за подробности, но это ничего не меняет, Марк.

— Я виноват перед тобой. Очень виноват, Дана. Я должен был сразу всё перепроверить, но ревность ослепила меня. Когда я узнал, что ты уехала, а Лика всё вернула мне, я задумался. Только тогда. Я идиот, урод, скотина, Дана, но я люблю тебя. Почему… Почему ты не сказала, что беременна раньше? Как ты вообще выступала? Это ведь мой ребёнок. Не ври, что не мой.

— Потому что тур уже был запланирован. И всё прошло хорошо… — встаю, так как чувствую, как мелкая начинает активно пинаться. Тяжело выдыхаю, закрыв глаза. — Кажется, кто-то поздороваться решил, — тихо говорю, чувствуя, как Марк кладёт руку мне на живот. Следует череда пинков изнутри, от чего я даже забываю дышать.

— Так кто у нас? — спрашивет Марк, а я с закрытыми глазами понимаю, что он улыбается.

— Девочка, — сейчас он должен расстроиться, ведь такие мужчины, как он, явно хотят наследника.

Но, когда я открываю глаза, понимаю, что ошиблась. Марк расцветает, широко улыбаясь.

Он боится моей реакции и моих слов.

— Ладно. Я знала, что разговора не избежать. Если захочешь участвовать в воспитании и жизни малышки, пожалуйста. Я препятствовать не буду.

— А если я хочу участвовать в твоей жизни?

— Нет, прости, Марк. Как прежде уже не будет. Я больше не готова мириться с ревностью, заскоками и прочим. Тем более, как показала жизнь, это ничего не приносит.

— Дана, я изменюсь, я обещаю. Я клянусь тебе всем.

— Ты уже обещал. Я была готова на всё ради твоего комфорта. Я даже из клуба согласилась уйти. А ты обвинил меня, ни в чём не разобравшись. Выкинул из своей жизни.

— Даночка, я — скотина. Я не отрицаю, но я не могу без тебя, — он делает шаг, разделяющий нас, и утыкается носом в мои волосы. — Я всё это время медленно подыхаю.

Я не отталкиваю. Вообще не знаю, как реагировать. Это очень странно, когда близкий человек становится чужим. Марк поднимает лицо за подбородок и тянется поцеловать. Я всё также стою, как амёба. Чувствую его губы на своих. Он активно, но нежно перебирает мои, углубляя поцелуй. Сдавшись, отвечаю. Всё, как в первый раз. Марк отлипает лишь тогда, когда воздух заканчивается, а я чувствую, как сильно пинается дочь. Закрываю глаза от боли, а Марк снова кладёт ладонь на живот.

— Я понимаю, что ты не сможешь простить меня сразу. Дай мне шанс. Клянусь, всё изменится.

Мелкая успокоилась, видимо, чувствуя папкину руку. Я собираю свои вещи, надеваю очки под пристальным взглядом Марка.

— Прости, Словецкий, но я не даю вторых шансов, — и прохожу мимо, следуя на выход.

Марк не идёт за мной, и я ему за это благодарна. Мне срочно нужно домой. Восстанавливать равновесие.

27

Оказавшись в квартире, я устало выдыхаю. Всё же эта жара меня знатно изматывает. Я не завожу истерик, не плачу, не смотрю в одну точку. Сейчас я осознавала, что не могу себе этого позволить. Я и так могла подорвать всё, что угодно, когда в первый месяц даже не знала о ней, да и потом рисковала в туре.

Каждый раз просила у неё за это прощение, поглаживая при очередном бунте.

— Девочка моя, успокойся. За папу переживаешь? Он сам виноват. Не переживай, тебя он не оставит.

В этом я почему-то была уверена. Марк просто не был готов к этому. Ему нужно ещё немного времени, чтобы прийти в себя, а затем он начнёт активные действия. И нет, я не набивала себе цену. Просто я чётко осозновала, что это не закончится. Он так и будет меня ревновать и верить каждому дуновению ветра, а я буду бояться ступить лишний шаг, чтобы не случилось повторения истории.

Решаю позвонить Леону.

— Привет, Леош. Анжела, Эми, привет, — машу девчонкам на заднем фоне.

— Дана! — кричит Эмилька. — Пливет!

— Как дела, конфетка? — переняла я манеру Леона так её называть.

— Холосо. Я соскучилась.

— Но у нас хорошие новости. Мы приедем в гости! — говорит Анжела на заднем фоне.

— Скорее всего в конце лета, Дан, — улыбается Леон.

— Я очень рада, тебя ребята. Буду вас ждать.

— У тебя как?

— Терпимо, — смеюсь я. — Сегодня Марк приезжал.

— И как? — хмурится Алаев.

— Всё хорошо, — смеюсь я. — Держу удар. Конечно, он это так не оставит, но я буду стараться. Поэтому жду вас, ваша поддержка мне не помешает, — смеюсь я.

— Будем обязательно!

Эми рассказывает новости, а я её подробно слушаю, что-то попутно отвечая. Анжела с Леоном только посмеиваются.

— Леон, я хочу, чтобы ты был крёстным у моей дочери.

— А Словецкий против не будет?

— А у него нет на это полномочий, — смеюсь я.

— Мы тоже хотим Эмилию покрестить в России. Дана, и крёстной будешь ты, — говорит Анжела.

— Да, больше я никому не доверю, — поддерживает Леон, чмокая дочь в лобик.

— Я за. Спасибо за доверие.

Вечером я понимаю, что пора закупать детские вещи, чем и планирую заняться в выходные.

Пишу Вике, приглашая пойти со мной, на что девушка охотно соглашается, сообщая, что у Артёма с сыном завтра мужской день.

Утром я совершаю все ритуалы, заряжая себя настроением. Завиваю волосы в кучеряшки, надеваю белый топ и высокую юбку длиной миди, закрывающую живот. Мой образ деловой колбасы мне более, чем нравится.

Когда я уже почти готова выходить, в дверь звонят. Марк.

— Привет, — снова его виноватый взгляд и надломленный голос.

— Привет.

— Я пройду?

— Вообще я ухожу.

— Куда?

— По делам.

— По каким?

— Марк. Что ты хотел? — не выдерживаю я.

— Поговорить.

— Дак мы вчера поговорили, разве нет?

— Нет, мы не договорили.

— Хорошо, проходи, только быстро. Меня ждут.

Словецкий заходит на кухню, и мне непривычно видеть его таким неуверенным.

— Слушаю.

— Почему ты сказала тогда в интервью, что твоё сердце занято?

— Оно занято. Малышкой.

— Дана, что мне сделать, чтобы ты меня простила?

— Я тебя простила, Марк, — не кривя душой, сообщаю мужчине. — Просто дальше мы не можем быть вместе.

— Почему? — смотрит исподлобья.

— Потому что я всегда буду ждать вот этого повторения, — отворачиваюсь я от него, держась за столешницу.

— Не будет больше подобного. Дан, я не могу без тебя. У меня жизнь вся рушится. Мне не надо без тебя ничего. Я не хочу ничего, — я слышу, как он подходит ко мне, но не трогает.

— Марк, — наконец, собираюсь с мыслями. — Я не могу больше терпеть твою ревность. Не сейчас. Не после того, что было. Я была готова на что угодно для тебя, твоего комфорта и покоя, но это игра в одни ворота. Ты каждый раз меня бил своим недоверием. Я всё понимаю, у тебя своя история, но почему я должна была терпеть её последствия, Марк? Мне не нужны были все твои подарки, деньги, статус. Мне нужен был ты сам. Ты, а не кто-то другой.

— Я слишком поздно это понял, — надрывно и тихо говорит Словецкий. Повернувшись к нему, вижу полные раскаяния глаза. Он делает последний разделяющий нас шаг, касается уха губами, от чего по мне пробегает табун мурашек.

— Пыль в глаза пустить каждый может, — горько произношу я. — Люди не меняются, Марк.

— До встречи с Николь я не был таким. Значит, я могу быть нормальным. Да, я собственник. Да, я не хочу в радиусе пяти метров от тебя видеть мужиков. Но я больше не буду ломать тебя.

— Будешь ломать себя? — усмехаюсь, заглядывая мужчине в глаза. — Отличный план. А какой надёжный!

— Дана, — берёт в руки моё лицо, начиная целовать. — Я люблю тебя. Лучше себя сломаю. Без тебя всё равно я ничего не хочу. Без вас уже.

Я стою, как тряпичная кукла, позволяя делать что угодно.

— Отношения, в которых люди ломают себя обречены на провал, — наконец выдаю я. — Проверено. Ты так и не понял…

— Да всё я понял, — перебивает меня Словецкий. — Я понял, что ты верная и никогда не предашь. Что любила ты меня так, что готова была ломать себя. Что я вообще не заслуживаю такой любви. Что ты гордая, даже доказывать ничего не стала. Что ты самая лучшая. Что я люблю тебя. Что жить не смогу без тебя. Прости, что я сразу не понял всего этого. Не понял тебя.