Он был словно из сказки. Как у принцессы. Даже не описать словами.

— Спасибо, — улыбается Анжела.

Леон проводит мне экскурсию, показывает мою комнату, пока Анжела накрывает на стол.

— Идёмте поедим.

— Я — пас, спасибо большое. Можно я в душ и спать.

— Дана, если ты сдохнешь от голода, я тебя на заднем дворе закопаю.

— Леон! — трескает его по руке Анжела.

— Всё в порядке, я привыкла к этому хаму.

— Сто такое сдохнешь? — милейшим тоном спрашивает Эмилия.

— Эмилечка, это я неправильно сказал. Я имел ввиду схуднешь.

— А это сто ещё такое?

— Это как ты. Маленькая, худенькая.

— Но ты меня все лавно любишь.

— Конечно, ma chérie.

Леон шпарил на французском, как на родном. Это я поняла по разговору с дочерью, общению в аэропорте.

— И, правда, Дана. Давай перекусим хоть немного.

— Ладно, уболтали.

Сажусь за стол, где Анжелика уже налила всем вкусный травяной чай, нарезала красивый овощной пирог и предлагала жаркое.

— Милая, как я соскучился по твоей еде. В этих ресторанах готовят какую-то дрянь.

— А сто такое длянь? — снова подаёт голос Эмилия, а Анжелика уже прожигает насквозь Леона.

— Я сказал дань, дочь. Дана, Дань, усекла?

— Усекла, — кивает головой малышка, а мы смеёмся.

— Анжела, всё неимоверно вкусно. Спасибо большое!

— Пожалуйста, Дана. Там на втором этаже ванная. Можешь занять её, Леон, если что, на первом в душ сходит.

— Да, Данайка, ты отдыхай, сегодня-завтра на прийти в себя, а потом репетируем. У нас буквально неделя.

— Хорошо, Леош. Напиши, пожалуйста, Вике, что всё хорошо.

Он кивает, и я удаляюсь, чтобы они провели время наедине с семьёй.

В ванной очень атмосферно. Маленькое окошко, через которое видно звёздное небо Франции. Я приоткрываю его, создавая контраст с горячей водой.

Сама комната обставлена, как в журнале. Всё в нежно-розовом и кремовом оттенке. Ванная выложена мрамором, у окна стоит шикарная чисто-белая ванна, кремовая тумба, зеркало в оправе под золото, а окна закрыты шторами кофейного цвета. Я была в эстетическом восторге.

Валяясь в ванне, я упорно отгоняла мысли о доме, о Марке, но постоянно возвращалась к ним. Вспоминала его сильные руки, губы, голубые глаза, когда-то казавшиеся колючими. Резко погружаюсь под воду, заставляя себя не думать. Я приехала сюда забыть, а не вот это вот всё.

Вдоволь навалявшись в кипятке, я ложусь спать. Моя комната выполнена в примерно таких же тонах. Вообще весь дом сделан в таком стиле. Думаю, тут постаралась Анжела. У Леона всё было бы чёрным.

Засыпаю, к удивлению, моментально. Сплю без сновидений, что и к лучшему, но просыпаюсь, как всегда рано, несмотря на смену часового пояса.

Анжела уже была на кухне, к моему удивлению, как и Эмилия.

— Доброе утро, — улыбается жена Леона.

— Bonjour, — смешно здоровается Эмилия.

— Доброе утро.

— Эми мы учим обоим языкам.

— А ты родилась во Франции?

— Нет, я родилась в России, но мы с родителями переехали, когда мне было шесть, но учили родному языку и традициям. И мы Эми рассказываем о России. Надеюсь, когда-нибудь приеду в гости.

— Здорово. А почему…

— Почему он скрывал? Его родители против.

— Ну, конечно. Как я не догадалась. Его мама — очень властная женщина.

— Да, — задумавшись о чём-то соглашается Анжела. — Леон, вроде, говорил, что у тебя там учёба, работа.

— Да, я всё бросила и сбежала.

— Были причины?

— Очень веские.

— Понятно. Я рада познакомиться хоть с кем-то из его мира, Дана.

— Я тоже рада. Узнала о вас только в самолёте. Даже мне не доверил. Он другой с вами, — улыбаюсь. — Так то он засранец знатный.

— Есть такое, — улыбается Анжела, протягивая мне чашку кофе.

— Спасибо.

Не успеваю сказать ничего, как спускается Леон. Целует девчонок, усаживаясь за стол.

— Эми, это кто? — спрашивает у дочери, которая что-то рисует.

— Это ты, папа.

— Леон, копия, кстати.

— У меня не получается налисовать домик.

— Давай помогу, — предлагаю девчушке.

— Давай.

Сажусь рядом с ней на стул, начиная вырисовывать красивый дом с окнами и дверями.

— Есё лисуй делево.

Рисую целый лес.

— И большую собаку.

Когда заканчиваю рисунок, Эмилия вручает его Леону.

— Папа, это тебе, — мы дружно начинаем хохотать.

— Спасибо, дочь. Ты такая умница.

— Je t'aime, papa (Люблю тебя, папа), — и удаляется.

— Мне надо купить здешнюю симку.

— Купим. Подключись пока к сети, позвони всем, кому надо. Только умоляю, сопли не жуй.

— Леон! — стучит его Анжела по плечу, а я просто игнорирую.

Звоню только Людмиле Павловне, чтобы женщина не волновалась.

Вечером мы едем по пригороду, где жили ребята. Воздух здесь космический. Красивые улочки, деревья. За непринуждённой беседой время летит неимоверно быстро.

На следующий день слышу, как ребята размышляют, как было бы здорово сходить куда-нибудь, но Эми явно не даст спокойно провести время.

— Так давайте я посижу. Я же сидела с маленьким Тёмкой. Это сын подруги — мой крестник, — поясняю я.

— Уверена, что справишься?

— Ты дурак? Я на педагога отучилась. И в детском доме занятия вела.

— Точно.

— Было бы здорово. Нам особо некого просить.

— Конечно, посижу. Отдыхайте на здоровье.

Анжела даёт краткие наставления по режиму и запретам, и они уходят.

Эми оказывается чудесным ребёнком. Видимо, в маму. Будь она в Леона, я бы повешалась. Мы рисуем, танцуем, играем. Вечером я укладываю девочку спать, рассказывая сказку о принцах и драконах. Вырубаюсь рядом с ней, поглаживая по красивым кучеряшкам.

Просыпаюсь, когда Леон треплет меня по плечу.

— А, что, да, прости, — подскакиваю я.

— Иди к себе. Здесь же не удобно.

— Иду.

Анжела стоит на выходе. Довольная и счастливая.

— Спасибо большое, Дана, мы так здорово провели время. Надеюсь, Эми вела себя хорошо?

— Более чем. Брось, не за что. Обращайтесь, мне не сложно.

Два дня истекают, и мы начинаем подготовку. Репетитуем танцы, а я предлагаю что-то новенькое в готовые композиции Леона. Парящие ремни, обручи — в общем, всё из своей стихии. Переодически Леон недовольно бурчит, но соглашается, что будет красиво. Долго над программой мы не раздумываем, но на репетиции уходит около трёх недель, к концу которых я чувствую дикую слабость. Эмоциональные качели никуда не исчезает, а становятся только хуже. Я старательно скрываю всё это, плача в подсобках, туалетах и своей комнате. Когда я пару раз чуть не ныряю с кольца прямо на пол, понимаю, что происходит что-то неладное. Анжела с Леоном косятся, когда одним ранним утром я отказываюсь от кофе, а потом и вовсе бегу в туалет, выворачивая пустой желудок.

— Анжел, у тебя есть тест?

Алаева молча кивает, копошась в аптечке.

— Какой тест, Леон, ты о чём? Я таблетки пила.

— Угу. Ты, кажется, болела на новогодних?

— Да.

— Пила антибиотики?

— Да, причём тут это?

— Они ослабляют действия противозачаточных, Дана, — говорит Анжела, а сердце ухает в пропасть.

Анжела протягивает тест, пока я судорожно открываю свой календарь, понимая, что у меня задержка. Молча забираю из рук девушки и со страхом плетусь на второй этаж.

— Мало ли, всё же перелёт, стресс. Сбои могут быть, — успокаиваю саму себя.

Сажусь на пол в ожидании результата, пока мне звонит Люба.

— Итак, ребята. Вот и Дана!

— Дана-а-а, приве-е-ет!

— Привет, ребятки! Как я рада вас видеть. Вы Любу слушаетесь?

— Да, — нестройным хором сообщают, что Люба подтверждает убедительным кивком.

— Мы новый танец разучили для тебя.

Ребята показывают новую постановку, и я едва сдерживаю слёзы.

— Какие вы молодцы! Я горжусь вами!

Ребята наперебой рассказывают мне истории о том, как Петька шлёпнулся с дерева, а Анечка смогла сесть на шпагат, как они подрались, разглядывая проявляющуюся вторую полоску.