— Буду счастлив, мадам! — он сделал попытку щёлкнуть каблуками, опять-таки не вставая с банки. — Можете не сомневаться, на борту «Ахерона» вы в полнейшей безопасности!
— «Ахерон» — это ваш корабль? Военный, насколько я понимаю?
— Да, броненосная канонерская лодка. Вон он, стоит на бочке. — офицер указал на приземистый, длинный корабль тяжко лежащий на поверхности воды футах в трёхстах от пристани.– Я как раз возвращался из города — и имел удовольствие встретить вас.
— Очень вовремя, мсье! — Камилла одарила офицера самой очаровательной из своих улыбок.- Я уж думала, что мне конец. Если бы эти мерзавцы снова меня схватили…
— Не переживайте так, мадам, всё уже позади! — Офицер после секундного колебания обнял женщину за плечи, и та доверчиво прильнула к спасителю. — Вы надолго собираетесь задержаться в Басре!
— Второй корабль нашего отряда, «Стикс», только что закончил починку. Как только мы вернёмся на «Ахерон» — поднимем якоря и прочь из этой поганой турецкой дыры!
Серый, усаженный рядами заклёпок борт корабля приближался — и вместе с этим таяло ощущение опасности, угрозы, не оставлявшее её уже несколько недель, Камилла вдруг почувствовала, что силы оставляют её. Она крепче прижалась к мужскому плечу и бурно разрыдалась — на этот раз совершенно искренне.
* * *
Османская империя, Басра.
Снова европейский квартал
Как же вы ухитрились упустить пленницу? — спросил Остелецкий. — С вашим-то опытом и ловкостью — и дать провести себя женщине, изнеженной аристократке?
Вениамин кривил душой — уж ему-то было известно, насколько баронесса фон Греве разделяет авантюристические наклонности своего супруга. Были уже случаи убедиться.
— Изнеженная, как же… — скривился Бёртон. Он сидел на стуле с руками, связанными за спиной, по лбу и левой, изуродованной шрамом щеке, медленно ползли струйки крови. — Эта стерва прикончила охранника — воткнула ему в затылок булавку, да так ловко, что бедняга скончался на месте!
— Неужели вы были настолько неосторожны, что отставили ей предмет, который можно использовать как оружие? — деланно удивился Остелецкий. — Уж от кого-кого, а от вас никак не ожидал такой оплошности. Вроде, бывалый человек, опытный — а так оплошать!
— Да это всё вон та мерзавка! — Бёртон кивнул на тело женщины, распростёртое посреди комнаты. Из-под него растекалась по паркету алая лужа. — То ли сговорились они, то ли ваша баронесса её вокруг пальца обвела, теперь уж не спросишь…
— И за это вы её прирезали?
— А что мне по вашему, целоваться с ней? — огрызнулся англичанин. — Это всего лишь грязная арабка, было бы кого жалеть… Но в любом случае — баронесса сумела сбежать именно из-за неё, так что эта дрянь получила по заслугам.
Вениамин отвернулся — смотреть лишний раз на трупы, разбросанные по комнате, ему не хотелось. Бёртон, конечно, негодяй, но в данном случае он прав: если бы не служанка, они с Кухаревым нипочём не сумели бы выйти на его след. Но англичанин допустил роковую оплошность — мало того, что приставил к пленнице, чуть ли не первую попавшуюся местную жительницу, так ещё и позволил той ходить на базар, не приставив в качестве сопровождения одного из слуг. Результат не замедлил сказаться: служанка, болтливая, как любая жительница Востока, раззвонила по всему базару и про таинственного незнакомца с пугающим шрамом, и про его увешанных оружием слуг, и про особняк в богатой части города, где эта подозрительная компания держит белую женщину, то ли невольницу, то ли пленницу. И Кухареву, поднаторевшему в искусстве сыска, понадобилось совсем немного времени, чтобы выйти на след — и это в чужом городе, без знания языка! Остелецкий в полной мере оценил таланты своего спутника: не прошло и пяти часов с момента, как напарники сошли на берег с немецкого пакетбота — и вот, они уже прячутся за углом нужного дома, прикидывая, как половчее проникнуть внутрь.
Это оказалось совсем несложно. Кухарев поддел ножом оконную раму, они запрыгнули внутрь, и Остелецкий полетел с ног, споткнувшись о женский труп. Это спасло ему жизнь — над головой свистнул брошенный нож, окропив щёку свежей кровью. Метнувший нож человек попытался выскочить в другое окошко, но свалился на пол, получив в затылок табуретом — Кухарев не промахнулся, швырнув сей предмет меблировки шагов с семи. Оглушённого Бёртона — это был он, конечно! — связали, привели в себя, усадили на стул для обстоятельного разговора по душам.
— А этих двоих тоже вы?.. — Вениамин кивнул на трупы мужчин, одетых в грязные арабские накидки-абы. — Они что, тоже помогали баронессе?
Первый убитый лежал на спине, и кровь медленно вытекала из широкой раны в боку. Второй валялся на пороге лицом вниз — и из затылка у него торчала большая бронзовая булавка. Мертвеца в данный момент обшаривал Кухарев — выдернул из затылка орудие убийства, осмотрел, пробормотал что-то себе под нос и принялся ощупывать кушак и складки абы.
Бёртон сделал попытку пожать плечами — из-за связанных рук это выглядело довольно-таки жалко.
— Не знаю, не успел расспросить. Мустафа, тот, что с дыркой в затылке — работа баронессы. Она стащила у служанки булавку и, как видите, умело ею воспользовалась. Отличный удар, кстати, нанесён с большим знанием дела — точно в спинной мозг, наповал… Что до второго, Селима — то он был со мной в городе, так что помочь беглянке никак не мог. Я решил допросить его на всякий случай, а когда вы вломились в дом — болван с перепугу попытался выскочить в окно и удрать. Вот и пришлось и его тоже… откуда мне было знать, что он не с вами заодно?
— Может, уберёмся отсюда от греха, а Вениамин Палыч? Кухарев закончил обыскивать убитых и подошёл к стулу, на котором сидел связанный Бёртон.– Коляска ждёт за углом, спеленаем этого типа хоть в занавеску, вынесем. А дальше отыщем местечко поукромнее, там и расспросим обо всём — с чувством, с толком с расстановкой…
К особняку Бёртона они приехали в наёмной двуколке — оставили экипаж за углом, велев дожидаться. Уместить в ней ещё и пленника будет непросто, прикинул Остелецкий, да и возница наверняка заподозрит неладное. Запросто может в полицию донести, или растрезвонит назавтра на весь базар, как покойная служанка…
— А тут-то чем плохо? — он окинул взглядом комнату. — Дело обошлось без стрельбы, даже без особого шума. Хозяева, как видите все здесь, никто нас не побеспокоит…
— И то верно. — Кухарев присел перед Бёртоном на корточки. Булавку, которой убили охранника, он вертел в пальцах. — Тонкая работа, Вениамин Палыч, китайская. Видите — дракончик на конце, глаз из камешка красненького?
И продемонстрировал изящную фигурку, украшающую тупой кончик булавки — перепончатокрылого дракона с кроваво-красным самоцветом в единственном глазу.
— Это, значит, и есть тот самый аглицкий злодей? — Кухарев разглядывал теперь пленника. — А он по-русски ловко болбочет, и не скажешь, что иностранец…
— Да, он у нас настоящий полиглот. — ответил Остелецкий. — Сколько вы языков знаете — десять, двенадцать?
Бёртон не ответил — только сверлил собеседника злобным взглядом глубоко запавших глаз.
— Да, сударь, вас в излишнем гуманизме не обвинишь… — Остелецкий снова показал на трупы. — Тогда уж не обессудьте, если и мы о нём позабудем… на время, во всяком случае.
Шрам, пересекающий щёку, дёрнулся.
— Собираетесь прибегнуть к пыткам?
— Поверьте, мне это не доставляет удовольствия. Но придётся, если будете упрямиться. Видите ли, мы с моим товарищем очень торопимся, а вопросов к вам масса. Не хотелось бы терять время на уговоры, мольбы, враньё и прочую ерунду.
— Прикажете начинать? — Кухарев ухмыльнулся и продемонстрировал пленнику заляпанную кровью булавку. — Дело грязное, неблагородное, но что поделать, если иначе никак?
Англичанин скосил глаз на бронзовое острие. Остелецкий помедлил, давая пленнику возможность оценить серьёзность его положения.
— Вам отлично известно, что для всякого человека есть такой уровень боли, которого он попросту не в состоянии выдержать. Так что мой вам совет, сэр: не осложняйте жизнь ни нам, ни себе. Это вам ясно, надеюсь?
