Ледьюк повернулся к вахтенному офицеру.
— Прикажите шлюпку, мсье Орвилль. Я на берег, вернусь к девятой склянке. Когда старший офицер появится на мостике — передайте, что корабль остаётся на нём.
И сбежал, едва касаясь надраенных поручней трапа вниз, на палубу, где шлюпочный старшина уже выкликал зычно гребцов капитанской гички.
* * *
Османская империя,
Город Басра,
европейский квартал
— Фатима! — женщина потрясла колокольчиком. — Фатима, подойди, помоги!
Снова дребезжащий звон — и снова впустую.
— Фатима! Где тебя черти носят?
Не пристало природной аристократке чертыхаться — но чему не научишься на палубах кораблей, к которым так неравнодушны оба её супруга — и первый, ныне покойный, владелец бельгийской судоходной компании, и второй — блестящий русский офицер, остзейский барон, отчаянный искатель приключений. Где он был, когда похищали обожаемую супругу, да ещё и находящуюся в интересном положении. Срок беременности, правда, невелик и пока не слишком сказывается на фигуре — однако помощь требуется всё чаще. Потому похититель — жуткий тип со шрамом на смуглом, словно вырубленном топором лице — вынужденбыл нанять в Триполи служанку. Та сопровождала караван до самой Басры; здесь её заменила другая, по имени Фатима.Новая служанка была не так ловка, как прежняя, однако Камилла перемене скорее обрадовалась. Фатима, немного говорившая на английском, оказалась крайне словоохотлива — от неё-то баронесса узнала множество полезных вещей. Например — название города и даже улицы, где похитители сняли особняк. Камилла провела здесь уже неделю; человек со шрамом появлялся нечасто, проводя время в городе в сопровождении двух своих подручных. Третий обычно оставался в особняке, выполняя роль охранника.
Дверь распахнулась.
— Фатима ушла на базар, госпожа. — слуга-охранник поклонился, не переступая порога.
— Давно её нет? И где остальные?
Молчание. Камилла давно привыкла, что её вопросы остаются без ответа. Впрочем, она и так знала, что в доме никого, кроме их двоих нет.
Сейчас нет. И долго это, скорее всего, не продлится.
Взгляд на часы — стрелки показывают три часа с четвертью пополудни. Если служанка ушла… ну, скажем, минут десять назад — то её не будет не меньше часа. Остальные могут вернуться в любой момент, но тут уж придётся полагаться на простое везение.
Нельзя сказать, что Камилла раньше не думала о побеге. Думала, конечно, строила планы, выжидала подходящего, как ей казалось, момента, когда похитителей не окажется рядом. А дождавшись — каждый раз отказывалась от попытки. Бежать на самом деле было некуда — в пустыне беглец без воды, припасов и какого-ни то средства передвижения обречён. В любом же из городов и селений, где караван останавливался на ночлег (она проделала весь путь в паланкине, укреплённом на спине верблюда), белокожая женщина, не знающая языка и местных обычаев, денег, без сопровождающих её слуг не успеет сделать и десяти шагов, как попадёт в беду. И хорошо, если дело закончится тем, что её попросту продадут в гарем. Свободно могут ограбить, изнасиловать, а потом прирезать, припрятав труп в высохшем арыке, а то и просто закопав в песок.
Другое дело — Басра, крупный город, где закончилось их путешествие через пустыню. Здесь есть полиция; особняк, где похитители держат пленницу, располагается в чистой части города, на улицах можно встретить людей вполне европейской внешности и в европейском платье. А ещё — в Басре имеется порт, где стоит множество судов из разных стран. И если суметь как-то туда добраться — она спасена: можно пробраться на борт и попросить помощи. Капитан, конечно, не откажет в помощи, когда она назовёт себя и пообещает от имени супруга большое вознаграждение. А уж если в порту окажется военный корабль под флагом любой из европейских держав — тогда и вовсе не о чем будет беспокоиться.
Оставался пустяк — избавиться от бдительного стража и добраться до порта. И к этому баронесса, авантюризмом, а то и безрассудством мало уступающая своему супругу, подготовилась загодя.
* * *
Османская империя,
Город Басра,
В порту.
Камилла увидела офицера, когда тот собирался сойти с пристани в нарядную, крашеную в ярко-белый цвет шлюпку. То есть, сначала она увидела матросов — в тёмно-синих форменках с выглядывающими из-под них тельняшками в крупную ярко-голубую полоску и плоских головных уборах, украшенных на макушках красными помпонами. Один сматывал швартовый канат с чугунного берегового кнехта, готовясь к отходу; другой протягивал руку спускающемуся с пирса офицеру, изготовившемуся спрыгнуть с пирса. Ещё несколько матросов сидели на банках, держа обеими руками поставленные на вальки вёсла. Баронесса бросила поводья, соскочила с двуколки, и подобрав мешающиеся юбки, кинулась к французским морякам.
— Ради всего святого, мсье, спасите! Я — ваша соотечественница, меня похитили…
Офицер обернулся на крик, и женщина с разбегу кинулась ему на шею. Тот, слегка ошарашенный таким напором попятился, но приобнял её за талию.
— Мадам… я безусловно… что с вами произошло?
Вместо ответа Камилла разрыдалась и, закрепляя успех, уткнулась «спасителю» в плечо.
— Я — ваша соотечественница, баронесса де Ланнуа. Мы с мужем путешествовали по Востоку, в Александрии меня похитили какие-то негодяи — похитили и привезли сюда. Уверена, они собирались продать меня в какой-нибудь гарем. Молю вас, капитан, скорее, они гонятся за мной!
Из переулка, откуда выскочила двуколка с нежданной гостьей, донеслись гортанные крики на турецком и арабском языках, топот множества ног. Моряк перехватил талию Камиллы левой рукой и задвинул её себе за спину. Правой он нащупал рукоятку висящего на поясе палаша. Матросы тоже насторожились — шум приближался.
— Пьер, помоги даме спуститься в шлюпку! — распорядился офицер. — Старшина, ко мне! Оружие к бою!
Сидящий на корме шлюпочный старшина одним прыжком выскочил на пирс. В здоровенной волосатой ручище у него плясал большой револьвер.
Толпа выхлестнулась из переулка — десятка два или три разношёрстого народа, предводительствуемые растрёпанным, но чрезвычайно решительно настроенным полицейским в красной феске. Увидав французов, они остановились, образовав полукруг, и загалдели ещё сильнее. Страж порядка, однако, молчал — вид вооружённых моряков явно остудил его пыл.
— Старшина, спускаемся в шлюпку, сначала я, вы следом. Если эти скоты дёрнутся — стреляйте!
Толпа завопила ещё громче; полицейский грозно встопорщил усы, заорал гневно, однако с места не сдвинулся — то ли понимал по-французски, то ли вид старшины, поигрывающего револьвером, удерживал его от опрометчивых поступков. Офицер спустился в шлюпку, стараясь не оборачиваться к берегу спиной. Старшина прыгнул следом, уселся, не сводя ствола с толпы на берегу — и отдал команду. Толпа завопила ещё громче, кто-то швырнул в шлюпку камнем — тот не долетел, плюхнувшись в воду возле борта и обдав гребцов брызгами.
Старшина выстрелил поверх голов — гневные вопли сменились испуганными, 'преследователи отпрянули назад и кинулись врассыпную. Только полицейский торчал на том же месте — он потрясал кулаками над головой и выкрикивал неразличимые угрозы. Красная феска свалилась к его ногам, обнажив гладко выбритую голову.
Стоящий на носу гички матрос оттолкнулся багром от пристани, вёсла вспенили воду, и шлюпка, подгоняемая сильными ударами вёсел, понеслась к стоящему посреди реки военному кораблю.
— Капитан-лейтенант Пьер-Жан Ледьюк к вашим услугам, мадам! — офицер обозначил галантный поклон, не вставая с банки. — Чем я могу вам помочь?
— Баронесса Камилла де Ланнуа. Умоляю, спрячьте меня на своём судне, иначе я погибла!
Она нарочно назвалась именем покойного супруга — пароходная компания, которую она унаследовала, носила его имя и была хорошо известна в Европе, и она рассчитывала, что морской офицер тоже о ней слышал.
