– Это гараж. Здесь, как вы видите, живет Мамуся. – Шмортик ласково погладил машинку по багажнику, куда он спрятал мотоциклетные шлемы. – Как вам поездка? Надеюсь, вам было комфортно?
– Да, только немножко чересчур очень быстро… – Барбóне слегка поежился при воспоминании о поездке.
– Разве? Хм, что же вы скажете, когда я закончу Лунамету-2 и приглашу вас на первые испытания? Впрочем, в свое время я изобрел хорошие таблетки от вертиго. Но их категорически нельзя принимать в случае delirium tremens. Полагаю, это не ваш случай, мой друг?
Барбóне не знал, его ли это случай. Ему вообще казалось, что он попал в какое-то кино на иностранном языке, сразу на середину фильма. Было интересно, но непонятно. Шмортик, увидев растерянность на лице Барбóне , рассмеялся:
– В смысле, в другой раз дам таблетку, вам можно, вы же очень правильная собака, – затем он зажег свою трубку и сделал рукой широкий жест вокруг – Здесь в гараже я также занимаюсь разным физическим трудом – сварка, столярка, сборка, покраска, раззудись плечо, размахнись рука. К счастью, вокруг никто не живет, так что работать можно круглосуточно. Если ты вдруг среди ночи неудачно проверишь предохранительный клапан и потом исполнишь “Оду к радости” с особым чувством, то разъяренный сосед в ночном колпаке к тебе не прибежит. Идемте, Пуделек! Уже очень хочется есть.
Шмортик начал решительно взбираться по лесенке, ведущей на антресоль.
– Вон там, – он махнул в сторону дверей по левой стене – всякие каморки и склады, но я туда обычно не хожу. Иногда я думаю, что если как следует там порыскать, то найдется и новый кукольный театр имени папы Карло, и остатки утраченного времени. Но что-то все руки не доходят. А здесь у нас тренировочный центр…
Они стояли на антресольном этаже, откуда открывался вид на все беспорядочно заставленное нижнее пространство гаража. Тут наверху света было намного меньше и Барбóне не сразу понял, что это вокруг него происходит. Антресоль была забита какими-то коробами и установками с экранами и датчиками, соединенными разноцветными проводами и трубками. Вся эта машинерия сама собой работала, мигала, крутилась, негромко постукивала, пыхтела и жужжала. Теперь, когда глаза привыкли к полутьме, Барбóне увидел, что за стеклянными перегородками в разных помещеньицах размером с обувную коробку кипела тайная жизнь. Десятки белых лабораторных мышей делали какие-то явно осмысленные действия, участвовали в хорошо организованных работах. Кто-то из мышей тыкал лапой в небольшие пультики и следил за бегущими цифрами на экране. Другие осторожно перекатывали из одного конца стеклянного лабиринта в другой маленькие белые шары, похожие на перепелиные яйца. В одном из отсеков три мыши быстро забегали по лесенке на верхнюю площадку прозрачной горки, усаживались паровозиком и сразу же быстро спускались вниз по спиральному желобу – при этом мыши отчаянно кричали на поворотах, но толстые стекла стенок поглощали звук. В другом блоке несколько мышат сидели в шлемах пристегнутые внутри маленьких тренировочных качелей – их кресла двигались наподобие центрифуги, то раскручивались, то замедлялись – мышата выглядели неважно и смотрели вокруг себя осоловелым взглядом.
– Эй, 2-12-85-06! Старший по смене! – Шмортик говорил в трубку большого красного телефона с надписью “Диспетчерская”, висевшего на столбе по центру антресоли. – У вас гравитационная команда скоро улетит совсем. Вы там следите за физиологией?
Раздался негромкий звонок. Мыши с горки, скатились последний раз и так же, как были, паровозиком потрусили по коридорчику в сторону душевой. Мышата в шлемах после тренажера-центрифуги, как пьяные матросы, стоя на задних лапах в обнимку, раскачивались в разные стороны – к ним подкатила мышь с тележкой, они всей компанией повалились в кузовок и тут же заснули, мышь-транспортер куда-то повезла их. Шмортик повесил трубку, повернулся в сторону Барбóне и озабоченно добавил:
– Немецкие лабораторные мыши – прекрасные сотрудники. Четкие, исполнительные. Поставка день в день. Но, очень уж ориентированы на результат. Их совсем не занимает процесс. Они не умеют получать удовольствие от работы. Только награду за достижение цели в срок… Но где нет радости – там нет и будущего. Gaudeamus igitur! Вы не находите?
Барбóне эта мысль показалась слишком сложной, чтобы ее сейчас же и промыслить, потому что его гораздо больше интересовало, что здесь собственно происходит. Он больше не мог сдерживаться:
– А что они делают, эти мыши? Они ваши? Это все здесь ваше? И там внизу за дверями, где кукольный театр, тоже все ваше? Вы тут живете? А где вы спите? И зачем это все тут?
Шмортик посмотрел на Барбóне очень серьезно:
– Пуделек! Вы умеете хранить тайны? И даже если на вас нападут враги и будут вас пытать – вы не сдадитесь?
Барбóне ненадолго задумался. Он не знал.
– Я не знаю… А будут сильно пытать? И кто эти враги?
– Дельные вопросы. Сразу видно, что вы просто так не бросаете обещаний на ветер, мой друг. Ладно, идемте, я вам все расскажу.
Шмортик снова снял трубку:
– На сегодня отбой. Завтра подъем в 4:30. Ночная команда, проверьте у Мамуси зажигание, а то меня сегодня чуть не убило при старте. И нужно смазать ворота.
Шмортик повесил трубку и показал Барбóне на небольшую дверь в самом углу – там было так темно, что ее не сразу и заметишь, если не знать, что она там есть.
– Вот тут я живу, – Шмортик распахнул дверь и сделал приглашающий жест рукой. – На самом деле, здесь все мое и не мое одновременно.
За дверью начинался лабиринт помещений, разобраться в котором с первого раза было абсолютно невозможно. Шмортик дымил своей трубочкой и уверенно шел вперед – поднимался по лесенкам, открывал двери, поворачивал в узкие проходы и выходил в просторные коридоры – а Барбóне едва успевал за ним, с любопытством оглядываясь по сторонам.
– Дело в том, что фабрика эта много лет производила что-то очень скучное и ненужное, типа дегтярного мыла, и в конце концов разорилась. Старый хозяин умер, его сын уехал в Австралию. С тех пор фабрика продается, но ее никто не покупает. Я, когда только вернулся в город, искал какое-нибудь удаленное помещение для воплощения разных моих экспериментальных задумок. Чтобы, если сильно рванет, то чтобы никто не пострадал. А то знаете, потом ходить в больницу, покупать цветы, волнения, похороны, суд, компенсация, de profundis – одним словом, страшная морока. Ну вот, так я и нашел это место. Австралийский сын написал, что я могу использовать гараж в свое удовольствие – то помещение, где мы оставили Марусю – если залатаю крышу и буду вовремя платить за воду и электричество. Пара визитов в разные инстанции, несколько подписей, синяя печать – и я арендовал гаражик на год. А потом оказалось, что все остальное тоже пустует и никому не нужно. Так постепенно я перевез сюда все вещи и переехал сам, расположился со всем возможным комфортом. Хотя по бумагам я арендую только гараж. Очень удобно!
– А те очень организованные мыши на тренажерах?
– А вот это как раз и есть та самая тайна, в которую я собираюсь вас посвятить за ужином. Вы хотите есть?
Шмортик открыл очередную дверь и ввел Барбóне в просторную залу, так плотно и так разнообразно заставленную самыми неожиданными вещами, что невозможно было остановить взгляд на чем-то одном – хотелось разглядывать и трогать все подряд и все сразу, как бывает в хорошем магазине игрушек.
Прямо посередине располагалась большая лаборатория – штативы, колбы, пробирки, перегонные кубы, простые горелки и какие-то сложные аппараты… Тут же рядом что-то зеленое и широколистное росло в объемных ящиках на стеллаже под ярким искусственным освещением. Еще чуть дальше перед большим окном была выстроена прозрачная сине-зеленая стена с несколькими аквариумами – всяческие рыбки разного цвета, размера и вида неспешно плавали по кругу как на прогулке.
– Ну вот, вы в святая святых, мой друг! Здесь у меня лаборатория. Когда я еще занимался фармацией и медициной, то работал здесь днем и ночью. Но после одного неудачного опыта с пересадкой мозга у человека… я решил переключиться на астрогеологию.
