– Вы не ели пирожных уже несколько лет?!

Она опять засмеялась своим глубоким естественным смехом:

– Вы не знаете, что такое диета, и слава Богу. Кстати, и хлеб тоже я не ем, уже несколько лет. Когда нужно выбирать из двух удовольствий, я всегда выбираю большее. А именно, удовольствие нравиться себе, когда смотришь на себя в зеркало. Ради этого приходится кое от чего отказываться.

Барбóне поставил кофе на столик и снова украдкой посмотрел на нее. Удовольствие смотреть на нее – ради этого он мог бы отказаться даже и от пирожных. На какое-то время.

– Но сегодня я сдаюсь. Дайте мне, пожалуйста, вон ту маленькую корзинку со свежей земляникой. Кажется, она самая “полезная” из всего, что тут у вас есть.

Барбóне быстро сервировал две корзинки с земляникой, для нее и для себя – блюдце, салфетка, веточка свежей мяты, ложечка – и сам неуклюже присел к ней за столик, примостившись на самый краешек стула. Незнакомка оценивающе осмотрела пирожные и улыбнулась.

– Я неважный кулинар. В жизни не сделала ничего сложнее яичницы-глазуньи. Но всегда восхищаюсь истинным мастерством. Просто совершенство! Кто делает все это великолепие? Вы?

Барбóне смущенно кивнул.

– Вы?! Своими руками, один? Все это? – Незнакомка сделала широкий взмах рукой в сторону витрины.

Пуделек наполнился чем-то таким объемным и сложным – гордость, радость, надежда и что-то еще, чего никогда до сих не ощущал. Незнакомка откусила кусочек пирожного и теперь наслаждалась вкусом, закрыв глаза. Потом внимательно посмотрела на Барбóне и улыбнулась:

– Как вас зовут, маэстро?

– Ббб..Барбóне …

– Вам очень подходит это имя. Барбóне . А я – Лили Марлен.

Она протянула ему руку, Барбóне нерешительно взял ее и слегка потряс, не зная, что с ней дальше делать. Лили сразу не отняла руки, и засмеялась. Потом она, вернувшись к кофе с пирожным, спросила:

– А что еще интересное есть в вашем городе?

Барбóне не знал, что сказать. Он прожил в этом городе всю жизнь, и ему все тут, в принципе, было интересно. Но он сомневался, что Лили Марлен спрашивала его об этом. Он стал мучительно вспоминать, но все было не то:

– В центре можно хорошо погулять. Там магазины и разные музеи… Еще есть озеро и большой лес…

– Ну да. Я так и думала. – Лили Марлен отложила ложечку и вытерла губы салфеткой, – А чем вы занимаетесь в свободное от работы время, славный Барбóне ?

“Славный Барбóне ”. Его сердце ударило еще один раз и совсем остановилось. Ему стало очень тепло, он снова покраснел от макушки до кончиков пальцев. При этом в голове Пуделька не было ни одной подходящей мысли, чтобы поддержать приятную беседу. Ведь нельзя же сказать ей, что обычно он просто разговаривает с Андерсеном про жизнь, читает книжки из библиотеки, гуляет с Шапкой, когда у нее есть время, навещает маму… Это совершенно не подходящие дела для кого-то, кто пьет кофе с Лили Марлен. И вдруг его осенило!

– Я с одним моим другом собираюсь в экспедицию за Лу…

… И Барбóне понял, что только что он почти уже выдал ту страшную тайну, о которой должен был молчать даже под пытками врагов. Он с ужасом уставился на Лили Марлен. Она же, казалось, пропустила мимо ушей то, что он почти что сказал. Она рассеянно смотрела куда-то на улицу, через большое витринное окно, перед которым они сидели, и улыбалась – так красиво, так благожелательно, что Пудель сразу забыл все свои тревоги. Если бы можно было весь день просто так сидеть рядом с Лили, пить кофе и говорить. Барбóне все-таки постарался немедленно переменить тему.

– А вы, что вы делаете в нашем городе?

Лили Марлен посмотрела на Барбóне и вздохнула:

– Работа, работа…

– Вы – актриса? Вы на съемках тут у нас?

Она снова, улыбаясь, перевела взгляд на улицу:

– Ну да… Готовимся, пока что подбираем места…

Утреннее солнце совсем по-летнему заливало кондитерскую ярким теплым светом, Лили Марлен сидела перед Барбóне как актриса на сцене в лучах прожектора. Он понял, что не может определить ее возраст. Она легко могла быть его ровесницей, но, вместе с тем, ей также могло быть и сильно за сорок. Красивые женщины не имеют возраста. И у женщины нельзя спрашивать, сколько ей лет – Барбóне помнил уроки хорошего тона из детства, так его учила мама.

Она сделала последний глоток кофе и поставила пустую чашку на столик. В лучах яркого света что-то блеснуло на ее запястье, крошечный солнечный зайчик на секунду ослепил Пуделя.

– Ой… – вырвалось у Барбóне , он непроизвольно зажмурился.

Лили Марлен засмеялась своим глубоким теплым смехом.

– Простите, я ослепила вас. Это все мой браслет, мой талисман.

Она протянула руку, чтобы Пуделек смог рассмотреть поближе. На ее запястье был тонкий браслет светлого металла, в середине его мерцала, переливаясь оттенками серо-голубого и серебра, очень крупная жемчужина в изящной оправе.

– Когда я родилась, фея-крестная надела мне на руку этот браслет. Она сказала, что он будет расти вместе со мной и, пока я не сниму его, он будет меня хранить. Видите эту жемчужину? Это “Великая Малая Луна”, по легенде крестоносцы привезли ее в Европу из Иерусалима и почитали как большую, великую святыню. Не знаю так ли это. И почему малая? Наверно где-то есть и большая? Я никогда не снимала браслет, он рос вместе со мной. И хранил меня.

– Как интересно. А если его снять?

– Не стоит, – она вдруг стала серьезна и посмотрела на часы над дверью, – Боже мой, уже почти 10, мне нужно немедленно идти!

– Как? Уже? Почему?

– Нужно… – она улыбнулась, – Но я еще зайду к вам, чтобы выпить кофе.

– Когда?

– Вы не успеете соскучиться, славный Барбóне . До свидания, хорошего дня!

– До свидания…

Дзынь-дзынь – прозвенел колокольчик над дверью.

Вы не успеете соскучиться. Славный Барбóне . Пуделек убирал со столика и вполголоса пел что-то необычайно сложное и красивое, что само собой складывалось у него в сердце и перетекало через горло и рот в этот залитый солнцем мир. Может, быть уже завтра? Лили Марлен. Великая Малая Луна.

Часы пробили половину и сразу следом звякнул таймер на плите. Мама достала из духовки большое блюдо с запеченной рыбой со сливочным соусом под сыром и поставила его на стол перед Барбóне . Пуделек почувствовал знакомый с детства аромат маминой кухни. И сразу понял, что она забыла положить в соус мускатный орех и тимьян. Последнее время Мама стала очень невнимательна.

Сегодня Пуделек ужинал у родителей. Это было их семейной традицией. Один раз в неделю – обычно в рабочий день – он приходил на ужин, и один раз в неделю – на обед, чаще всего в выходной.

– Как прошел твой день, сын? – Папа оторвался от газеты “Городской вестник”, которую он читал, сидя в кресле у окна, поближе к свету.

– Ой, представляешь…

Барбóне уже собрался рассказать про грядущее повышение цен на пуговицы и предусмотрительную госпожу Вольф, про Прелестную Синьору и ее аппетиты, про Мытаря Нуну. И конечно, про Лили Марлен. Но он вовремя спохватился, что родители ведь не знают о том, что он работает в кондитерской. Поэтому он только и сказал:

– … Все очень хорошо.

А про себя подумал: одно нехорошо, что все время приходится врать и не договаривать. Барбóне был очень правильной собакой.

– Отлично, сын. Начальство тобой довольно?

– Да, очень, – Барбóне подумал, что тут он сказал чистую правду. Госпожа Вольф действительно была им довольна. Она так и сказала, когда вернулась и увидела, как много выпечки продалось у Барбóне за полдня, пока ее не было.

– А коллеги? Ты поддерживаешь с ними хорошие личные отношения?

Барбóне подумал, что, если бы у него были коллеги, то он бы, наверняка, поддерживал с ними самые хорошие личные отношения.

– Ну, да…

– Отлично, сын! – папа был доволен ответами и, на самом деле, не очень хотел знать намного больше. Он вернулся назад к газете.