Городу Немые звезды белой мглы — Непобедимые Армады — Глядят на мрачные громады Угрюмой матушки-Невы. Так ослепительно и нежно Боа прозрачным сквозь туман Спадают лунные одежды С небесных плеч на град-обман. Непредсказуемость спасает От предрассудков вековых. И ты не терпишь молодых: Желанье новшеств угнетает! Не седовласый пуританин, Не резвый юноша, о нет! Созревший плод дворцовых таин, Переродившийся поэт! Ты – всемогущий и всесильный. Ты – вечный призрак средь людей, Мистификатор-лицедей, Увековеченный уныньем. Пусть стека скульптора скользнула По глади мраморной твоей Не легким, нежным поцелуем — Ожогом, раной от плетей, И ненароком император Твой гордый норов укрощал, И смертный одр предвещал Парижа царский ординатор. Ты ж непреклонно восседаешь На троне – тысяче костей, Но редок час, ты вспоминаешь, Чьих рук творенье, чьих мастей. Седая пыль сомкнет уста, Когда пробьет твой час расплаты, Но даже Адские палаты Не усмирят в тебе «Отца». Искупаться в белилах ночи Искупаться в белилах ночи Мне позволил мой мраморный Друг. Жизнь вокруг все тесней и короче, Только Сон, тишина… белый звук! И в трехсотый разнеженный танец Я вступаю, крещенье творя, Друг мой спит, словно истины старец, Что хранит робкий свет алтаря. Острый шпиль не пронзает заката — Этот перст, указующий путь. Не звучит водяная кантата — Это духа петровского суть. Не колышут балтийские ветры Разводные стальные горбы, И не бродят по улицам смерти… Нет ни крика, ни скучной борьбы… Плавит терпкое влажное утро Все надежды, мечты и любовь… Но придет одиноко и мудро Ночь белил, и воскресну я вновь! Автопортрет Я не пепел в пекле бренном Я не пепел в пекле бренном, Я – зеленые глаза. Не плаксивая царевна, Стихотворная гроза! Я нетленна, я туманна, Я как сотни «ярких» звезд! Пятернею майской Анна, Темных вихрей перехлест! Я – утопленник в пустыне, Я – жара в февральский день… Только буду я отныне — Рифм рокочущая тень! Я загадываю звезды
Я загадываю звезды Под распятою луною, Как загадывают Солнце Зимней хладною порою. Я загадываю лица В вихре улиц, сновидений, Как загадывают птицы Дни и взлетов, и падений. Я загадываю души Через Таро и кристаллы, Как загадывает суша Дождь обильным, зиму талой. Я загадываю сердце, Что останется со мною, Приоткрывши татем дверцу В мир грядущего покоя. Я загадываю многих, Разгадать же нет желанья — Это участь одиноких: Я сама сплошная тайна! Я живу Я живу в мной придуманной звездной стране, Я живу в мной придуманных дерзких мечтах: Я – страна в не придуманной жизнью главе, Я – мечта в непридуманно мудрых сердцах… Я, мечтой очертя запредельную высь, Не желаю свершать преобыденный путь. И, вгрызаясь в миры как безумная рысь, От реальности в Чудо стремлюсь я свернуть. Но и там мне твердят вновь стальные гласа: «Ты не можешь уйти, обмануть, кто ты есть! Ты обязана – быть, как с восходом роса, И гнетущее пламя природы учесть… Что любовь? не под властью озноба души, Что печаль? не под гнетом смертей и разлук, Что свобода? без ропота сердца в тиши? То, что жизнь без судьбы и без совестных мук». Но мне хочется жить в мной придуманных снах — Жаждет разум свободы, свобода – дали. Знаю – нет на земле и в стальных небесах Ни счастливой печали, ни мудрой любви… Я узрела в мечтах безграничную власть Не над разумом жизни, над сутью своей! И сама у себя не могу я украсть Бесконечности призмы реальных вещей! Поэтам Ты не вправе, поэт… Ты не вправе, поэт, Ждать пустой похвалы… Ты, как легкий сонет, Создан эхом мечты. Сон твой чуток и сед, И ты дремлешь едва. Твой извечный сосед — Хмель… болезнь… нищета… Ты – нагруженный мул Средь уральских высот… Твоя Русь – не Стамбул, Без халвы здесь народ. Стол твой грязен и скуп — Покачнувшийся раб. А кошель слишком глуб, Чтоб найти в нем медяк. Ты – пропойца чернил Средь вторсортных бумаг. Острым штилем черти Свой народный кулак. Будь ты вечный излом, Будь добрее других… Будь ты праведный гром И спасительный стих! |
