– Я видел запись, где Алферов встречался с Томинари Оши, у которого я был вчера. Именно он заказал тебя, – внимательный взгляд в упор в глаза Екатерине, в поиске следов сомнений, – Фудо, Аллу и меня с Таней. Я обнаружил видеозаписи, где генерал приказал нас всех убить. Я прочитал это по его губам. Он сказал – «убей всех». Сказал это в доме Томинари Оши. И первой стала Алла. Его дочь. Охотятся за нами – якудза.

Именно они все убивали нас. По его приказу, но, тогда в чём логика его поступков?

Молчание Кати можно было принять за победу. Сэмэй, опиравшийся спиной о стену, опустил руку с «Глоком», монголоидное лицо ничего не выражало, словно его это не касалось. Но даже он почувствовал, что слова, растерзавшие эти мгновения, образовали вакуум, который медленно поглощал всех, затягивая на дно недоверия с такой скоростью, что им бы позавидовали метеориты.

– Ты видел запись? – слова полные удивления.

Вопросы. Их задают, когда пытаются связать концы в логическую цепочку мыслей, заткнув дыры сомнениям. И тогда понимаешь, в какую сторону тянет собеседник, и от кого. Вопросы могут раскрыть сущность бытия или наоборот, измазать правду чёрной краской скорби. Они бывают простыми, как плевок, и сложными, как математическая формула. Но ни один вопрос, не подкреплённый фактами, не укажет путь к справедливости.

– Да. И они с первого дня знали о нас всё, – шёпотом сказал он, боясь вспугнуть наступившую тишину. Кетсу Киташи осмотрел обоих. С ног до головы. Внимательным взглядом человека, который ищет спасения там, где его нет. – И это означает, что судьба нашей группы была предрешена заранее, – выдавил он из себя, как зубную пасту из тюбика. – И моя командировка в Дамаск была способом развязать им руки. Он знал, что я могу вас всех спасти. Нас просто отправили на убой. Если поймём причины этого безумия, возможно, останемся в живых. Надо возвращаться к истокам.

И тут она грубо бросила на стол фотографию, придавив её ладонью левой руки. Глянцевый квадрат с чётко обозначенными фигурами людей. Женщина и мужчины. Женщина, с завязанными глазами, сидит на стуле, а сзади неё мужчина с самурайским мечом – катаной, в руках. Если по позе в сидящей женщине и можно, хотя с большим трудом, разобрать кто это, но в стоящем за её спиной мужчине сомневаться не приходилось. Это был Кетсу Киташи, с отстранённым взглядом серийного убийцы, полным ненависти и презрения.

– А что скажешь на это?

Он с ужасом в глазах поднял голову, но вместо ответа на него смотрело бездонное жерло девятимиллиметрового пистолета, а чуть выше – гневные, с прожилками лопнувших кровяных сосудиков, зрачки Екатерины Голицыной, напоминающие глаза дьявола. И тут он вспомнил слова Таро Ямады за мгновение до своей смерти. И наконец всё понял.

– Это всё она!

Пригород Токио. Отель братьев Кависаки

Синий цвет монитора накладывал на лица землистый оттенок, словно два трупа высматривали на экране компьютера нечто, способное изменить их понятие о вечном. Крупный план мужчины, с холодными, как лёд, глазами, казался отрывком бразильского сериала, если бы не сетка, покрывшая его лицо.

– Давай крупнее. Ещё, – справа от монитора сидел мужчина, бросая обрывистые команды, словно лаял сторожевой пёс.

На экране лицо увеличивалось до тех пор, пока не остались видны одни глаза. Сетка покрыла зрачок, словно невод косяк рыбы. По радужной оболочке глаза был нанесён пунктир. Разделившая на две части полоса, отразила глаза за пять секунд до встречи, и в момент встречи с неким лицом, оставшимся за кадром. В правом нижнем углу метрономом отсчитывалось время. Слова, которые он произносил, были записаны на бумагу проградуированной временной шкалой.

– Дрожание зрачка подтверждает высокую степень волнения объекта, видите, на мониторе контур радужной оболочки порой выходит за рамки пунктира. Тремор скрыть невозможно, – женщина медленно, насколько это было реально, повернула тумблер, – о чём он сейчас сказал?

– Он поздоровался. Говорят по-английски. Произношение чёткое. Видно по губам. Я удивился, если бы он остался спокоен, – мужчина справа достал сигареты, и закурил одну из них, глубоко затягиваясь дымом.

– Вот… сейчас… его взгляд фокусируется на… Нет…

– Что нет?

– Он не узнал его. Лишь эффект ожидания.

– Что это значит?

– Он боится человека, на которого смотрит.

– Боится? – недоверчиво спрашивает мужчина. – Такое возможно?

– Возможно всё.

Мужчина, задумался, пристально уставившись на синий монитор. Почесал ухо, словно этим жестом пытался вызвать духов памяти. В уме воссоздавая эту встречу, он пытался понять поступки человека на мониторе, представляя, как тот вошёл в комнату, что думал и что чувствовал. Перед глазами он видел мужчину лет шестидесяти пяти. Невысокий. Знакомое лицо. Шесть камер слежения, скрытые в штукатурке, внимательно следили за ним, фиксируя каждый жест.

Они вернулись посреди ночи и сразу взялись за работу, которую требовалось сделать как можно скорее. В спешке не обратили внимания на стоявшую чуть далее старую «Мицубиси» чёрного цвета с потушенными фарами, сливавшуюся с окружающим ландшафтом.

Сейчас их мысли были заняты другими делами, результатом которых мог стать смертельный приговор для них, именно поэтому они не могли себе позволить сделать ошибку.

– Кажется, человек на мониторе не подозревает, что за ним наблюдают. Это не похоже на Алферова, тот всегда настороже. Странно, – произносит мужчина. Но, не получив ответа, продолжает. – Думаешь, он?

– Не знаю. Необходимо проверить ещё раз. Некоторые люди обладают замедленной реакцией на меняющуюся обстановку. Таким необходимо время, чтобы осознать факт трансформации. Это связано с их особой структурой нервной системы. Таких людей называют меланхоликами. Кстати, он не вернулся?

– Нет. Думаешь, он относится к этому типу?

– Нет, но мне надо ещё раз все проверить.

– Хорошо. Давай начнём все с начала.

Пробежав пальцами по клавиатуре, оператор вывела время к началу отсчёта. На мониторе вновь стала видна открывающаяся дверь, в которую входит Алферов. На его лице видны флюиды эмоционального возбуждения. Это непривычно видеть. Казалось, от напряжения его нервы могут порваться. Цвета спектограммы определяющие эмоциональное состояние показали покраснение кожи, его рот полуоткрыт, так, словно ему не позволили сказать то, что он хотел, лишь глаза сверкают накопившейся энергией.

– Стоп!

– Что такое, – спросил мужчина, сидящий справа у монитора.

– Его левая рука. Она лежит ладонью на кармане. Что в нем? – женщина за клавиатурой навела на объект перекрестье мышки.

– Не знаю… А вообще-то… Его встретили радушно, зная, кто он.

– Он думает о том, что лежит в кармане. Это непроизвольный жест. Или боится потерять то, что в нем находится. Мобильный?

– Других идей нет? – хмыкнул Ванин.

Оператор ПК повернула голову и посмотрела на соседа, словно силилась понять, шутит тот или говорит серьёзно.

– Непроизвольный жест, говорящий, что Алферов больше думает о том, что находится у него в кармане, а не о дочери, которую он сейчас предаст, что позволяет сделать вывод о его возможной неискренности, это как минимум. Он словно проверяет, на месте ли то, что у него в кармане. Так что это может быть?

– Не знаю.

– Деньги?

– Чушь. Может блокатор «полиграфа»? – прерывает размышления оператора ПК мужчина, стоявший за её спиной.

– С этим материалом мы не добьёмся результата, – разочарованный вздох.

– И что делать? – Волкова поворачивается на кресле лицом к Ванину, стоящему посередине комнаты с задумчивым лицом.

Что-то тонкое проносилось между извилин его мозга, но ухватить это он пока не в состоянии, словно мысль эта настолько тонка, безумна по сути и неуловима для посторонних, что Алексея Ванина от этих размышлений передёрнуло так, словно он коснулся оголённых проводов.

– А что он делает сейчас?