Порой незначительные моменты меняют жизнь: обычный разговор породил идею, перешедшую в реальность, у слов сильная магия, когда мир внешне замирает, словно затаивая дыхание в предвкушении чего-то особенного. Случилось это лет одиннадцать назад, на лесном склоне зародилось желание с пониманием, что у них с матерью есть возможность. Под закатным светом природа расстилала великолепное земное одеяние, небо, разорвав свой голубой покров, накинуло на себя нежно-сиреневый шёлк, глаза следили и очаровывались этим пьянящим зрелищем, плавный градиент доставлял нутру безоговорочное удовольствие: мягкие и приятные тона тонули во взгляде, фиалковая пастель облаков, рассекавших небесное пространство одинокой стезёй, становилась частью этой картины. Молодая девушка задумалась, сколько же красоты и изящества способен вместить себя лишь один миг? Мама обернулась к ней, и они обе почувствовали: смогли увидеть, открывающийся перед ними вид школы-интерната «Химлише». Вдали, на горизонте мира, теперь возвышается особый край – убежище, не просто архитектурное строение, а живое, тёплое сердце, принимающее потерянных душ, оно намерено согреть тех подростков, кто оказался под властью жизненных штормов и оказался без родной опоры: от них отказались или сама судьба отняла семью. Их путь нелёгок, одни из них заточили себя в собственном мире, мыслями выстраивают стену, преграждающую путь к людям, другие не способны воздержаться от гнева и обиды, позволяя бушующим огненным волнам разжигать всё вокруг. Но здесь они обнаруживают, что их невидимые раны говорят о безграничной силе и выносливости, нельзя позволить тьме поглотить себя: они обязаны пережить несчастье, засияв ярче любого сияния, поэтому у госпожи Кобирген много обязанностей, которые требуют её присутствия. И порой она чувствует оттенки тяжести, иногда они запредельно чёрные – сердце неистово бьётся, как под шумными крыльями испуганных птиц. Вот и в настоящий момент слова учителя Ханц заставили её неуклонно бежать по коридорам в комнату тридцать пять.
В какой момент просыпается любопытство? Когда слух доходит до ушей. Ненасытное чувство подтолкнуло их собраться на третьем этаже, воспитанницы шептались, каждая предпочитала подтвердить услышанное. Несмотря на просьбу учителя Ханц разойтись всем по комнатам, до него всё равно доносились девичьи голоса вопросов и осуждений: «Она пыталась покончить с собой? Безумная… Сумасшедшая… Ненормальная… Зачем? Ты её знаешь? Она новенькая. Агна, это же твоя соседка, не расскажешь нам?» А Агна с мутным взглядом, молча, пройдя мимо них, оказалась в туалетной комнате, ухватившись за умывальник, которой отразил в своей поверхности её растерянное лицо, сжимая зубы от мучительного трепета. Забытую тишину нарушил звук тонкой струи воды, девушка смочила ладони и протянула их к своему лицу, свежесть воды коснулась её кожи, прохлада ненадолго освежила разум, но внутри всё содрогалось от непокоя, каждая живая клетка переживала дрожь, подчиняясь бесстрашным пульсациям страха, не оставляя сердцу ровной минуты, ей были совершенно безразличны причины поступка соседки, ибо в мыслях неукоснительно крутилось – лишь бы выжила, а иначе она не сможет там спать.
2 дня спустя…
В медпункте Исла неподвижно лежала, её голова наклонилась набок на мягкую подушку, а тыльная сторона правой ладони покоилась под ухом, изредка её глаза раскрывались, и её живот поднимался и отпускался, свидетельствую о том, что жизнь ещё течёт в её теле. Внезапно, словно ожившая фигура, она приподнялась на кровати, когда в кабинет вошла госпожа Кобирген, присев на кровать рядом, протянула девушке коробку и произнесла:
– Я думаю, это поднимет тебе настроение, сама их делала.
Внутри оказалась любимая сладость Ислы – маршмеллоу, мягкие и воздушные квадратики, так ровно разложенные, правда, потом из-за них приходится отряхивать сахарную пудру с рук, но разве это что-то меняет? Исла не удержалась перед этим искушение и позволила себе попробовать угощение, которое обычно знала только её мама, как слабость. Прикосновение к ним напомнили ей о материнском тепле, о вечерах, проведённое рядом с близким человеком за просмотрами романтических фильмов, ох, сколько же раз она подавляла желание перемотать скучные диалоги, но это ничего не значило, ценность заключалась в другом, в том, кто рядом с ней находился. Госпожа, смотревшая на неё внимательным взглядом, казалось, точно знает, с чего стоит начать разговор.
– Вы ждёте моих объяснений?
– Совсем нет. Я понимаю, что такое тяжёлое сердце и когда слёзы неизбежно скатываются по щекам… Несколько лет назад, в один год, мои родители ушли в вечность, оставив после себя след невосполнимой пустоты, и, к сожалению, слово возраст никак не смягчает боль утраты, ещё страшнее закрываться с раздирающимися мыслями ото всего мира, думая, что ты теперь одна, но это не так, здесь это точно не так. Жизнь твоя продолжает существовать, в ней тебе предстоит найти ещё много смысла, первое время будет сложно, но с тобой осталась память, которая будет тебе напоминать о маме, благодарные воспоминания о ней, которые ты захочешь рассказать с улыбкой, и они незабвенны. Ты должна принять это, а не кидаться сразу в крайности, отнимая у себя единственный шанс – жить. Это не выход, а лишь поражение горечи.
Исла отложила в сторону коробку.
– Вы правы. Мои мысли, раздирающие, превращаются в переживания, они, словно беспощадные когти, рыщут в душе, разрывая её на осколки непонимания, я ощущаю эти блуждания, эти терзания, которые мешают найти мне ясность. Видела волнения в маминых глазах, убеждала её: всё это напрасно, беспечно я себя вела, пока собственной душой не почувствовала беспокойство о ней – неугасающая тревога не покидала меня, – сейчас бы слезам пролиться, но у Ислы их не осталось. – Мама всегда жила в страхе за моё здоровье, – укрывала дочь от солнечных лучей, опасаясь, что та заболеет, только случилось по-другому. – Вечер, когда мы собрались с ней за ужином, мама что-то нашёптывала сквозь наушники на моей голове, я не подозревала: впереди ожидает нечто страшное, то, что изменит нашу жизнь. Она попросила отвлечься. Она рассказала мне о диагнозе, я и сейчас слышу, как голос её звучит сдавленно, – женщина боялась говорить вслух мрачные слова дочери. – Меня лишили самого драгоценного. Это хуже, чем сотни ножей, вонзившиеся в сердце, нет этому объяснений. Солнце скрывается за облаками, а я остаюсь наедине с мучением, пронизанным отчаянием. Мама просила быть сильной и не сдаваться – я проиграла.
– Ты не проиграла, жизнь всё ещё продолжается. Твоё огорчённое состояние временное – и только в твоих силах продолжить.
Госпоже было необходимо убедиться, что повторение подобных действий исключено. В глазах Ислы читался испуг и сожаление, и это приобретает особенное значение, поскольку она осознаёт свою ошибку.
– Я могу вернуться в комнату?
– Завтра, – за дверью что-то упало. – Я пойду, отдыхай, – госпожа Кобирген покинула медицинский кабинет.
Торопливо Агна собирала карандаши, упавшие на пол, точно схватывая один за другим, а каждое последующее мягкое многогранное тело под рукой воображаемо подталкивало предыдущее, остался один – синий, и в данный момент он покоился чуть дальше носков туфель госпожи, Агна не спешила его поднимать: засмотрелась на элегантный силуэт дорогой обуви. В судьбе обеспеченная жизнь – привилегия, ни в чём не нуждаешься, ни в чём не отказываешь себе, а что, если этого больше нет? Привыкаешь? Возможно. Трудно? Несомненно. Главное – не перестать стремиться к лучшему. После утраты отца её мама, Мэйлин Гербель, быстро, и казалось бы, беззаветно отбросила бремя своей материнской роли. Женщина напомнинает изысканный цветок, подобно рубиновому амариллису, способного вокруг вызвать магму чувств. Только символ красоты, утончённости и восхищения с тёмным секретом – он чрезвычайно ядовит, и в этом кроется опасность: обращение с ним требует осторожности, в противном случае может случиться отравление. Раньше Агна слишком часто испытывала горькую ненависть к матери, каждый раз обещая себе, что больше не будет, но это повторялось снова и снова, повторялось до тех пор, пока девушка однажды не обратилась к себе, прошептав: «А не бессмысленно ли моё негодование? Что изменится? Я открою глаза и увижу новую реальность? Нет, это не так. Думаю, стоит перестать – всего лишь переждать». Собственно говоря, Агна ранимый человек, нежное сердце девушки склоняется под ветром эмоций, притом сила девушки несравненна. Её душа часто вздыхает грусть, однако, чувство это внезапно является – неожиданный гость, влетающий в комнату без стука, и вот оно, словно множество невесомых дрожащих капель, неукоснительно жалит глаза, щиплет сильно, но слёзы не обрушиваются. Место, в котором она оказалась, отнюдь не является худшей альтернативой, здесь она обнаружила светлое пламя в холодной ночи, и, что немаловажно, здесь есть тот, кого ей хочется видеть каждый день. В юные семнадцать лет девушка ясно видела своё будущее, неразрывно связанное с дизайном одежды, не просто мечта, а непоколебимая уверенность. Сейчас её взгляд упал на туфли госпожи с необычным скульптурным каблуком, обрамлённым тонким золотым ободком. Эта деталь зажгла искру в её воображении, Агна увидела перед собой платье, мысленно она рисовала эскиз, боясь упустить образ, было бы весьма обидно. Госпожа сама подняла карандаш и протянула Агне, та, очнувшись от своих мыслей, извинилась и забрала его.
