В любом другом случае я бы на этом и остановилась. Но Лола вызывает у меня желание все ей рассказать. В конце концов, я перед ней в долгу после ее откровенного признания о своих крайне сомнительных вкусовых пристрастиях.

– Моя мать употребляла метамфетамин, еще в юности. Потом она встретила моего отца. Она завязала с наркотиками и забеременела, но отец умер еще до моего рождения, и она сорвалась. Она снова употребила, когда я была у нее в животе. Это было только один раз. Тем не менее этого оказалось достаточно, чтобы я появилась на свет с врожденным пороком развития, и он привел к сердечной недостаточности. Моя мать уже давно в завязке, и я никогда ни слова не скажу ей в упрек. Она все сделала ради меня – я буду ей вечно благодарна.

Глаза Лолы блестят от слез, однако впервые за все время я не отвожу взгляд. Потому что в ее глазах не вижу ни жалости, ни осуждения, только понимание.

– Мне так жаль, Авалон. С этим, должно быть, нелегко справляться каждый день.

Этой девушке очень просто довериться. Я никогда так быстро ни перед кем не открывалась, и, по правде говоря, мне это оказалось во благо. Я чувствую, что на душе стало легче, и больше не опасаюсь момента, когда пришлось бы признаваться ей в болезни, вечно висящей дамокловым мечом над моей головой.

Мы еще где-то полчаса греемся на солнце, а потом в хорошем настроении, с легким загаром на щеках, возвращаемся к себе в комнату.

– Чем ты собираешься заняться в эти три дня до начала учебного года?

– Пока не знаю, но точно надо зайти в библиотеку, взять заранее книги, которые понадобятся в этом году, – отвечаю я, усаживаясь к себе на кровать.

– Ты что, из ботаников? – с удивлением спрашивает она меня.

– Скажем так: я предпочитаю быть среди успевающих, а не среди отстающих.

Заметив озорной огонек, сверкнувший в ее глазах, угрожающе тычу в ее сторону пальцем.

– Даже и не думай, я не собираюсь делать за тебя твои задания!

Она поднимает руки в знак того, что у нее и в мыслях такого не было, однако взгляд предательски выдает ее намерения, и это вызывает у меня улыбку. Я знаю, что потом она попробует закинуть удочку еще раз, но в эту минуту ей приходит в голову совершенно другая идея.

– А что, если мы сегодня вечером куда-нибудь сходим? Тебе можно пить, с твоими проблемами с сердцем?

– Крепких напитков следует избегать, но пить я могу! – лгу я не без угрызений совести.

Лола почти пускается в пляс от радости, перечисляя названия разных баров Анн-Арбора. Поскольку я еще не знакома с городом, то она имеет полную возможность сама выбрать место, куда мы направимся, и в результате она пока держит его в секрете, чтобы напустить таинственности.

Посмотрев на часы, она полностью меняет свое поведение. У нас есть всего два часа, чтобы собраться и поесть: в ее представлении это немыслимо. И поэтому она превращается в настоящий вихрь. Без лишних предисловий она хватает свою косметичку и стремительно тащит меня в сторону общих душевых, чудом уворачиваясь от студентов, попадающихся на пути.

Стоя под душем в соседней кабинке, моя новая приятельница поражает меня громогласным пением в полную мощь своих легких. Кто бы мог подумать, что такое миниатюрное тело может быть источником таких мощных вокализов?

К тому же поет она просто восхитительно!

Когда мы возвращаемся к себе, наша комната превращается в поле битвы. Одежда взвивается в воздух, разлетаясь по сторонам под аккомпанемент недовольного ворчания Лолы. Наконец она находит чудесное маленькое красное платье и вопросительно смотрит на меня. Я корчу одобрительную гримасу, получая взамен широченную улыбку.

Я, в свою очередь, тоже роюсь в своем шкафу – однако не выбрасывая ничего из него наружу – и останавливаю выбор на короткой юбке из черного атласа и бежевом топе с расклешенными рукавами.

Соседка хвалит выбранный мной наряд, одобрительно поднимая вверх оба больших пальца, и, как две взбудораженные ожиданием девчонки, мы переодеваемся к выходу.

Сделав легкий макияж, надев туфли на каблуках и взяв с собой клатчи, мы заходим в кафетерий, чтобы поесть перед выходом. Мы едва успеваем занять место среди пришедших раньше студентов, как прямо к нам направляется какой-то парень с лицом, выражающим крайнюю озабоченность.

Его суровое лицо в сочетании с кулаками, которые он кладет на наш стол, и черной кожаной курткой заставляют меня невольно отшатнуться.

Сын Дьявола в ярости.

– Ты видела своего брата? – лающим голосом спрашивает он у Лолы.

Он замечает меня, и его взгляд, сначала едва скользнувший по мне, наконец возвращается и скрещивается с моим. Реакция следует незамедлительно: он заметно бледнеет и судорожно сглатывает, застыв на месте.

Клянусь всеми богами, он тоже язычник?

– Нет, – отвечает она с раздражением. В последний раз мы виделись только днем, Шон.

Слова Лолы приводят Сына Дьявола в чувство, и он отворачивается от меня так быстро, будто я дала ему пощечину. Его ярость стремительно возвращается: его кулак со злостью стучит по столу, и я подскакиваю на месте. Теперь, когда он привлек к нам всеобщее внимание, он исчезает так же быстро, как появился. И вот так сюрприз: я обнаруживаю Вегвизир, украшающий лоб черепа, на спине его кожаной куртки!

– А что, каждый член банды – язычник? – спрашиваю я Лолу.

– Да. В конце концов, какой человек будет настолько сумасшедшим, чтобы присоединиться к банде, если он не следует этике Асатру[8]?

«Сила, мужество, честь, наслаждение, прагматизм».

– А чем именно они занимаются?

Вопрос невольно срывается с моих губ, я не успеваю его обдумать. Я что, и правда хочу знать все о деятельности банды, участники которой студенты университета?

Лола колеблется с ответом, ковыряя вилкой еду.

– Я толком не знаю, вопросов никогда не задавала. Однако говорят, что они связаны с наркотиками и оружием. С криминальным бизнесом, короче.

– Но если все в курсе, то как они могут продолжать всем этим заниматься?

– В этом городе все их знают. У них длинные руки, и полицейские закрывают на них глаза, а у тех, кто не коррумпирован, нет доказательств, чтобы их арестовать.

Я не отвечаю, задумавшись так глубоко, что не в состоянии связать и двух слов.

Банда, занимающаяся незаконной деятельностью, в моем университете… А если они убивали людей?

От этого простого соображения к горлу подступает тошнота, а по телу пробегает дрожь. Но я ухватываюсь за мысль, что Сет казался вполне милым парнем, прежде чем начал пристально меня разглядывать.

Наверняка у их главаря очень много связей. Иначе как простые студенты могли бы выходить сухими из воды, несмотря на все свои злодейства и преступления?

Только когда мы доходим до внедорожника Лолы на университетской парковке, тягостная атмосфера наконец разряжается и мы снова возвращаемся в состояние радостного возбуждения. И вот мы уже мчимся по улицам Анн-Арбора, врубив в салоне на полную громкость I Write Sins Not Tragedies группы Panic! at the Disco.

Где-то через десять минут зажигательного караоке Лола уже паркует машину перед зданием, по внешнему виду которого невозможно догадаться, что находится внутри. Выйдя из машины, мы захлопываем дверцы каждая со своей стороны, а затем моя соседка театральным жестом указывает на здание.

– А вот и The Degenerate Bar!

Взявшись под руки, мы с Лолой толкаем звуконепроницаемые двери и оказываемся внутри бара. И вот оно, дегенеративное вырождение.

Музыка и оглушительный шум голосов обрушиваются на меня со всей силы, так что от удивления я замираю на месте как вкопанная. Благодаря световым эффектам каждый уголок помещения то возникает из темноты, заливаемый волной яркого света вместе со всеми, кто в нем находится, то секундой позже погружается в еще более непроглядную тьму. Такие яркие вспышки с частотой, отвечающей бешеному ритму поп-музыки, любого эпилептика немедленно отправили бы в больницу.