Мур был совсем плох. К нашему приезду он лежал уже почти бездыханный. Мякиш честно суетился вокруг, прикладывал холодные компрессики, но было ясно, что кот умирал. Пров посмотрел на меня. Я только головой покачала. Здесь настоящий знахарь нужен, а, ещё лучше, сильный маг. Тогда Пров сказал:

– Тут знахарка знаменитая, Медуница Захаровна, неподалёку живёт. Может ещё сумеет нашего Мура Силаевича спасти. Только ты не обижайся, мы с Ипатом во весь дух помчимся. Может, ещё и подмагичить получится. Голубке нипочём за Ипатом не угнаться. Вы тут пару денёк-другой продержитесь. Я поляну защитным куполом накрою, чтобы вам страшно не было.

Я хотела сказать, что после беседы с глазу на глаз с Бродулеем, а потом ещё общением с целой тигриной бандой нас вряд ли испугать можно, но решила промолчать. Мне что-то не очень хотелось сегодня ещё опасных приключений. Хорошенького помаленьку.

* * *

Купол Пров поставил. Большой. Под ним поместилась не только вся полянка, но и берёзки и, даже кусочек живописного болотца.

Остались мы на поляне втроём: Голубка, Мякиш и я. И решили, пока суть, да дело, порядок на полянке навести. Что можно, на дрова пустить, остальное: что сжечь, что в землю закопать поглубже.

Вдруг слышу, словно писк какой-то. Я скорее туда метнулась. А там – Ласочка. Вся израненная, искусанная, избитая. Наполовину в болоте утопленная. Одна лапка сломана, так она второй за какую-то палку уцепилась, и висит так. Даже пищать-то толком, сил у неё нет.

Я скорее к ней, я Мякиш уж по краю болота бегает с рубашкой моей: обтереть, да согреть бедняжку. Вытащили к счастью! Я сразу ухом к животику кошкиному. Бьются, бьются сердечки! Ай да Ласочка!

Ну, мы скорее, обмыли её, вытерли. Лапку в лубок камышиный уложили, ранки, как смогли, обработали. А я по-быстрому в деревню за молоком съездила. И Ласочке налила, и Мякишу. Он ведь тоже истосковался без молочка-то. Потом шалашик небольшой сложили, а то вдруг дождик брызнет, или ветер налетит.

Всю ночь мы за Ласочкой ухаживали, а на рассвете трое котят родилось. И какие нарядные, как на подбор: один чёрный с белым галстучком, второй рыженький в полосочку, а третья – девочка, беленькая, как снежок.

Умотались мы, и не расслышали, как наши подъехали. Кабы меня Мякиш мокрым носом в ухо не ткнул, так и проспали бы всё на свете.

А посмотреть было на что: знахарка-то видно магиня великая. Она не только раны все у Мура Силаевича залечила, но и хвост тигриный приспособила, и смотрится хвост, как родной. Мур Силаевич с этим хвостом прямо неотразим.

Только и нам было, чем похвастаться. Вывели мы аккуратненько Ласочку из шалаша. На неё, конечно, без слёз не взглянешь: вся в плешинах, царапинах, лапка правая в лубке камышовым, левой лапкой она на палочку опирается, чтобы идти поувереннее, зато Мякиш за ней белую кисоньку несёт, а я следом котиков рыжего и чёрного.

Мур Силаевич, как увидал это, так и завопил от радости, а я поскорее котят Прову сунула, да бежать. Чтобы сердце не разорвалось.

Пров меня потом в кустах разыскал.

– Ты у меня умница, Неугодушка. Я тебе даже передать не могу, какая ты молодец. Кстати, у меня подарок для тебя есть. Медуница Захаровна, что Мура лечила, и меня всего осмотрела. И сказала, что тот, кто мне такие страшные раны так хорошо, быстро и одними травами вылечил, великим знахарем будет. Это она про тебя. А я-то всё тебя хочу на наш факультет заманить. Дерёшься ты классно! А вот от знахарки подарок тебе книжка про травы всякие.

Прожили мы у котов почти седмицу. Пров с Муром дом новый отстроили – краше прежнего. Ещё Пров придумал три сараюшечки к дому приделать. Съездил в деревню, да купил там пяток кур, да козочку молочную. А третью сараюшку под сеновал решили приспособить.

Приехал важный такой.

– Никак нельзя в семье с малыми детишками без молока.

– Нельзя-то нельзя, да только, как Ласочка козу доить станет?

Тут Мур Силаевич сходил в дом, принёс скамеечку маленькую, да синее ведёрко с ромашками.

Мы и оглянуться не успели, а уж ведёрко-то полное.

– Но как, Мур Силаевич? – Удивилась я.

– Вы ещё такая юная, Неугодушка, и не представляете, что нужда заставит – и ворону подоишь.

Наутро мы дальше отправились.

– Прости, Мур Силаевич, но не могу я тебе купол защитный оставить. Последний он у меня. А мы же пока до Академии доберёмся, Неугода такого наворотит.

Можно подумать, что все неприятности исключительно от меня. А я ничего такого и не делала.

– Да не волнуйся ты за нас, Провушка, – говорит ему Ласочка, – хвост Мура для нас лучшая защита. Ни один рыжий хулиган сунуться не посмеет, да и другие поостерегутся.

А на прощанье дала мне Ласочка маленький серебряный свисточек на ландышек похожий. На цепочку серебряную его повесила и сказала.

– Ты мне, Неугодушка, теперь ближе сестры. Как случится беда какая – только дунь в свисток, и помощь от меня придёт.

* * *

Едем мы дальше, а я всё про Академию магов думаю. Вот интересно, Ипат же конь, а в Академии учится. Как это? Надо бы спросить.

– А что, в Академию и животных берут?

– А как же, берут. У нас там даже дерево одно есть. Настоящий Дуб!

– А как в Академию попасть-то можно? – Спрашиваю, а у самой голос дрожит. – Сейчас они мне скажут, что не для таких недомерков-недоумков академии существуют.

А Ипат спокойно мне так отвечает.

– Ну, там собеседование устраивают, чтобы выявить магические способности, ну и ещё надо, чтобы Слово кто-то из магов сказал. Вот и всё.

Действительно, вот и всё. Магических способностей у меня точно нет, а из знакомых магов, только Мур Силаевич и Ласочка. Но им сейчас не до того, чтобы за меня слова говорить.

Едем дальше. В Академию магов попасть ужас, как хочется. Я изо всех сил сдерживаюсь, чтобы слёзы в глазах оставались, и наружу не выкатывались. Мякиша к груди прижала, ну вроде мы с ним о чём-то разговариваем. Мало ли какие у нас секреты.

* * *

Вдруг кроткая Голубка, как заржёт, да на дыбы. Я с неё так и съехала, как с горки. Хотела подняться, да отругать её, но, когда увидела, что её напугало, сама быстрее лошади на четвереньках в другую сторонку побежала.

Болота в наших местах не редкость, но вот, чтобы посреди болота мужик, как камышинка на палочке рос, мне такого встречать не доводилось.

Я так быстро улепётывала, что парни меня еле отловили. Пров меня подмышки подхватил, и посадил перед собой.

– Там… Там человек живой на камышине растёт. Может ему помочь как-то надо? Вы же волшебники, хоть и незаконченные.

– Не надо ему помогать, – спокойно отвечает мне Пров, – этот красавчик здесь уже третий год висит, комаров кормит.

– И помочь никак нельзя?

– Незачем ему помогать. Наказание ему такое выпало. Он мать родную в этом болоте утопил, вот маги на него и разгневались. Пять лет ему тут висеть, пока не раскается полностью.

– А зачем он так, с матерью-то?

– Надоела она ему. Старая стала, неловкая. Целую бутыль браги опрокинула. Вот он и решил, что зажилась старуха на свете.

– Вот навье отродье! Пусть и дальше висит, у него это хорошо получается. Только давайте поскорее уедем отсюда.

– Да если бы ты быстрее Ипата не бегала, да ещё в другую сторону, мы бы уже через пару-тройку дней город бы увидели.

– У тебя, Неугода Богдановна замечательные способности, ты не подумывала о том, чтобы в Академию поступить на факультете боевых магов в качестве коня? – подхватил Ипат.

Вот издеваются все как могут. А что? Представляете? Боевая магическая кобыла Неугода Богдановна. Иго-го!

– Скажи, Ипат, а Голубка тоже волшебница?

– Нет, она простая кобылка. Но хороша! – Сказал Ипат мечтательно.

– Ну, и что же ты теряешься? – Захохотал Пров.

– А, потому, Пров Гордеевич, что к благородным девицам особый деликатный подход нужен. Уж тебе-то странно этого не понимать.

Текст предоставлен ООО «Литрес».