– Ха! Ёжик! Настоящий! Ну, давай пять, приятель!

Пров опустился на колени и положил раскрытую правую ладонь на землю

Ого, да по такой лопате ёжик неделю бегать будет.

Но умница Мякиш деликатно тронул правой лапкой указательный палец Прова.

Тут я вспомнила обязанности хозяйки (пусть и не совсем законной) и предложила Прову откушать с нами.

Возможно, нам с Мякишем и удалось бы продержаться на наших припасах ещё денёк, но Прову остатков хлеба и молока хватило на один глоток.

Ну и ладно. Что мы взрослый ёж и взрослая девица несколько дней летом в горах не прокормимся? Зато сегодня у нас хороший ночлег и отличный защитник.

* * *

Спать почему-то расхотелось, и мы решили попить чайку и поболтать.

– А давайте какие-нибудь истории придумывать, – предложила я.

– Стрррррашные! – Проревел Пров, жутко вращая глазами.

– Ну, нет. Страшные не надо, – я поёжилась, – лучше про каких-нибудь симпатичных зверушек рассказывать. Ну, вот, к примеру, жила была лягушечка красивая-красивая, вся изумрудно-зелёная и сверкающая, как камни в царской короне. А глаза у неё были большие и голубые.

– Такая что ли? – Спросил Пров, небрежно кивнув мне за спину.

Я обернулась. «Лягушечка» была именно такая. Она переливалась как драгоценный изумруд, но была при этом размером с небольшую деревенскую баньку. Она умильно сощурила свои голубые глаза и ласково проговорила:

– А я ёжиков люблю.

– Я тоже, – отозвалась я, – ну и что?

– А дай мне своего Мякиша – я его съем.

– А шмякиша не хочешь? А то у меня тут припасено с десяток. Специально для таких красоток голубоглазых.

– Не дашь ежа, тебя съем.

– Подавишься, я костлявая.

– А ты за меня не волнуйся, я косточки выплюну.

– Да я и не волнуюсь. С чего это мне за жабу волноваться. Сдохнешь, туда тебе и дорога, а я тебя ещё и за язык укушу, чтобы жизнь мёдом не казалась

Вот, кстати, язык её меня по-настоящему беспокоил. Она вытянула его уже аршина на полтора и продолжала тянуть его в мою сторону.

Что делать?!

Тут я выхватила из костровища кол, на который мы собирались подвесить котелок для чая, и от души пришпилила этим колом лягушкин язык к земле. Тварь заорала так, что я даже испугалась, как бы пещера не рухнула.

Тут Пров подошел и пинком добил лягушку.

– Чтоб не мучилась, – объяснил он небрежно, – жаренную будешь? Или лучше отварить.

– КАК? Её есть?

– Ну да. Ты Неугодка не теряйся. Тут в этих Скалистых горах закон такой: либо тебя съедят, либо ты съешь. Я так предпочитаю второе.

Я поначалу пробовать лягушку не решалась. Вроде только что разговаривали с ней. И вообще… Но Пров с таким аппетитом эту лягуху наворачивал, что я не выдержала, и попробовала кусочек. А жареная лягушка оказалась необыкновенно вкусной, я чуть язык не проглотила от этой вкуснотищи. Да Мякиш уписывал её за обе щёки. Правда, когда я предложила ему добавки, он засмущался и полез Прову в карман.

Ночь прошла спокойно, а утром мы насобирали столько разных трав и цветов, что в моей котомке они и помещаться перестали. Тогда Пров сплёл из веток и сухой травы огромный куль, куда мы и стали складывать нашу добычу. Я этот куль даже и поднять не могла, так и пришлось Прову таскать.

На обед Пров добыл небольшого оленя, и мы решили, отдохнуть и поесть. Пока Пров разделывал добычу, он попросил меня рассказать что-нибудь о себе.

– Да о себе-то мне и рассказывать особенно нечего. Бабушка Назарея говорила, что силы матушкины истощились, потому и последыш получился такой неудачный. И ростом мала, и талантов никаких, ни красотой, ни умом не задалась. Одно слово Неугода. Бабушка Назарея в таких делах понимает. Она ведь настоящей ведьмой была. Магиня второй степени. Во как! Зато остальные дочери у матушки одна лучше другой. Вот Аглая, к примеру, такая красавица, что ослепнуть можно. К ней четыре принца сватались.

– Ну и как?

– Да не заладилось там что-то. Бабушка Назарея говорит, что это всё политика. Бабушка уж и приданое за ней обещает невиданное. А вот политика эта всё никак Аглае замуж выйти не даёт.

– Да, политика – это серьёзно, – согласился со мной Пров.

– Вот и я говорю, с такой красотой и таким приданным да замуж не выйти! Батюшка-то у нас богатый. У него и стада большие, и земель много, и сады-огороды, и пасека, даже пруды с карпами есть. Да и денег ему государь за каждый поход щедро отсыпает.

– Выходит, вы богатые невесты?

– Ну, это кто как. Бабушка Назарея уже решила, что нам с Марьянкой гроша ломанного не причитается. Нам даже волосы отращивать нельзя и в косу заплетать.

– Ну, про меня бабушка говорит, что я неудачная получилась, замуж всё равно никто не возьмёт, и денег на меня тратить не стоит, а про Марьянку – это секрет. Я тебе скажу потихонечку, только ты не проболтайся.

– Я никому-никому, – шёпотом пообещал Пров.

– Марьяна актёркой хочет стать. А ведь это же неприлично!

– Это кто же тебе сказал?

– Бабушка Назарея.

– Какая ду…хм…мающая женщина! Ей бы Государю в советники.

– Нет, Государю в советники надо сестру Беренику. Она очень умная. Её советов многие спрашивают. И купцы разные, а и иногда, и министры. И кареты за ней высылают. Из уважения! Вот такая у меня сестра умная.

А ещё у меня есть сестра Владилея. Она вина делает, да такие, что только бояре пьют. Даже к государеву столу иногда заказывают.

– И впрямь чудо девицы!

– Глафиру в специальную школу приняли, будет нянчить государевых детей. Талант у неё такой.

Дорофея в монастыре живёт, её к постригу готовят. Какой-то старец предсказал, что из неё великая святая получится. Все грехи человеческие замолить сумеет.

Евпраксия на знахарку училась. Да не абы у кого, а у самой нашей главной слободской знахарки Белладонны. Вот траву принесём, она из неё зелье и наварит.

– А что же она сама-то за травой не пошла. Я слыхал, будто знахарки сами травы собирают.

– Да некогда ей. Она у матушкиной постели сидит безотлучно.

– Да, матушку больную не оставишь.

– А Ждана у нас по хозяйству главная. У батюшки хозяйство-то большое, но самому воеводе этим заниматься не пристало. Да и недосуг. Вот Ждана и следит, где чего сколько получат. Всё ей докладывают, а она в специальные книги записывает. А как же? За всем учёт нужен.

Ну, Злата – златошвейка известная. Во многих монастырях её ризы златотканные висят.

Исидора немая от рождения. Она у нас за огородами и садами следит. Она деревья лечить умеет, и всякую дурную траву с огорода гонит. А ещё она Батюшке помогает за оружием ухаживать. Наточит меч или саблю как следует, потом соком какой-то травы протрёт – и пожалуйста: оружие не тупится и не ржавеет.

– Ух, ты! Здорово. Вот бы её секрет узнать!

– Она никому сказать этот секрет не может. Даже бабушка Назарея её секрета не знает. И батюшка с матушкой не знают. Ну, вот, а сестра Конкордия у нас – швея знатная. Самые богатые и знатные дамы даже в очередь становятся за нарядами, какие Конкордия пошить может.

Ну, а сестричка Левона готовит хорошо. Поваров-то да кухарок у нас много, но Левонину стряпню завсегда отличить можно. Так вкусно у неё получается, что пальчики оближешь. Только у меня ничего Левониного нет, и угостить тебя нечем. Ждана сказала, что не-ра-цио-нально в поход деликатесы брать.

А Маремьяна у нас поэтесса настоящая. Вот вроде бы видит, что и мы с тобой: небо звёздное, ручеёк в камушках играющий, бабочку разноцветную, а такими словами опишет, что плакать от счастья хочется.

– Да, сестрицы у тебя прямо ларец с сокровищами. Хоть сейчас сватов засылай.

– А что? И, правда! Женись на какой-нибудь из моих сестёр – не пожалеешь. Честное слово!

– Ладно, с женитьбой погодим. Я пока молодой слишком.

– Сколько же тебе лет?

– Восемнадцать.

– Да ну? А я думала, что ты старый совсем, выглядишь ты на целых тридцать.

– Ну, сказала, так сказала! А тебе самой-то, пигалица, сколько лет?