Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Детский мир был устроен сложнее. Дети здесь делились на мелочь и старшаков. Иногда это было явно, и два лагеря враждовали – вернее, нападали старшие, младшие только отбивались, – а иногда все мгновенно менялось, общая игра примиряла, обиды прощались, чтобы скоро вспыхнуть с новой силой.

После первой встречи с мальчишками далеко от дома я старалась не отходить, Дашка тоже сидела на участке и с нетерпением ждала загадочную Павлову, Димкины друзья – Кирька и Зотик – приходили к нам каждый день, и если бы не дождь, который шел почти без перерывов и разогнал по домам даже старшаков, можно было с уверенностью сказать, что этот мир не так уж и плох. Неясным для меня по-прежнему оставалось, кто такая Павлова, и как ее приезд изменит положение дачных дел.

Дождь монотонно выстукивал по шиферу зашифрованное азбукой Морзе послание, которое никто не хотел принимать и разгадывать, отчего дождь злился и упрямо повторял его снова и снова. Лужи на дорогах сливались в длинные грязные ручьи, а речка, мирно бегущая в канаве за дачным забором, вдруг рассвирепела и вышла из берегов. Слух о наводнении мгновенно разнесся по участкам, со всех улиц к речке потянулись дети, желая увидеть потоп своими глазами. Дача могла уйти под воду, как Атлантида!

Все последние дни я, Дашка и Димка сидели в комнате большого дома у масляного обогревателя. Конечно, теплее сейчас было в хозблоке – маленьком доме с печкой, но здесь, в большом, мы могли слушать пластинки. Больше всего мы любили Врунгеля. Мы много раз уносились в регату вместе с находчивым капитаном Христофором Бонифатичем, матросом Ломом и невезучим Фуксом, и нас преследовали и настигали опасные гангстеры – Джулико Бандитто и Де ля Воро Гангстеритто, дышала в спину «Черная каракатица». И стены дома, еще не обшитые вагонкой, с вылезающими ниточками пакли между больших бревен, превращались то в трюм «Беды», то в ее палубу, и нашу яхту бесстрашно гнал вперед ветер, подбрасывая на волнах.

Новость о наводнении вытащила нас из теплого дома, как будильник из-под одеяла, и мы с Дашкой под колпаками разноцветных зонтиков отправились к речке. Улицы на даче не имели названий, только номера: Первая, Вторая, Третья… Мы жили на крайней – Четвертой, и сейчас наш путь лежал туда, где наша улица, поворачивая направо, встречалась с Третьей. Еще улицы называли линиями.

Мы дошли почти до самого конца Четвертой линии, когда вдруг из-за поворота нам навстречу вышел Гошка Соколов. Сегодня он был один, без Голубева и компании, от чего вел себя дружелюбно и поздоровался с Дашкой.

– Ну что там? – серьезно спросила она, не помня обиды.

В ответ Гошка развел руками, показывая на свои залитые водой резиновые сапоги и мокрые джинсы.

– Ты же зн-наешь, Даш, я см-мелый. Глубину изм-мерял!

Я внимательно посмотрела на него. Первый раз я видела его так близко, мальчика в синей бейсболке, живущего в доме из круглых бревен. Был он невысоким, ниже Дашки, из-под козырька кепки насмешливо смотрели голубые глаза, забавно торчали оттопыренные уши, припухлые обветренные губы кривила сдержанная улыбка.

Необычные Гошкины слова прозвучали эхом в моей голове, точно так же с запинками, как он сам произнес их минуту назад. Вот только совсем не заикание делало его слова необычными, а интонация, с которой Гошка их произнес – небрежно, не всерьез, как бы посмеиваясь над самим собой.

Никогда раньше я не слышала ничего подобного от детей: ни от ровесников, ни от старших. Все детские фразы были просты, не имели скрытого смысла и всегда в лоб выражали свою нехитрою суть.

К тому, что одни дети легко насмехались над другими детьми, я давно привыкла, но выходило, что Гошка запросто посмеялся над собой, а эта способность даже среди взрослых встречалась не часто. Кажется, она называлась словом «самоирония», но я никак не могла припомнить, откуда мне это известно.

Гошка махнул рукой и пошел в сторону своего и нашего домов, хлюпая водой в сапогах, и мне сразу стало грустно, что он ушел, а ведь мог бы постоять с нами еще немного.

Дашка свернула за угол, а я поплелась вслед за ней, и тяжелые круглые капли скатывались со спин наших зонтиков, как лыжники с горки.

Это был настоящий потоп! Стихия разлила речку по палисаднику и превратила Третью линию в другой берег. Вода шумела и пенилась и, подгоняемая неизвестно откуда взявшимся течением, подступила к ступеням крайних домов. На том берегу к речке тоже подходили ребята, без лодки до них было не добраться, и мы растерянно смотрели друг на друга, как иноземцы на островитян.

Один из ребят, розовощекий и кудрявый Пашка, стоял по пояс в воде, не решаясь продвинуться дальше, ему в спину упирались восхищенные детские взгляды. Пашка выбрался на берег и слил воду из сапог, брюк на нем не было, только куртка и плавки. Все ребята наперебой говорили о том, что сейчас происходит что-то удивительное и грандиозное, что-то, чего не было раньше и не будет больше никогда, и нам посчастливилось увидеть это своими глазами.

Мы с Дашкой постояли еще немного, но дождь припустил с новой силой, заставляя нас вернуться домой. Оказавшись на участке, я первым делом посмотрела в сторону Гошкиного дома, но ни его, ни взрослых не было видно. И только дождь, как художник карандашом, штриховал белыми каплями коричневые стены дома.

На следующий день дождь закончился и стало потихоньку теплеть, вода отступила от домов, подсохли лужи, и речка притихла и спряталась в свою привычную канаву. А я все время смотрела в сторону Гошкиного участка: может, промелькнет там его синяя кепка или скажет он что-нибудь интересное и мне удастся это услышать.

Глава 3

Через неделю мы первый раз поругались с Дашкой. Оказалось, иметь сестру не так уж и здорово. Больше всего Дашка злилась из-за обязанности везде таскать меня с собой, и от этого было не отвертеться. Как только она собиралась гулять, кто-нибудь из взрослых непременно говорил: «Возьми с собой Полю, познакомь с девочками».

Очень быстро забылось, что когда-то мы хотели все делать вместе: кататься на великах, болтать часами, одеваться в одинаковые наряды и так ходить по даче, вызывая всеобщий интерес. За одинаковые одежки дразнили, велики быстро надоели, все теперь приходилось делить, в том числе друзей, и сомнений больше не оставалось – ничего хорошего мое появление на даче Дашке не принесло. Она могла бы потерпеть меня недельку, две, но чтобы целое лето – нет, на это Дашка не подписывалась. Быть старшей сестрой Димки куда ни шло, тут уж ничего не поделаешь, но повесить себе на шею еще и троюродную сестру, скромницу и трусиху, быть за нее в ответе сейчас, в летние каникулы, в самое счастливое и беззаботное время – нет уж, дудки!

Мне и самой не хотелось быть обузой для Дашки, но взрослые старательно навязывали нам общество друг друга, отчего Дашка смотрела на меня все злее и подолгу не разговаривала. В ответ я обижалась и никак не могла объяснить Дашке, что я такой же маленький и бесправный человек, как она, к желаниям и чувствам которого никто не прислушивается, и поступать со мной так – с ее стороны несправедливо.

А потом за Дашкой зашла девочка в джинсовой панаме, и я догадалась, что это Павлова. Звали ее Алька. К кому-то на даче намертво приклеивалась кличка, к Павловой – фамилия, да так, что оторвать ее было уже невозможно, и порой за глаза по фамилии ее звали даже взрослые.

Девочки долго стояли на дороге перед нашим участком и смеялись, а потом Дашка забежала в дом и прокричала:

– Бабуль, я гулять!

– Возьми с собой Полю, – сказала баба Вера.

– Это несправедливо, Павлова – моя подруга!

– Поля здесь никого не знает…

– Когда-то я тоже никого не знала, – перебила Дашка, изо всех сил защищая свою территорию. – Но никто ни с кем меня не знакомил, и я сама искала себе друзей!

– Поля в гостях у тебя на даче! – Это был последний аргумент, приводимый взрослыми в наших спорах с Дашкой.

2
{"b":"892675","o":1}