— Отпустите меня домой… Мне надо вещи хоть какие-нибудь собрать, — умоляющим тоном протянул Сергей.

— Хер тебе, — я встал. — Сегодня остаешься тут, у Степаныча. Не против?

С последним вопросом я уже обратился к хозяину квартиры. Степаныч, глядя на Сережу с угрюмым выражением, сказал:

— Хай остается. Отпустим щас — учудит что-нибудь. А так я возле него подежурю. Нету у меня не каких дел.

Степаныч угрожающе глянул на Сергея.

— Выкинешь чего-нибудь — вставлю швабру в жопу и трижды проверну, понял?

Сережа торопливо закивал.

— Ну и отлично. Лады. Пора мне, — я глянул на Монтану. — Времени много. Еще тачку надо забрать с прачечной. Поеду. Жень, за тобой позже вернусь.

— Да ладно уж, — он отмахнулся. — Я на автобусе.

— Сиди, куда ты после всей этой свистопляски собрался со своей раной? Заеду.

До прачечной я доехал на последнем автобусе. Полкилометра пришлось пройти пешком. Когда я завернул за угол и направился по тротуару до парковочного кармана, где стоял пассат, то уже с этого расстояния заметил, что у машины, мирно стоящей под фонарем (правда, не работающим), терлись трое каких-то гопников.

Я ускорил шаг. Когда один из них присел у двери и стал там что-то ковырять, а другой стал у капота, пытаясь его поддеть, я побежал.

— Э! Э! — Крикнул я, приближаясь к машине.

Гопники испуганно обернулись. В сумерках я не увидел их лиц, но судя по субтильному телосложению парней, были это совсем молодые люди, а то и вовсе малолетки.

Завидев меня, они все как один бросились бежать. Последнего, того, кто замешкался у капота, я успел схватить за шиворот олимпийки. Остальные, даже и не думали остановиться. Напрочь забыв о приятеле, дали деру со всех ног.

— А ну сюда иди, сука, — встряхну его я и обратил к себе.

В полутьме рассмотрел черты его лица. К моему удивлению, это оказался никакой не мальчишка, как я думал до этого, а вполне себе мужик, только низкорослый и тощий как палка. У него было неприятное лицо с такими глубокими морщинами на лбу, что рассмотреть их можно было даже в сумерках. Сломанная носовая перегородка некрасиво свернулась направо.

— Мужик! Пусти! — Крикнул он, — я не…

Договорить он не успел, потому что немедленно схлопотал от меня по сусалам.

От единственного, признаюсь, не очень сильного удара, мужика аж повело. Когда я отпустил его, вор закачался, словно пьяный, упал, вмазался лицом в крыло пассата, сполз под колесо.

— А ну иди сюда, — Я поднял мужика на четвереньки. — Че сюда полез?

— Да я ничего, я случайно тут…

— Не бреши, — я отвесил ему звонкий подзатыльник.

— Запчасти… магнитола, — заблеял он не очень разборчиво.

Я похлопал его по карманам, достал короткую школьную линейку, сделанную из металла, широкий скотч и маленький пластмассовый фонарик. Осветив ему рожу, перевел луч света на кузов, чтобы посмотреть, нет ли царапин.

Толкнув вора на землю, поддал по почкам. Пока мужик валялся, ловил ртом воздух и мычал, я осмотрел капот. Новых коцок не увидел.

— Скажи спасибо, что не успел вскрыть, — зло сказал я. — А то б я тебя прям тут на месте отдедал так, что ты месяц срал бы костями. Пшел отсюда!

Он с трудом, но быстро поднялся, забавно забуксовал задними ногами и неловко дал стрекача с низкого старта. Прихрамывая, побежал по проезжей части прямиком на промзону.

— Тьфу ты, — сплюнул я. — Денек, мля.

С этими словами я отомкнул машину, сел и завел двигатель, чтобы вернуться за Женей.

Когда я приехал домой, Марина еще не спала. Все это время, в замкнутой квартире, девушка была одна, хотя свой комплект ключей у нее был. Марина уже заслужила определенное доверие, и я понимал, что сама она никуда не убежит.

— Витя, куда ты пропал на весь день?

— Долгая история, — сказал я, снимая обувь.

— Ой… А что ты такой грязный весь? — Удивилась она. — Что-то случилось?

— Нет. Все хорошо. Рабочие моменты.

— Ты… ты ранен? Точно все хорошо?

Обеспокоенная, она приблизилась. Мне показалось, что девушка хотела опуститься, взять меня за лицо, посмотреть, все ли со мной в порядке, но не решилась.

— Хорошо, Марин. Не беспокойся. — Я встал, развел руки. — Видишь. Все со мной нормально.

Глаза Марины внезапно округлились от испуга, она даже тронула губы, прикрыв рот.

— Что? — Спросил я.

— Это… кровь?

Я оттянул свитер, заметил, на нем, в области груди, пятно. В песочно-желтые нити вязаной кофты впиталась кровь и теперь осталась на ней большой буро-красной коркой. Видимо, попала, когда я застрелил Седого.

Вздохнув, я вспомнил наш с Мариной договор. Девушка исправно выполняла свою часть, потому справедливо будет ей все рассказать, хотя и опуская особо кровавые подробности.

— Кровь, — кивнул я. — Но не моя. Проблемы были сегодня, теперь порешались. Сейчас умоюсь, расскажу.

Округлив свои большие глаза, Марина покивала.

— Ты голодный? — Спросила девушка, когда я снял кожанку и принялся стягивать свитер.

— Есть немного. У нас макароны есть. И тушенка. Сейчас сварганю нам что-нибудь, Марин.

Марина застыла без движения, глядя на меня, стоящего с голым крепким торсом. Смущение загорелось на ее лице милым румянцем. Он смотрелся необычно ярким и даже красивым на смуглой коже девушки.

— Что? — Спросил я, комкая в руках пыльный свитер.

— Я… Ничего… — Быстро одернула она себя. — Давай… Давай я тебе приготовлю. Хочешь?

— А ты умеешь? — Удивился я и даже не скрыл этого. — Я думал, у тебя дома кухарка есть. Кулым явно может себе такое позволить.

— Может, — она вздохнула. — Но готовка — это для меня особенная вещь. Иногда я отвлекаюсь, когда что-нибудь стряпаю. Дурные мысли уходят.

— Полагаю, — я пошел в ванную. — Сейчас у тебя в голове целый рой дурных мыслей. Чего ж не готовишь?

— А кто будет кушать это все? Тебя почти дома не бывает, а мне много не надо. Да и мне неловко как-то было предложить. Вот теперь решила что надо. Я же вижу, ты устал.

— Да не, нормально. Но утверждение справедливое. Хорошо, готовь. С радостью отужинаю твоей стряпней.

Марина заулыбалась и даже забыла смущенно подавить улыбку, как часто делала это раньше.

Пока я приводил себя в порядок, слышал, как девушка суетится на кухне. Это было… неожиданно приятно.

Всю жизнь я заботился о себе сам. С юношества привык к тому, что никто и ничего не сделает за меня. Признаюсь, мне казалось, что такой образ жизни в порядке вещей. Что он полезен, чтобы стать личностью.

В девяностых я так и не успел завести себе семьи. Женщины у меня были, и немало, но работа отнимала все мое свободное время, и барышни быстро уходили, поняв, что они никогда не станут чем-то, что занимает для меня первое место. Я их понимал, но крутиться было нужно. Позже, после предательства Шелестова, стало и вовсе не до женщин.

Так я и не смог в полной мере почувствовать на себе настоящей и искренней женской заботы. Такой, которую дают не за что-то, а просто так, от всей души. Глядя на Марину, я понимал, что ей хочется окружить меня именно такой заботой. Тогда я честно, по-мужски, признался себе, что мне хочется этого.

Из ванной я вышел, как раз когда Марина засыпала тоненькую лапшу в кипящую воду.

— Я сделаю что-нибудь вроде макарон по-флотски, — смущенно сказала она, видя меня, голого по пояс.

— Хорошо, — я сел за стол.

— Витя… Сегодня, пока тебя не было, кое-что случилось.

— Что?

Девушка оставила плиту и села напротив.

— Кто-то приходил. Стучал, звонил. Звал тебя. Голос мужской.

— Я так понимаю, не знакомый тебе.

— Нет. Звал напористо, прям так, будто у него к тебе какие-то претензии. Ругался. Я испугалась, затихла. Притворилась, что дома никого нет.

— Умница, — похвалил я. — Хорошо, что не кинулась открывать. Мало ли что.

— Угу. Я думала, он сейчас дверь ломать начнет, так бился.

Задумавшись, я прикинул, кто это может быть. Кто-то из черемушкинских? Нет. Если бы они узнали, где Марина, то и правда попытались бы вынести дверь. Дело это не хитрое. Если надо, эта деревяшка их не остановит. Кто-то из соседей? Да меня тут никто сроду не знает. Не знакомился я тут ни с кем. В гости не ходил. А если б милиция по мою душу, что, в принципе, возможно, учитывая, что случилось сегодня, думаю, тоже вошли бы, если нужно.