К тому же он один, как бывший зэк, мог понять, как будет чувствовать себя Хосе Куаутемок, когда я порву с ним в одностороннем порядке.
Шли дни, недели. Каждое утро я просыпалась с мыслью послать все к чертям собачьим и отправиться к Хосе Куаутемоку, но в течение дня понемногу успокаивалась. Если чувствовала, что уже не контролирую этот порыв, звонила Педро или Хулиану. Они терпеливо приводили меня в чувство. Я держалась. Иногда они сообщали мне кое-какие новости о нем. Он больше не участвовал в мастерской. Все время сидел в камере.
И когда я уже думала, что наконец справилась, раздался звонок от Педро.
В жизни все перекликается, Сеферино, все полно странных совпадений. Сложные повороты судьбы устроили так, что однажды я оказался в положении, с высоты которого мог оказать помощь Хосе Куаутемоку. Если с Эктором у нас были строго деловые отношения, то с Педро я близко подружился. Я не избегал его компании. Мы часто перезванивались и минимум раз в неделю выпивали кофе или ужинали вместе. Он стал мне доверять. Даже рассказал про свои романтические проблемы с Эктором и про то, как ему хотелось вступить в брак. Он не всегда понимал закидоны своего жениха. «Дома такой спокойный, а как выйдет — прямо павлин делается», — жаловался он. Он свято уделял внимание всем программам своего фонда, но тюремные мастерские были определенно его любимым детищем. Он восторженно рассказывал, как пишут заключенные, и искренне полагал, что творчество — лучший способ их реабилитировать.
Однажды он пригласил меня на завтрак и рассказал об одной проблеме. Его подруга, некая Марина Лонхинес — он не стал скрывать ее имени и фамилии, — влюбилась в Хосе Куаутемока Уист-лика, писателя, которого он раньше упоминал в наших беседах. Я сделал вид, что не помню, о ком он толкует. У этой женщины с моим братом вот уже несколько месяцев развивался страстный роман. Педро заметил, между прочим, что она замужем и совсем не из простых. Мужу всегда была верна, пока однажды не побывала в тюрьме и не познакомилась с Хосе Куаутемоком. Они стремительно влюбились. «Эти двое созданы друг для друга, но, к несчастью, встретились не в том месте и не в то время», — сказал Педро. Я внутренне наслаждался этой историей. Постигать романтическую сторону жизни брата оказалось увлекательнее, чем читать любовный роман.
Думаю, ты оценил бы всю иронию и необычайность этого совпадения. Почему из всех своих могущественных друзей, числом не меньше десятка, Педро обратился именно ко мне? Мы познакомились всего за месяц до этого. Как точно сказал Борхес: «Всякая случайная встреча — свидание». Франсиско Моралес, которого ты презирал как нечистоплотного и подлого политика, оказался в этой истории злодеем. Его недавно назначили директором тюрьмы, где сидел Хосе Куаутемок. И этот негодяй начал давить на нашу героиню: чтобы она согласилась с ним спать, заключил моего брата в одиночную камеру (апандо).
Каждая минута, что мой брат провел корчась в этой грязной душегубке, наверняка отзывалась радостью в душонке Моралеса. Дофамин, вероятно, резвился по всей префронтальной коре. Потому что такие жалкие субъекты, как он, испытывают наслаждение, попирая тех, кто уязвим по отношению к ним. «Держи их за яйца» — этому научил его Гуичо Баррьентос, твоя полная противоположность, печально известный бывший руководитель зловещего Управления безопасности, предшественник Моралеса на этом посту. Вот он и держал за яйца моего брата и мою прекрасную невестку.
Я придумал стратегию, как его утопить. Шпионы всегда думают, что они вне подозрений. Они столько знают про остальных, что воображают себя непобедимыми. Лучший способ борьбы с ними — противоядие от их же отравы: компромат на них самих. В тот же вечер я позвонил паре своих людей в правительстве. Через полчаса у меня уже был заветный ключ: мошеннические похождения Моралеса в бытность послом в Израиле. Все-таки не зря ты научил нас всегда быть в хороших отношениях с евреями. Мною в этом смысле всегда двигало искреннее восхищение и желание дружбы, но в результате я получил немалую выгоду. На следующий день я рассказал эту историю одному нашему старому другу. Он внимательно выслушал и пообещал кое с кем обсудить. Два дня спустя перезвонил: «Этот мудак натворил-таки в Израиле дел. Передадим его в руки израильских товарищей».
В тот же день со мной связался заместитель главного редактора израильской левой газеты «Гаарец», которому грязные делишки их правого премьер-министра с президентом Мексики (с целью укрывательства этого жулика) были весьма на руку для продвижения своей либеральной повестки. Мы составили целую стратегию: мошеннические операции бывшего посла Моралеса подвергнутся тщательному расследованию, а как только информация будет собрана, «Гаарец» даст передовицу, где расскажут, как консервативный кабинет покрывал факт немалой финансовой поддержки террористов и врагов Государства Израиль. Двух зайцев подстрелили разом: и Моралеса загубили, и премьер-министра замарали, доказав его участие в постыдном и достойном порицания международном сговоре.
Лучшего и желать было нельзя. Журналисты «Гаарец» прекрасно справились с работой и всему миру поведали о злостных махинациях Панчито Моралеса в Израиле. Как истинный трус, он сбежал из страны. Его поймали, потом экстрадировали. Жаль, не посадили в Восточную тюрьму, чтобы мой брат с лихвой отплатил ему за попытку посягнуть на его любимую женщину.
Странным образом судьбы твоих сыновей снова переплелись. Признаюсь, мною двигала глубоко упрятанная сентиментальность. Да, я полон цинизма и одержим деньгами, но даже я улыбнулся, когда любовь победила. Очень широко улыбнулся.
Машина сидел взаперти, выходил разве что в «Оксо», и винтики у него крутились в одну-единственную сторону: сторону мести. Бесов, засевших в нем, можно было изгнать, лишь убив обидчика. Только кровь смоет черный зловещий песок ревности, осевший глубоко в сердце, извергнет густой плевок унижения, створожившийся в набухших клапанах от яростного воспоминания о поцелуях и ласках неверной жены. Другими словами, ему нужно было избавиться от гребаной желчи, не дававшей ему жить спокойно.
Он разрабатывал план за планом. Думал запустить дроны со взры вчаткой, думал угнать самолет и на править его на тюрьму, устроить вселенский пожар, пропихнуть туда троянского коня, набитого киллерами, подбросить крыс — разносчиц чумы, внедрить проститутку-убийцу. В общем, разную неосуществимую хрень обдумывал.
Потом он вспомнил, как дон Хоако с удовольствием рассказывал историю Эухенио Берриоса. Этот червяк на службе у милейшей чилийской диктатуры производил газ зарин. Когда у Чили с Аргентиной случился территориальный конфликт, генерал Пиночет, человек мягкий и вкрадчивый, велел Берриосу найти решение. Неленивый Берриос решил, что можно изготовить колоссальные объемы зарина, запустить в водопроводную систему города Буэнос-Айрес и разом покончить с миллионами буэносайресцев и буэносайресек, их детей, собак, кошек и попугайчиков. «Вот уж кто мужик с яйцами был, — замечал дон Хоако, — не нюнил из-за парочки покойников» (и правда, два-три миллиона — не та цифра, чтобы нюнить).
В конце концов Берриос все-таки не посолил буэносайресскую водичку, зато несказанно вдохновил дона Отелло.
Если флакончика духов хватило на тридцать человек, значит, ведерка из-под майонеза будет достаточно, чтобы увести за жабры в мир иной примерно тысячу дармоедов. Стоит только облачку газа попасть в камеру, где спит этот сучий хрен, и дело сделано. В два счета околеет. Оставалось решить одну-единственную проблему: где, блин, достать газ, мать его, зарин? В аптеку же не пойдешь: «Дайте мне заринчика литра четыре». Надо найти своего Берриоса. Ав Мексике биохимики топ-оф-зе-лайн на дороге не валяются. В интернете тоже искать не станешь: «биохимик эксперт по зарину», и не позвонишь: «Добрый день, мне нужно тыщу человек положить. Сколько возьмете за такую халтурку?» Нет, незачем нанимать очередного мудака, тем более какого-нибудь гребаного ботана, который тут же копам настучит. Машина решил все сделать самостоятельно.
