Берриос уоз райт. Лучший вариант кого-то укокошить — отравить воду. Вылить пару литров яда в трубы, ведущие в тюрьму, и дождаться, пока сивый рухнет на пол с посиневшей рожей и вываленным языком. Ну а если другие при этом помрут — что ж. Надо брать пример с неунывающего Берриоса: мышь из дому — коты в пляс. К тому же там не мальчики-зайчики. На зоне никто не заслуживает сочувствия. Человеческий мусор. Навоз никчемный.

Но сначала требуется сменить лук. Словно на Диком Западе, «Те Самые» развесили его словесный портрет во всех нехороших районах и предлагали награду за его голову. Машина перестал жрать, исхудал, отпустил патлы и бороду, оделся в рванину и отказался от водных процедур. Вонючий и косматый, он бродил вокруг тюрьмы. Спал, чтобы сбить соглядатаев с толку, прямо на улице. Подружился с бездомными псами. Ел из помойки. Словом, замаскировался под идеального истапа-лапского бездомного алкаша.

По ночам открывал люки и изучал водопроводные трубы. Сеть была сложная, расходилась тысячами ответвлений. Нужно было соблюсти осторожность, чтобы ненароком не прихватить младенцев, бабулек и домохозяек. Бумажных планов у него не было, поэтому он мысленно прикинул, какие именно трубы ведут в тюрьму. Он вскроет их и нальет туда отравы, и отрава, можно надеяться, достигнет глотки его бывшего закадычного кореша. Только Хосе Куаутемок сделает пару глоточков, как тут же отправится в древний ацтекский город Пипецкапецатлан.

Но подготовка подготовкой, а дело нескоро делается. Не хватает главного: эквивалента газа зарина. В таких сомнениях пребывал Машина, когда, смотря вечерние новости в своей каморке под самой крышей в квартале Рохо Гомес, услышал обнадеживающие слова: «Тысячи людей в Соединенных Штатах погибли от фентанила, синтетического наркотика, который производится мексиканскими картелями из веществ, нелегально импортируемых из Китая. Фентанил в сорок раз токсичнее морфина…» Бинго! Вот оно, решение! Он вполне может раздобыть себе партийку у картеля «Тамошние», который в Синалоа ведет бизнес с китайцами. У него там знакомый, не последний чел в картеле. Они с ним и пивас, и телок, и дорожки делили, и зубоскалили вместе, когда он на дона Хоакина еще работал. Наверняка отвалит ему пару кило. Машина спустит их в водопровод — и прощайте, канарейки, клетка ваша отперта!

И тут финтифлюшка в телике, как будто лично к нему обращалась, начала рассказывать про токсичность некоторых рыб из-за присутствия в тканях ртути. Бывшая вице-мисс Тла-скала, нынче ведущая, прямо так и заявила: «Однократного контакта с этим металлом достаточно для получения серьезных неврологических повреждений». Двойное бинго. Вторая отравушка в меню.

Полуфиналистка из Тласкалы продолжала: «Употребление этой рыбы в пищу приводит к накоплению ртути в организме, с необратимыми и в некоторых случаях даже летальными последствиями». Машина чуть не запрыгал от радости. Это даже лучше — чтобы Хосе Куаутемок до конца жизни оказался прикован к постели, типа, рука просит, нога косит, пускал слюни, не мог ни двигаться, ни говорить и мучился постоянными болями в печени и почках! Йес, йес, йес!

Воспользовавшись своим групповым тарифом с одним гигабайтом интернета и безлимитными звонками, он загуглил, какое соединение ртути опаснее всего, и выяснил, что хлорид ртути, используемый в некоторых промышленных процессах и довольно доступный. Раздобыть фентанил и хлорид ртути — это вообще ноу проблем эт олл. Его кореш из Синалоа организует поставочку.

Ты нужна.

твое

отсутствие

ТЯЖКО

я открываю глАзА

а

Тебя

нет

Что мне делать

с этим желанием поцеловать тебя

с этими ласками

с этими словами здесь

(з/а/п/е/р/т/ы/м/и/)

(с/о/ /м/н/о/й/)?

Мой корабль сел на мель

Он стоит

На необъятном пляже

пляж — это

Ты

Я

тону

этой

Пустоте

приди

помоги мне

Д = ы = ш = а = т = ь

Потому

Что

Я

Ис

Сыхаю

Без Тебя

Хосе Куаутемок Уистлик

твой

Я собиралась отвезти Даниелу на конный спорт, и тут зазвонил телефон. Мы опаздывали: урок начинался в четыре, а было уже без четверти. Я ответила по дороге к машине. Звонил Педро. «Привет», — сказала я. «Марина, включи Тринадцатый канал, прямо сейчас», — велел он. Я подумала, он шутит: «У тебя там интервью берут, что ли?» — «Включай давай, пока не закончились новости», — велел он очень серьезно. Я сказала Даниеле, чтобы подождала меня у машины, и побежала на кухню, где домработницы смотрели по маленькому телевизору сериал. Извинившись, я переключила канал. Показывали Восточную тюрьму, снятую с вертолета. Несколько заключенных в масках грозили вертолету кулаками. Некоторые флигели горели. Репортер рассказывал: «К настоящему моменту есть сведения как минимум о пятнадцати погибших. Власти оцепили тюрьму, и ожидается, что силы полиции скоро пойдут на штурм, чтобы обезвредить взбунтовавшихся заключенных».

Я окаменела у телевизора. Меня чуть не вырвало. Я десятки раз видела репортажи о бунтах в тюрьмах. Кадры, на которых родственники толпились у входа и требовали хоть какой-то информации о своих близких. Лица их искажала неуемная тревога. Наверное, и у меня стало такое лицо, потому что одна няня быстро подставила мне стул: «Садитесь, сеньора». Я узнавала знакомые места: дворы, зону посещений, аудитории, библиотеку, флигель супружеских свиданий. Многие из них полыхали огнем.

Я вышла из кухни. Незачем прислуге видеть мое волнение. Заперлась у себя в кабинете и набрала номер Кармоны: «Телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети». Ну и заварушка ему досталась. Всего несколько дней назад вступил в должность и уже вынужден переживать худший из кошмаров, который только может выпасть на долю директора тюрьмы. Сердце бешено билось. Как там Хосе Куаутемок? А если он погиб? Впервые я на себе ощутила, как новости банализируют цифры. Про людей говорят, как про числа, словно смерть — исключительно факт статистики. Среди этих пятнадцати погибших могли оказаться мои знакомые с обеих сторон — и надзиратели, и заключенные. Насилие ворвалось в мою жизнь в самый неожиданный момент.

Нет, не может быть, чтобы с Хосе Куаутемоком что-то случилось. Как я буду жить, если он среди этих погибших? Я не смогу простить себе своего малодушия. Я даже не помню, какие последние слова он мне сказал. Черт, какие же? Мы воспринимаем жизнь как нечто само собой разумеющееся, но вот ударяет молния и разбивает нашу уверенность вдребезги.

Я попросила шофера и одну из нянь отвезти Даниелу на занятие. Шофер мигом сорвался с места. Тереса, новая няня, осталась стоять в дверях. «У вас там кто-то близкий сидит? Вы так разволновались», — сказала она. «Я ездила туда со своими друзьями Педро и Хулианом. Они там ведут уроки», — ответила я как можно суше. Не хотела, чтобы она догадалась об истинных причинах снедавшего меня беспокойства. «Вы, наверное, там кого-то знаете?» — спросила она. Мне не понравилось, в каком направлении развивался разговор. «Да, я много кого там знаю. Поэтому и тревожусь». Она немного помолчала. «А Элеутерио Росаса случайно не знаете?» Нет, имя незнакомое. «А что, Тереса?» — «Он муж моей двоюродной сестры. Его посадили за кражу. А он такой недотепистый. Я боюсь, что с ним что-то сделают». Я подошла к ней и обняла. Она заплакала мне в плечо. Я никогда не думала, что могу так сблизиться с домработницей. И вот мы обе жаждем узнать имена погибших в мятеже. Обе страдаем от боли, которую ни один человек моего круга понять не способен.

Я принялась скакать с канала на канал в поисках новой информации. Ничего. Сериалы, конкурсы, исторические документалки. По новостным каналам — занудные интервью с политологами. Схватила компьютер, загуглила. Большинство сайтов копировало первую новость, переданную три часа назад одним новостным агентством. Репортер на вертолете все это уже рассказывал. Зато есть фотографии. Зэки, с голым торсом или в майках, угрожающе выстроились на кровлях. Лица закрыты масками. Даже с высоты видны сжатые до белизны костяшек кулаки, злобные взгляды, решительные жесты. Я нашла фото с четырьмя трупами надзирателей, в том числе того радушного молодого человека, который в первый раз вел меня на свидание с Хосе Куаутемоком в общей зоне. Он лежал на спине в луже крови. Я зажмурилась от ужаса. Добрый, милый парень, один из лучших людей из всех, с кем я познакомилась в тюрьме. Он не заслуживал смерти.