— Дмитрий Евгеньевич, Вы выдали в производство заказ номер шестьдесят три некомплектно. Фермы выдали, а где прогоны?
— Та ведь металл не подошел! — округляет глаза харьковский украинец Алексеев. — Вот придет вагон из Новокузнецка, и мы в течение трех дней…
— А зачем же Вы выдали фермы?
— Та шо с того? Ведь производство надо загружать! План же надо выполнять! Та, Станислав Иванович, пока они делают эти фермы… — Дима ершится, лезет в бутылку.
— Вы не должны выдавать в производство некомплектные конструкции. Неужели Вы этого не понимаете! Это же аксиома. Вот, например, Вы пошли в магазин, и там Вам предлагают костюм без пуговиц. Вы будете покупать такой костюм? Нет! А почему же Вы выдаете фермы без прогонов? Вы звонили на Новокузнецкий завод? Вы послали туда вашего человека, чтобы ускорить поставку?
— Та, Станислав Иванович, Вы же знаете, шо это бесполезно, на звонки они не отвечают, а толкачей не принимают. У них график прокатки, и баста. Придет срок, и отгрузят, швеллер двадцатый они обычно в конце месяца катают, мы знаем.
— Вы не имеете права выдавать в производство некомплектную продукцию, — с иезуитским упорством гнет Самарин. — Вы хоть знаете, как называется наш завод?
— Шо- то там насчет комплектной поставки? — вяло ерничает Дима.
— Вот видите, Вы даже не выучили название завода. А руководите таким коллективом… Чему Вы учите Ваших конструкторов? Руководитель, прежде всего, — это воспитатель коллектива…
Дима с тоской смотрит на большие настенные часы. Только еще без двадцати два, еще не меньше получаса нужно терпеть эту нудную мораль, смотреть, как прохаживается перед ним по ковру этот петух, заглядывая в свои отражения в стенках шкафов и явно ими любуясь… А тем временем его ждут в отделе, начальники бюро толпятся с чертежами на подпись, до двух нужно сдать чертежи в производственный отдел, иначе отделу не зачтут план, завтра, как мальчишку, будут склонять на оперативке, надо бы позвонить Соловцову, начальнику производственного отдела, попросить, чтобы принял выполнение до трех…
— Станислав Иванович, можно я на минутку, только позвоню в отдел и назад…
Алексеев не вынес регулярных директорских пыток и скоро уехал в Белгород. Главным конструктором теперь уже объединенного отдела стал Юра Бабаев, человек с легкого производства.
Линкин, человек невредный и спокойный, выдерживал первые полчаса, затем из-за дверей самаринского кабинета доносилось громыхание: Линкин выскакивал красный и встрепанный, бормоча ругательства. Вслед ему неслось: «Дмитрий Николаевич, вернитесь!» — но тот только рукой махал. Вскоре он выпросил в Министерстве командировку в Нигерию, на строительство металлургического комбината и уехал на год, потом еще на год… Заместителем по производству стал Гончуков, человек Самарина.
С Данилиным нашему директору было неинтересно. Евгений Палыч, человек покладистый и со всеми согласный, только кивал: «Да, Станислав Иванович, я согласен, Станислав Иванович». — «А если согласны, то почему Вы не записываете мои указания?» — Самарин досадливо пытался вызвать Данилина хоть на какой-нибудь конфликт. Евгений Палыч что-то чиркал в своей книжечке. «Ладно, идите, Евгений Павлович». Ну никакого удовольствия не получал Самарин от Данилина. И он сделал рокировку, поставив меня главным, а Данилина — заместителем по конструкторско-технологической работе. Теперь Данилин смирно сидел в кабинете у Юры Бабаева и робко спрашивал: «Может быть, чем помочь?» А главным инженером завода стал человек из самаринской обоймы.
Расставив своих людей на главных направлениях, Самарин временно оставил нас в покое и переключился на свое ближайшее окружение — партийного секретаря Куля, профсоюзного секретаря Горбачева и зама по общим вопросам Смолика.
— Вы должны быть моими органами, — ораторствовал Самарин, расхаживая перед ними, смирно сидящими за столом. — Вот моя правая рука — это главный инженер, моя левая рука — заместитель по производству, одна моя нога — это главный бухгалтер, другая нога — это начальник ОТК, мои пальцы, вот они, — это начальники цехов. А вы должны быть моими органами чувств, моими глазами и ушами. Тогда мы — что? Как единый организм! И когда я иду по заводу, Вы, Владимир Казимирович, должны быть рядом, у правого бедра, а Вы, Александр Григорьевич, — у левого бедра. И тогда мы — плечом к плечу! И нам не страшны никакие недруги. Вы думаете, у нас нет недоброжелателей? Ого, еще какие!
Вначале Самарин дал мне полную свободу действий на своем втором — легком производстве.
— Мы получили от нашего Правительства современное высокопроизводительное оборудование, и наша с Вами задача — в кратчайший срок сделать наш завод самым передовым в стране. Заходите ко мне без звонка в любое время, если нужна моя поддержка, но и держите меня постоянно в курсе Ваших дел, — доверительно, как своему человеку, говорил он. — Ведь наш прокатный стан, наши профили — это еще дети, они не вышли еще из младенческого возраста, и наша с Вами задача — сделать их взрослыми!
Как-то раз по простоте душевной я попытался зайти к Самарину по неотложному делу в три часа.
— Что Вы! Туда нельзя, там Валентина Николаевна! — замахала на меня руками секретарша Надя. — Разве Вы не знаете?
Я в самом деле не знал, что с половины третьего до четырех — время начальника технического отдела Валентины Малец. Кстати, моей подчиненной. По велению директора из скромненького отдела технической информации (сидят там обычно одна-две девицы, читают журналы и, если находят что-то по теме, сообщают специалистам) на заводе был создан Технический Отдел с зарплатой — ого-го! — Начальника Отдела! Валентина Малец, смазливая белорусочка, была любовницей Самарина, это все знали. Она развелась с мужем, получила квартиру в заводском доме, и Самарина частенько ловили на ночных посещениях Валентины.
Но, как бы то ни было, завод успешно работал и рос. Благодаря или вопреки Самарину? На заводе собрался уникальный состав специалистов: из Казахстана, из Челябинска, с Урала, из Череповца, из Норильска. Нас объединяла молодость и нелюбовь к директору. За два с половиной года мы сумели увеличить производительность прокатного стана почти вдвое, а производство легких конструкций — втрое.
Только вот директорские обходы завода…
«Стоп!» — скажет терпеливый и въедливый читатель. Похожие слова уже были сказаны где-то в начале, автор повторяется и, по причине дряхлости лет, не помнит, что писал! Нет, дорогой мой читатель, повторяюсь не я, повторяется, сделав тридцатилетний виток, история моих директоров. Но она, как и положено истории, повторяется в виде фарса. Те же, но уже комедийные процессии с обходами цехов завода. С секретарями по бокам и с нами, специалистами и инженерами в тягостном хвосте. И наш лидер, картинно витийствующий. Самарина мало интересовали дела производства, но чистота и порядок! Чисто выметенные полы, размеченные краской проходы, закрытые цеховые ворота! Глубокомысленные рассуждения о том, что нормальное положение ворот — закрытое! «И почему же ворота оставили открытыми? Есть у Вас, Валентин Михайлович, в технологии такой тезис? А если есть, то почему ворота открыты? И почему на дороге валяется грязный обрывок? Это недоработка инженерных служб!»
Пламенная любовь к схоластическим рассуждениям и истовая вера в бумажные правила, которыми были увешаны все стены.
Самарин искренне любил легкое производство как созданное им самим творение, с высокими, светлыми пролетами цехов, уходящими вдаль, и умным прокатным станом. Сверкающие чистотой полы, аккуратно, цветными красками размеченные проходы, металл и конструкции, сложенные в стеллажи, чистые спецовки рабочих и ярко-желтые мостовые краны над головами. Ни единого обрезка металла под ногами, ни единого брошенного окурка! И жесткое наказание за беспорядок. Я учился этому у Самарина, хотя казалось, что фанатическая приверженность к чистоте переходила порой разумные пределы. Завод рос и развивался, выполнял и перевыполнял планы, завоевывал Красные знамена, и наш директор купался в лучах славы. Ах, как Станислав Иванович умел принять гостей, как обаять их теплым вниманием! У него был календарь с отметками о днях рождения всех нужных людей в городе, области и Москве. Поздравления он делал лично по телефону, и еще посылалась яркая поздравительная телеграмма. От коллектива, от партийной и профсоюзной, и от себя, скромного, лично. А как он встречал руководство из Москвы, большое или не очень! Обязательный выезд на природу, скатерка, постеленная на лужке под березкой, простые дары Беларуси: Вы уж не прогневайтесь, мы, белорусы, народ простой, но гостеприимный! И тосты: за мудрое руководство, ответный — за сплоченный коллектив завода, потом за нашу Белоруссию, за каханне, это у нас, у белорусов, такой обязательный тост про любовь. Нет-нет, за каханне у нас пьют до дна! И конечно, скромные дары Беларуси в дорогу, на память, чтобы вы нас не забывали! Делегации от заводов, от профсоюзных организаций, от коллег из ближнего зарубежья, от соседних колхозов и совхозов, от пионеров и школьников посещали завод и восхищались деятельностью нашего директора.
