В первый же раз, когда тиганов и эйгов созвали на Собрание к новому Главному тигану, придворные, немало повидавшие на своем веку, оказались совершенно не готовы к тому, что им предстояло. Истарма мягко кружил вокруг стола, рассматривая карты, донесения и послания, а тиганы и эйги недоуменно толпились вокруг. Не было возможности сесть, не спеша повести беседу, а то и задремать, как частенько бывало в Собрании раньше. Тут не было кресел или стульев: ни затканных узорчатыми тканями, подбитых пуховыми полушками, ни самых простых, деревянных. Не было речей, славословящих членов Совета по отдельности и все Собрание в целом. Лишь многочасовое стояние в мрачной зале, давившей благородных тиганов своим каменным холодом, проедавшей глаза тусклым светом свечей и светилен, тянувшей в темную бездну холодных напольных плит, что так напоминали надгробные.

С тех пор парадной залы Истармы начали побаиваться. Советы не затягивались на продолжительное время. Королевским тиганам недолго удавалось держать здесь оборону, отстаивая свое, потому что с каждым мгновеньем желание уйти, исчезнуть отсюда становилось непреодолимым, и они покидали залу ни с чем и соглашаясь на все. То ли дело Большие Собрания в малом Парадном зале – забота Короля. Но теперь их созывали все реже и реже… А новому Королю, которому еще лет десять оставалось до совершеннолетия, и вовсе не до того будет.

Со временем необходимость в этом покое отпала, Главный тиган уже не нуждался в помощи «магической» залы, достаточно было и своей силы, но за годы, проведенные здесь, он сердцем прирос к этим черным камням. Поэтому время шло, а ничего не менялось. Но тэбу Симаю, что до этой поры пользовался доверием своего господина, приходилось бывать и за таинственной дверцей. Он знал прекрасно, что в личных покоях Истармы восполнена вся та слепящая роскошь, которой не хватало здесь. Ценные игалорские ковры и ткани, серебряные статуэтки, сделанные далеко на юге непревзойденными мастерами, легкая плетеная мебель, привезенная из того же Игалора. Ее не жаловали в Кромае за кажущуюся непрочность и воздушность, но Истарма, целый день капля за каплей впитывавший тяжесть и холод своих же камней, любил и ценил эту легкость.

Была еще и потайная комнатка, куда можно попасть только лишь из спальни Главного тигана. Она очень напоминала Башенный покой родового замка в Танаке, предназначенный для колдовских занятий Истармы. Все так же, как и там: склянки, флаконы, тряпки, амулеты, горы мусора и свитков из Королевского Хранилища. Все так же, за исключением книги. Но о том, что тэбу Симаю удалось побывать и там, знал один лишь тэб Симай.

Истарма наконец остановился прямо перед своим помощником. Поразглядывал немного его запыленные сапоги со шпорами, скромный серый селан, уткнулся глазами в перевязь и, неожиданно быстро подняв взгляд к лицу, уставился прямо в глаза. Два невидимых луча пролегли между ними, соединяя. Глаза Истармы, темные и пустые, высасывали силу, решимость, волю… казалось, и саму жизнь, и в то же время давили, стремясь забраться внутрь, в голову, выпить мысли, раскрыть самые сокровенные помыслы, узнать то, о чем человек и сам не знает.

Другие темные глаза то и дело менялись под пристальным взглядом тигана: бледнели, выцветали – и снова наполнялись глубиной, заволакивались мутью – и снова оживали. Похоже, тэбу Симаю и на самом деле нечего было скрывать от своего покровителя, но его воля тоже должна была плавиться, как снег под жаркими солнечными лучами, мысли – путаться, а внутри, как и у всех остальных жертв, рождался страх неизбежного, неизвестного и потому многократно более жуткого исхода.

Он зашатался. На лбу появилась испарина. Невыносимо трудно было сохранять свою личину, выдерживая этот взгляд, скрывая внутри скапливающуюся с каждым мигом яростную решимость – наброситься на Истарму… уронить на него какой-нибудь увесистый камень. И бить, бить, бить… бесконечно… Пустота… Пустота внутри… Ничего нет… лишь ярость… ярость… ярость… Он усилием воли отбросил ее, готовую взметнуть всю его силу и обрушить на тигана. Держаться… Как только ярость пробьет оболочку, отступления уже не будет.

Истарма удовлетворенно отвел свой взгляд, не заметив ничего нового. Симай выгодно отличался от остальных слуг тигана волей и практичностью, холодностью и отсутствием ложных истин в голове. За это его и выделили так скоро, да еще за редкостную хитрость. И еще: он не сдавался никогда. Обычно люди, уже раз сломленные Истармой, во второй готовы были падать на колени при одном лишь виде его маленьких пронзительных глазок. От восторга или от страха. Над Симаем приходилось грудиться каждый раз, и эта игра нравилось Истарме. Неужели тот мечтает когда-нибудь сравниться с покровителем, выйдя хоть раз победителем? Только победить он не мог.

Истарма давно раскусил своего помощника. Тэб Симай, сам будучи сильным, силу безмерно уважал и даже поклонялся ей. Да, он готов был идти за тем, кто восхищал и потрясал его и у кого он рассчитывал получить большее – нет, не деньги, а нечто иное, – и потому был предан Истарме. Пока надеялся все это обрести.

– Так ты прибыл только для того, чтобы рассказать о своей неудаче? – Тиган вновь вспомнил о главном, и его мимолетное удовлетворение испарилась в воздухе, как и не бывало.

– Там я больше не нужен, – почтительно ответил тэб Симай. – Это бесполезно.

Тиган еще прошелся туда-сюда.

– Я начинаю разочаровываться в тебе… – задумчиво пробормотал он будто бы под нос.

Симай почтительно склонил голову.

– Я всего лишь слуга благородного тигана и выполняю его волю. Так, как могу. Но я простой человек, а не колдун. Мои силы ограничены, поэтому здесь необходимо личное вмешательство…

– Знаю, – отрезал тиган, внезапно обернувшись и снова пронзив человека взглядом, – эти проклятые колдуны всем оказались не по зубам. Даже тебе. Но я на тебя надеялся! Как ни на кого другого. Они же были зажаты в кольце, стиснуты со всех сторон!.. Куда исчезли?! – грянул он подобно грому с небес.

Тэб Симай чуть заметно вздрогнул.

– Я заслужил неодобрение великого тигана и готов нести кару… но осмелюсь заметить… – И он выпалил, торопясь: – Мои люди ни в чем не виноваты, они стерегли их днем и ночью, и облаву мы провели, как надо. Разве что, если бы днем… нам, может, удалось бы заметить, куда они скрылись.

– Скрылись!! – Тиган снова полыхнул глазами. – Если верить тебе, то они просто исчезли! Прямо под носом у твоих людей растаяли в воздухе!

– Мои люди видели, как в дом входили накануне вечером, но как они вышли… – Он опять не успел договорить.

– Как? Как они уходят в никуда? И куда? – возбужденно мерил шагами залу Истарма, а тэб Симай навытяжку ждал продолжения.

Некоторое время тиган, как зверь в клетке, метался по своему парадному покою. Наконец подлетел к помощнику, сжал кулаки, словно собираясь ударить.

– Я должен, должен узнать!

Он снова рванулся наперегонки со своими многочисленными тенями, впопыхах свалив со стола серебряную подставку для свечей. Через некоторое время шаги его стали спокойнее, усилием воли он заставил себя остыть.

– Кажется мне, где-то среди моих людей предатель. – Приблизившись, он снова внимательно вгляделся в тэба Симая.

– Я бы давно нашел его, – убежденно проговорил Си-май. – Я не однажды проверял своих людей, хоть… головой за каждого не поручусь. Но если такой предатель есть, то моя голова недостойна служить благородному тигану.

– Я не доволен тобой! – сухо отрезал Истарма и опять принялся мерить пространство залы тяжелыми шагами.

Его досада сгущалась, но пока что далеко не в той мере, чтобы вызвать очередной приступ гнева. Но спокойствие не могло обмануть тэба Симая. Тиган не впал в ярость лишь потому, что исход дела был ему известен еще много дней назад. Все эти дни Истарма не оставлял надежды, и конец ей положило только сегодняшнее появление тайного помощника. Услышь он это сразу, опустись он мгновенно от возбужденного предвкушения в яму горечи от нового щелчка по носу, и в каменном мешке разгулялась бы та самая безудержная ярость, которой он так славился. Сегодня он уже готов был слушать доклад Симая без непременного желания убить его на месте, однако злость то и дело выплескивалась наружу из-под его мрачной маски.