Леки вспомнил, как Дэйи, не целясь, бил «пиявок», вспомнил и нож в сердце мертвого трея из засады на Равнинном Пути, когда его так позорно выбросило из седла. Их всех настигла смерть от одного удара. Прямо в сердце. Теперь, после сказанного Триго, он начал понимать, откуда такой холодный расчет и уменье. Если надо убить, то как можно быстрее – вот в чем соль.

– Я видел, – невольно пробормотал он, – он целился прямо в сердце, и как быстро!

Триго мотнул головой.

– Они не целятся. Никуда. Им не надо видеть, чтобы попасть в цель. Они чувствуют сердце! Твое, мое, любое! И не только сердце, если враг недалеко. Они направляют оружие не руками, а всем своим существом, поэтому никогда не ошибаются.

Леки заледенел. Вторая лепешка так и осталась валяться на траве. Кусок больше в горло не лез. Со стоянки донесся окрик. Триго ответил. Они поднялись.

– Скажи мне уж тогда еще одно, – вздохнул Леки, с трудом оторвавшись от травы. – Я сначала не сообразил даже. Сколько ниори живут? Как люди, шесть-семь циклов? Или больше? – Триго удивленно развернулся, и Леки торопливо пояснил: – Инхио как-то сказал, что очень давно услыхал про Дэйи, то есть Иллири Дэйи, еще когда обучение только закончил. А с виду они одних лет… Вот я и запутался…

Они вышли на общую поляну, и Триго невольно заговорил тише.

– В этом и беда. Наши сроки не измерены Великой Матерью. Мы проживаем разные жизни. – Он старательно делал вид, что поправляет седло, пока Леки глазел на него широко открытыми глазами. – Конечно же, наши жизни длиннее человеческих, у истинных – еще длиннее. Но и у них. без капли человеческой крови, земные сроки различаются в несколько раз.

Леки чуть не подпрыгнул.

– Два или три двойных цикла – обычный срок для ниори, но много тех, что не доживают и до этого времени. Есть и те, кто переживает его.

– Погоди, – Леки схватил его за руку, – ты говоришь «двойной цикл»? Двенадцать раз по двенадцать? Два или три двойных цикла? Или я ослышался?

Триго кивнул.

– А дальше – я не знаю. Спрашивай у Иллири.

– И спрошу! – Леки легко вскочил на Ста и, пока еще все не успели собраться – как всегда, устраивали Нока Барайма, – подъехал к Дэйи.

– Ты уезжаешь? – спросил напрямик. Теперь уж чего вилять?

– Если Тинхэ нас догонит, то уеду. Если нет – потом, в приграничье.

– Я вспомнил то виденье, то самое, про камень, – осторожно начал он. – Если нужно, я расскажу.

– Если нужно, – ответил страж, – расскажи.

– Это долго получится. Вечером, хорошо?

Страж кивнул безразлично. Леки хотел вспылить, но сдержался.

– Хорошо, – повторил Леки еще раз, для себя, и отстал от Дэйи.

«Уж до вечера он точно не уедет, раз промолчал», – рассудил он и успокоился. Смерть какого-то незнакомого колдуна, виденная во сне, его мало заботила, да и стерлась уже слегка, зато виденье служило хорошим предлогом, зацепкой. Страж не устоит, от разговора увиливать не будет. Сегодня – или никогда. Сегодня он выложит Дэйи все, что думает о его странном темноглазом друге, и тот уже не отвертится, придется все рассказать про Виверру да про свои делишки с этим… Или Леки сам расскажет. Всем.

Полный решимости, он целый вечер обдумывал непростую битву со стражем и сам боялся себе признаться, что вряд ли сможет нарушить свое прежнее обещанье. Вряд ли он Кому-нибудь когда-нибудь решится рассказать о маге со странными глазами. Почему? Он и сам не знал.

А вечером Дэйи исчез. Отряд устало раскинулся около костра, приятно булькало варево в котелке, с увлечением о чем-то разглагольствовал Нок Барайм. Все были на месте Только Дэйи куда-то запропастился. Когда все начали устраиваться на ночлег, Леки с похолодевшим сердцем не поленился сбегать к лошадям. Виэ на месте, никуда не пропал, и Леки вздохнул с облегчением. Но общему примеру не последовал, не завернулся в одеяло, не примостился поближе к костру, не захотел утонуть в блаженной дреме. Он ждал, прислонившись спиной к облюбованному им тонкому деревцу. Луини, что живет в нем, наверное, сродни юной девушке: тонкой, свежей, не успевшей хлебнуть горестей жизни. Леки прижался ухом к стволу, уловив слабую дрожь, словно дерево всем своим существом отвечало ему. Он прислушался, закрыл глаза.

Его осторожно тронули за плечо. Леки открыл глаза. Над ним стоял Дэйи.

– Пойдем, – сказал он, – отойдем подальше.

Леки с сожалением оторвался от деревца, но перечить Дэйи не стал. Хотя чего бы это страж тянул его подальше от костра, от остальных? Леки вспомнил недавние слова Триго, его рассказы о стражах, и ему стало неуютно. Если у Дэйи какая-то тайна, то навряд ли он допустит, чтоб Леки ее разгадал. Эх, зря он все это затеял!

Страж обернулся.

– Достаточно.

Леки повернулся назад к костру. Далековато. Видно, Дэйи больше, чем Леки, чужих ушей опасается.

Они так и стояли друг против друга. Молчание затянулось. Страж ожидал.

– Я вспомнил тот сон, – повторил Леки то, что и днем. – Если это важно…

Страж кивнул.

– Важно.

– Откуда ты знаешь? – не удержался Леки. – Я во сне незнакомца видел…

– Я чувствую, – ответил страж. – Важно для меня. И рядом с Белой Поляной ты не мог увидеть пустяка. Луини не будут просто так тратить силу.

Леки решился.

– Тогда давай договоримся, – заторопился. – Я расскажу тебе все без утайки, а ты взамен мне все, как есть, объяснишь, – он набрал побольше воздуха, – про того незнакомца, что безо всякого приглашения в домик Лисса явился. И про Виверру заодно, и про книгу ее. Это же маг, правда?

Дэйи промолчал.

– Ну и не говори! – Леки уже закусил удила. – Я все равно знаю! У тебя с ним дела какие-то, я же не слепой. А он человек нехороший!.. Или кто он там, ниори? Только тоже не из таких, как надо.

Страж безмолвствовал.

– Ниори не воюют с ниори, да? Так ты говорил? Потому он нас и упредил? – От молчания в ответ Леки начал кипятиться куда больше, чем от любых уклончивых ответов. – А что они с людьми-то делают? Знаю, что тебе все равно! А вот мне не одинаково!

Леки испуганно притих. Он почти кричал. Хорошо, что еще от лагеря подальше отошли, а то всех перебудил бы. Дэйи его не зря увел. Как знал. Мыслей он, конечно же, не слышит, а вот возмущение Леки, облаком клубившееся вокруг него, почувствовал. Знал, чего Леки потребует. Как сухой песок, он впитывал любые вспышки чужого гнева, радости, боли, любую, даже самую малую, каплю чужой страсти, а сам всегда оставался песком, сухим и безразличным. Как сейчас. Если бы у Леки не было своего живого сердца, он бы тоже, наверное, выучился слушать чужие.

– А если мы не договоримся, – как можно холоднее отрезал Леки, – я расскажу все, что знаю про этого мага. Инхио, Лиссу, Триго. Даже Ноку…

– По-человечески, – только и бросил страж в ответ.

– Что такое? – сбился Леки, призабыв все слова, заготовленные днем.

– По-человечески, – повторил Дэйи спокойно. – Забывать обещания.

– Я тебе слова не давал! – снова разозлился Леки, как будто его уличили в постыдном деле.

– А зачем оно мне? Какая ему цена? Это люди придумали слова и клятвы… чтобы хоть так запечатать свои рты, мысли и руки. Мы обходимся без них. Мы говорим то, что делаем, и делаем то, что говорим. Для любого ниори твоего обещания было бы достаточно, чтобы никогда не уронить ни одного слова в чужие уши. Слишком много человеческого…

– Пусть слишком много! – взорвался Леки. – Пусть! Да много, и я доволен! Слышишь, камень без сердца! Это лучше, чем сидеть в своем лесу и ждать, пока что-нибудь там не сделается само собой и не удастся вылезти из своей клетки в Большой мир! Слышишь, куда лучше! – Он снова кричал.

– Может, и лучше, – вдруг согласился Дэйи без всякого гнева. – Я не пробовал. Но спорить с тобой не буду.

Леки словно ударило жаром изнутри, кулаки опустились, ноги ослабли. Жар пополз к лицу, залил уши. Хорошо хоть, темно, не видно. Леки опустился прямо на землю, укрытую травой и старыми листьями. Надо было что-то сказать, только что?