Путники доскакали до самого моста, стражники на мосту отдали честь так же, как их собратья у городских ворот. Королевский тиган сдержал коня и обернулся к своим спутникам.

– Я очень доволен вашей службой, – сказал он, по-прежнему обращаясь в основном к Дэйи, как к старшему. – Вот ваше вознаграждение.

И он протянул Дэйи кошель с золотыми, который тот принял с поклоном. Леки тоже почтительно склонился в седле.

– Если ты, Дэй, или ты, Леки, когда-нибудь решите принять мой тэйр, я с радостью изъявлю свое согласие. Будущему начальнику моей личной охраны… который заменит тэба Антадора, будут даны соответствующие указания. Несомненно, вы оба заслужите скорое повышение. – И он замолк.

Молчал и Дэйи. Нет смысла повторять то же, что сказано еще несколько дней назад в ответ на точно такое же предложение: благородный тэб оказывает великую честь и так далее, но друг уже поручился за него, и только долг чести не позволяет принять предложение благородного тэба. Тэб помедлил и продолжил:

– Я, благородный тэб Тандоорт Ай Дар, считаю, что все еще должен вам за спасение моей жизни. Вы справедливо отказались от золота, полагая, что не заслужили его в полной мере. Это благородный поступок, достойный отважного воина, и я нашел иной способ отдать свой долг. Я, тэб Тандоорт Ай Дар, клятвенно обещаю, что ваша просьба, любая, какой бы она ни была и в какой бы час дня или ночи она ни была высказана, будет немедленно удовлетворена. Если только это окажется в моих силах. А в моих силах – многое.

– Поистине, великодушный тэб делает нам благородный подарок, – снова склонился в седле Дэйи. – Он сделал бы честь и Королю.

– Вас пропустят ко мне в любое время, скажите лишь страже, что тэб Тандоорт Ай Дар ожидает вас, и назовите имена.

Два трея склонили головы. Тэб промедлил несколько мгновений, затем резко отвернулся и тронул коня с места. Дэйи тоже развернулся от моста, бросив: «Королевский подарок, отважный… сам даже еще не знаю, насколько отважный», – и с этими странными словами устремился в одну из узеньких улочек. Леки молча последовал за ним.

Он впервые очутился в таком огромном городе. Тигрит, сердце Айсина, казался просто большой деревней рядом с Эгросом. Смеркалось, но Леки нетрудно было различать силуэты пеших горожан и всадников, частенько попадавшихся им по пути. Необычайная способность хорошо видеть в сумерках сейчас давала ему возможность откровенно разглядывать встречных. Он заметил, что здесь почти все вооружены, а всадники – так и вовсе все до одного. Не то что в Тигрите. Да и богато одетых тэбов тут не в пример больше. Дома казались Леки необыкновенными, роскошными, фасады многих из них обильно украшали замысловатые фигурки и поделки из материала, подобного хорошо знакомой красной глине, только разных оттенков.

Дэйи все чаще поворачивал в совсем узенькие боковые улочки, где выступы и балкончики верхних этажей нависали так низко, что приходилось иногда наклоняться вперед, чтобы не раскроить себе голову. Здесь, на городских задворках, оказалось куда грязнее. Канавы для слива нечистот нередко были забиты, и, похоже, далеко не первый день – удушливый запах, растворенный в холодном вечернем воздухе, не давал свободно дышать. Облупленные стены домов сходились так близко, что всадники с трудом помещались в проеме. «А в Тигрите нигде и не найдешь таких узких улочек», – подумал Леки и прокричал то же самое Дэйи, ехавшему впереди. Но тот или не услышал, занятый своими мыслями, или не захотел услышать, даже головы не повернул.

Леки так и не успел привыкнуть за эти семь дней путешествия к немногословности своего спутника. Южанин говорил с Леки только тогда, когда считал нужным. Иное дело тэб: ему Дэйи отвечал всегда с готовностью, никогда не прикидываясь, что не слышит. Но Леки и не думал обижаться. В конце концов, он сам навязался южанину в попутчики, и нет вины Дэйи в том, что Леки ему совсем не нужен.

– Стой! – услыхал он вдруг возглас и поднял глаза.

Занятый своими мыслями, он и не заметил, как они выехали на небольшую площадь, окруженную со всех сторон плотным кольцом высоких домов в несколько этажей. Окна внизу приветливо светились, некоторые двери были распахнуты, несмотря на промозглую погоду, изнутри доносились шум и крики. Дэйи спешился, бросил Леки повод и, коротко приказав ждать здесь, скрылся в ближайшем дверном проеме. Воткнутые над входом факелы, безобразно коптя, освещали надпись, сделанную яркими пурпурными буквами на слегка, впрочем, покосившейся доске: «Дворец». Леки расхохотался. Более несуразного «дворца» себе нельзя и представить. Его стены нуждались то ли в новой глиняной отделке, то ли в простой покраске, чтобы хоть немного скрыть раны, нанесенные временем. Когда-то приличное, теперь это здание превратилось в развалину, даже покосившиеся ставни на втором и третьем этажах, казалось, никто и никогда не поправлял. «Представляю, какой жалкий, должно быть, этот „Дворец“ при свете дня», – подумалось Леки.

Конечно же, это был городской постоялый двор! И он не пустовал: снизу, из общего зала, пробивались шум и всевозможные возгласы. Там людно. Внезапно из дверей с грохотом вывалилось два изрядно подвыпивших солдата, а за ними вышел и южанин, но направился не в сторону Леки, а к следующему дому, не менее серому и облезлому, однако с коновязью у дверей, возле которой маялось на привязи несколько лошадей. «Корона», – прочитал Леки над входом. Огляделся, крутя головой по сторонам.

«Да это же один большой постоялый двор, – сообразил он. – Как я сразу-то не заметил!» Все домишки, выходившие на площадь, пестрели вывесками, двери некоторых строений были заранее гостеприимно распахнуты для постояльцев. Да и шум исходил не только из облезшего чрева «Дворца» или «Короны», шум слышался отовсюду и заполнял всю площадь таким плотным, устойчивым гулом, что Леки сначала даже не обратил на него внимания. Злачное местечко!

Тем временем Дэйи вынырнул из «Короны» и снова скрылся в следующей по кругу двери. Леки подвел коней поближе и прочитал: «Поросенок». Хозяева, судя по незатейливой табличке, были людьми без претензий, однако этот дом выгодно отличался от первых двух хотя бы потому, что вывеска освещалась не факелами, а настоящими светильниками-половинками, не позволявшими пламени закоптить фасад здания и вывеску. Фасад – простой, каменный, без всяких там завитушек, зато, насколько можно разглядеть, он не зиял уродливыми дырами отвалившейся глины. В общем, этот «Поросенок» и вправду смотрелся в этом месте, среди остальных построек, как еще приятный на глаз розовый поросенок среди взрослых свиней, уже успевших поваляться в грязи на своем веку.

Дэйи задержался чуть дольше, тут ему, видно, повезло. Он вышел на порог и махнул Леки рукой.

– Здесь можно остановиться на несколько дней. Скоро коронация – мест нигде не найти. Хозяин это знает и дерет по четыре бара за ночь вместо обычных двух. Комната на самом верху. Неудобная и узкая. Но выбора нет.

Леки на всякий случай кивнул, хоть не похоже, чтобы южанин с ним советовался. Вслед за Дэйи он обогнул дом с левой стороны и наткнулся на крепкие деревянные ворота в стене. Южанин постучал, и какой-то невысокий человек открыл им. За воротами обнаружился небольшой дворик и тесная конюшенка. Две телеги, загромоздившие и без того маленькую площадку, затрудняли любые маневры в этом узеньком пространстве. Леки, поминутно натыкаясь на своего спутника, снял поклажу со Ста, расседлал и с облегчением передал его слуге (или кто он там), сунув ему две мелкие медные монетки из своих запасов.

Они проникли в дом через заднюю дверь и оказались прямо в трапезном зале, который внезапно обрушился на них своим многоголосием, тяжелым запахом жратвы, перемешанным с едким дымом курева, и множеством любопытных глаз, устремившихся сразу на пришельцев. Дэйи уверенно направился к стойке, Леки потянулся за ним, стараясь казаться таким же спокойным, он не привык к пристальному вниманию, к тому же такого разношерстного… сброда, иначе не скажешь. Много треев… а среди них и совсем угрюмые типы есть. Леки как раз нарвался на один такой взгляд, налитый кровью и хмельным пелом, и поспешно отвел глаза, от беды подальше. Ни торговцев тебе, ни крестьян… Видать, не их место. Хотя, может, и есть, только Леки распознать их тут тяжело. Впрочем, новоприбывшие уже никого не интересовали. В таком огромном улье, как Эгрос, только что-нибудь из ряда вон выходящее могло удержать внимание этой публики надолго.