Наконец они вышли на двор. Незнакомец протянул какие-то мелкие монеты, сказал, что есть придется в седле, надо спешить. Пусть Леки пойдет в дом, еду заберет. И пусть обязательно поблагодарит маленькую женщину за заботу и пищу. Готовит она восхитительно. Леки пошел в дом. Он двигался, точно в густом тумане, и хотел лишь одного – поскорее покинуть отчий кров.
Ювит уже встала, в горнице витал ароматный запах ее стряпни. Леки перекинулся с ней парой слов, повторил то, что сказал незнакомец. Ювит засуетилась, собирая сверток с едой. Леки заметно волновался, боялся, что вот-вот проснется Орт и спустится к ним. Но Ювит, словно угадав его мысли, не потратила даром ни единого мига. В мгновение ока она протянула Леки раздувшийся узел… уж очень раздувшийся, показалось ему. Он сделал несколько шагов к двери. Единственное, о чем он жалел, это то, что не мог попрощаться с братьями и что стоял рядом с Ювит – и не мог проститься с ней. Она сама догнала его у двери, открыла, произнесла что-то вроде: «Доброй дороги!» Он не слыхал, точно в Угаре. И еще вложила что-то в свободную руку. Леки вышел, и дверь родного дома захлопнулась за ним навсегда.
Он пристроил узел, вскочил на коня, и двое путников выехали в холодный рассвет. С каждым шагом они отдалялись от старого дома, и сердце отпустило Леки, потому что знало: обратной дороги не будет. Наконец он стряхнул с себя оцепенение и вспомнил, что до сих пор сжимает что-то в левой руке. Взглянул – и обомлел. Это же амулет Ювит, искусно вырезанный листок дерева тави! А ведь с этой вещицей она не расставалась никогда! Хорошо, что южанин ехал позади и не мог видеть лица Леки.
«Она все поняла!.. Она знала, что я хочу уйти, и поняла… что этот день настал. Я просто безмозглый олду! Я мог с ней попрощаться, мог, даже должен был, она бы никогда не рассказала Орту! Бедная добрая Ювит… Она простила мне и это, а ее амулет, – Леки посмотрел на листок тави, – подарок на прощанье. На память. Самый дорогой подарок, – сказал он себе, – до сих пор дороже не было».
Они поднялись на пригорок, за которым должна была скрыться ферма Орта, и Леки бросил назад прощальный взгляд. Но дом уже исчез в утреннем тумане. Он направил своего коня к лесу, раздумывая о том, что и его судьба теперь в такой же туманной дымке. Много лет он твердил себе только одно – нужно решиться, нужно уйти отсюда. Решился наконец, думал – полегчает. А теперь… теперь надо было выбирать, куда идти и, главное, зачем. Если бы не вчерашний сон, Леки, наверное, спал бы еще мирно в своей постели, а теперь по зову призрачной Белой Птицы, которой, как оказалось к тому же, и на свете нет, он удалялся в неизвестность, не зная, радоваться ли свободе или сожалеть о совершенной ошибке.
Однако как только они въехали под лесные своды – тревога улеглась сама собой, и Леки почувствовал наконец себя свободным. И даже хмурое туманное утро показалось ему ярким и красочным. «Жаль, что листья еще не распустились», – думалось ему. Хотелось бы попрощаться с родными местами, когда они в полном великолепии. Из-за внезапно пришедших холодных туманов и дождей, прогнавших теплую, раннюю весну, почки, уже набухшие на деревьях, теперь казались почти мертвыми. И даже терпкий весенний аромат, еще дневной цикл назад насквозь пропитавший лесной воздух, теперь был почти неощутим. Только кой-какие настырные травы пробивались из влажной, покрытой лежалым прошлогодним листом земли. После вчерашнего дождя лесные тропинки, и без того по-весеннему непроходимые, превратились в болото. Кони месили копытами грязь и постоянно вязли в ней, то и дело сходя с тропы.
«Пожалуй, будет трудновато пробираться через лес, – мелькнуло в голове у Леки. – А возле болотца – так и вообще не проехать сейчас. Так и сгинешь». И окликнул южанина, следовавшего за ним по узкой тропе:
– Придется крюк дать. Дорога так размокла, что еще чуть-чуть – и мы можем дальше не пройти или коней без ног оставить. Там болото. Речка рядом… Айсин, вот и места такие топкие. Но тут есть боковая тропка одна, только она очень узкая: А там ее еще тропа пересекает… но она, хм, еще уже. Словом, можно объехать этот участок леса. Времени немножко больше уйдет, зато кони меньше устанут. А там дорога выше и выше пойдет, суше должно быть. Ну так как?
– А по этой узкой тропе или по той, что… хм, еще уже, кони пройдут? – спросил южанин.
– Кони-то пройдут, только нам кое-где спешиться придется, там очень низко ветки нависают. Так как, сделаем крюк?
– Если кони пройдут, то мне все равно. Ты проводник, ты и думай. Троп и тропинок тут не счесть, твоя правда. Вижу, ты отлично лес знаешь. Мне повезло, что встретил тебя.
«Мне тоже», – подумал Леки. Хотя говорить еще рано, повезло или нет. Как товарищ-собеседник, южанин никуда не годился. На все попытки Леки завязать хоть какой-то разговор, чтобы скоротать дорогу, он либо отмалчивался, либо отвечал односложно, явно размышляя о чем-то своем. И последняя тирада была самой длинной из того, что Леки удалось добиться от незнакомца.
Время клонилось к середине Третьего Утреннего Часа, а план Леки осуществился лишь наполовину. Он-то рассчитывал в дороге сойтись поближе с южанином, завоевать его доверие. И так, слово за слово, добраться с ним до самого Тигрита, а там, может быть, и до Эгроса. Перед коронацией там, верно, уйма хороших заработков. Подкопить деньжат, освоиться в этой новой жизни, а там – дальше, куда глаза глядят. А если уж совсем повезет, то незнакомец и вовсе местечко потеплее найти поможет. К примеру, лучником у какого-нибудь весьма владетельного тэба – чем плохо? А уж он-то, Леки, сумеет доказать, что из лука стреляет не хуже, а лучше любого другого. А ведь южанин-то и спешит как раз по этому делу. Ведь где еще трею хорошие деньги посулить могут? Себе место найдет, а там, может, и Леки что-нибудь присоветует. Наверняка и друзей у него среди вольных треев хватает. Хотя… Леки снова кинул взгляд назад, будто бы для того, чтобы проверить, не отстает ли его спутник.
«Может, он меня дурачит? И все-таки он простой охотник с юга? И надо ему совсем не в Тигрит? И не в Эгрос? – Он нахмурился, вспомнив боевой шекимский лук. – Уж слишком он какой-то… непохожий на трея. Или там они все такие?» То, что незнакомец нездешний, но хорошо знаком с Кромаем, – дело понятное, уж очень бойко и легко он изъяснялся на кро, главном наречии кромов. Однако речь его текла слишком плавно, а некоторые слова вылетали, наоборот, уж очень отрывисто. Чувствовалось, что они даются ему тяжелее остальных. Выговор же тех южан, что встречались раньше, был совсем не таким, гортанным, что ли, они очень смешно искажали привычные Леки слова. Нет, незнакомец разговаривал совсем не так, как они.
Леки еще раз оглянулся. Ну вот, южанин неотступно следует за ним, однако вперед вроде и не смотрит совсем. И глаза его пусты, словно мысли далеко отсюда. А вот если спросить о чем-то, то отвечает он впопад, если отвечает, конечно. Закутался в свой плащ и будто не чувствует, как зябко в этом тумане. Леки-то уже изрядно продрог, несмотря на свой теплый плащ-подорожник. «Хватит озираться-то, – одернул себя Леки. – Здесь уже и поворот близко, не пропустить бы».
Наконец он заметил то, что искал, и они свернули влево. Обход занял больше времени, чем он предполагал. Скоро им пришлось спешиться, в некоторых местах приходилось пригибать коней за холку, чтобы ветки не выцарапали им глаза. Леки уже приготовился отвечать на всевозможные упреки, но южанин так ничего и не сказал. Даже словом дурным всю эту грязюку не помянул ни разу. Спокойный и невозмутимый, он продолжал свой путь, как будто превратности перехода совсем его не касались.
Приближался Третий Час Пополудни. Они давно уже выехали на торную тропу и приближались к развилке, вправо от которой шла прямая дорога на Кусток. Здесь еще можно повернуть и добираться дальше по большаку, вокруг леса. «А ведь если он все-таки поскачет Просекой… с него станется… то мне придется добираться до Кустока одному. Ночью. Мимо Просеки, да еще на утомленном коне. Или заночевать там. Уж слишком мы задержались». Холодок пробежал по спине. Стало неуютно. «Нет, все надо здесь решить, у развилки», – подумал Леки. Вслух сказал:
