Он учился успешно. Мало сказать успешно: он был талантлив. Это признавали все: не только мать, не только строгий, всегда немного хмурый отец. Это признавали преподаватели колледжа, друзья, товарищи. Он должен был стать литератором. Почему он стал разведчиком? Он мог стать художником: его картины были на выставке в лучшей студии столицы. Как он попал в Доневер? Он мечтал стать знаменитым путешественником. Жюль Верн, Майн Рид, Фенимор Купер… А может быть, именно они зажгли в его душе неугасимую любовь к приключениям, стремление стать сильным, не знающим препятствий в достижении своей цели? Может быть, они и толкнули его на тот путь, на котором он очутился. Они и еще Шерлок Холмс, Нат Пинкертон. Когда началась война, он пошел на фронт добровольцем, восемнадцатилетним мальчишкой. Он мечтал попасть в Россию, но попал в Марокко, потом во Францию, Швецию, наконец в Германию. Он стал разведчиком. Разведчиком крупного масштаба.

Сколько имен он переменил за последние десять лет!

Ему легко давались языки. Он владел в совершенстве французским, немецким, итальянским, испанским. Даже сейчас он ловил себя на том, что мыслит не на русском – русский с детства стал ему родным, – не на английском – этот тоже был для него родным, – а на французском или итальянском. В такие минуты становилось страшно: здесь он должен думать только на русском. Это – закон.

Лосев надеялся, что после войны он станет литератором. Что ж, его мечты, пожалуй, сбылись. Он – журналист. Да еще русский журналист. Нет, он разведчик. Если прикажут, он завтра станет слесарем, токарем по металлу или по дереву, водопроводчиком, электриком, матросом на корабле Он справится. Школа в Доневере многому научила. Она научила выдержке, научила смелости, умению так маскироваться, что родная мать не опознает. Она научила и убивать. Да, если нужно, если потребуется. Это очень противно. Что?.. Противно?.. Услышал бы Фарли. Он бы вывихнул себе челюсть от смеха. Для дела ничего не противно, все оправдано, все дозволено. Превыше всего-задание. Жизнь отдай, а выполни.

Да, Джордж Громашевский гордился своим мастерством, мастерством талантливого разведчика. Проникнуть, куда прикажут, войти в доверие, стать незаменимым, вскружить голову обаянием – он все мог.

В душе он был, как и его умерший незадолго до войны отец, артистом. Его увлекала жизнь, переполненная опасностями и приключениями. Приятно чувствовать себя уверенным, радостно отдавать распоряжения толковым, умным и надежным людям, своим соратникам по борьбе. Но здесь, в России, он не был хозяином. Тут он всего-навсего исполнитель. Сколько их здесь, исполнителей? Этого он не знал, да и не нужно было. Каждый шаг его, незримо для него самого, учитывается, каждый успех будет отмечен, каждый промах зачтен. Нет, промахов не должно быть!

Подошел поезд. Пассажиров было немного. Они торопливо выходят из вагона и спешат к трамвайной остановке. Вагон почти пустой. Проводник, зевая, протянул руку, не глядя на Лосева, надорвал билет и вернулся на свое место. Лосев присел на скамью, посидел немного, потом вынул папиросу и, тарахтя коробком спичек, вышел в тамбур. Темно. Сквозь окно тамбура видны удаляющиеся огни какого-то завода. Вспомнил: вагоноремонтный. Месяц тому назад ездил туда, заметку писал о скоростном методе ремонта. Интересный там народ!

Когда Фарли пригласил его и сказал, что предстоит поездка в Россию, Джордж обрадовался. Наконец-то. Теперь он сможет хоть чем-нибудь отомстить врагам своего отца, своим врагам. Переход границы, устройство на работу, новые знакомства – все это позади.

С жадным любопытством присматривался Лосев к окружающему. Бывал на фабриках и заводах, беседовал с людьми-рабочими, инженерами, служащими. Поражался их страстности в труде. Сильные люди, простые, выносливые. Чувствовал, что слабеет ненависть к ним. У себя в Америке он думал о них совсем иначе. А сейчас… Иногда сам себе задавал вопрос, почему они враги ему, Лосеву? Нет, Лосеву они не враги. Они враги другому, Джорджу Громашевскому, а не Лосеву.

Они ворчат, в беседах поругивают неполадки, злятся. Им все мало. Каждую минуту в этой возродившейся из пепла, подобно Фениксу, стране возникает один дом, за час – шестьдесят, за сутки – тысяча четыреста сорок. Они недовольны. Ежедневно вступают в строй два новых завода. В месяц – шестьдесят производств. И среди них – гиганты. Им все мало. Иногда это вечное недовольство выражается в злых репликах по адресу власти. Но попробуй предложи им другую. Горло перегрызут. Иногда Лосеву хотелось бросить все и уехать, Куда?.. Разве от Фарли укроешься?

…Стучат колеса на стыках. В такт им поскрипывает старенький вагон. Лосеву слышится: “И-ри-на… И-ри-на…” Какое у нее было испуганное лицо тогда… на шверботе, когда она пыталась мокрой рукой поймать край ускользающего борта. Кажется, я не на шутку полюбил ее… “Любовь нечаянно нагрянет, когда ее совсем не ждешь…” Хорошие какие у них песни! Фарли говорит, что врага нельзя полюбить. Никогда. Ни за что. Только для вида. Только если это помогает выполнению задания. Постой, постой! Кто враг? Ирина?.. Какая чушь!..

Спустя еще полчаса он шагал к своему дому по обезлюдевшим улицам и мурлыкал под нос все ту же песенку. “Вот привязался мотив, не отцепишься! В следующее воскресенье она обещала снова придти на пляж. А может быть, удастся раньше ее увидеть? Неужели я люблю ее?” – с тоской подумал он и поймал себя на том, что произносит мысли вслух. Остановился, тяжело дыша от невесть откуда навалившегося чувства страха. Потом со злостью стукнул себя кулаком по лбу. “Ты не разведчик, а тряпка, Лосев. Возьми себя в руки, скотина! Ведь ты погибнешь, Лосев, погибнешь!”

На следующий день Ирина, окунувшись с головой в работу, совсем позабыла о случившемся. Вспомнила только поздно вечером, когда отец вдруг постучался и попросил зайти к нему в кабинет. Ирина почему-то встревожилась

Когда она вошла, Антон Романович стоял у окна спиной к двери и ритмично постукивал пальцами по подоконнику.

– Прочитай, вон там, на столе, не оборачиваясь, – глухо произнес он.

Ирина взяла развернутую газету. Небольшая заметка, на четвертой странице внизу была обведена красным карандашом. Торопливо пробежала глазами по строчкам.

“Вчера, во время катания на шверботе, – писалось там, аспирантка психоневрологического института И.А.Браилова свалилась в воду. Швербот находился далеко от берега. Не умея плавать, Браилова начала тонуть. Сидевший за рулем Г.С.Лосев бросился в море, настиг утопающую и, несмотря на штормовую погоду, продержался с ней на поверхности до прихода спасательного катера. Пострадавшей была оказана медицинская помощь. Здоровье вне опасности”.

Ирине стало мучительно стыдно за свою ложь. Она опустила газету и посмотрела на ссутулившуюся фигуру отца.

– Я не хотела огорчать тебя и потому скрыла, – прошептала она. – Если бы я знала, что тебе станет известно… И потом, в заметке все очень преувеличено, папа. Поверь.

Антон Романович молчал, продолжая постукивать пальцами по подоконнику. Ирина постояла немного, искоса поглядывая на отца и растерянно теребя газету, потом вздохнула и, понурившись, пошла к двери.

– А этот, Лосев?.. Можно хотя бы узнать, кто он такой? – спросил Антон Романович. – Или это тоже секрет?

– Какие же секреты? – остановилась Ирина. – Я с ним познакомилась в прошлое воскресенье. На пляже. Очень интересный человек: живой, остроумный. Он бы тебе понравился, папа.

– Не сомневаюсь, – буркнул Браилов. – Ладно, иди спать и… Будем считать инцидент исчерпанным. А только чтобы такие прогулки, даже с интересными людьми, больше не повторялись. Это – категорически!

Заметка в газете встревожила не только Браилова. В тот же день, несколькими часами раньше, она стала предметом обсуждения среди сотрудников журнала “Новости науки и техники”.

Первым прочитал заметку Картавин – сорокапятилетний молодящийся журналист, весельчак и любитель сенсаций.