– О, лагерь сторонников мирного сосуществования пополняется, – с иронией бросил Пристли, стряхивая пепел с сигары. – Сколько вы списали со своего баланса в связи с революцией на Кубе, провалом нашей политики в Марокко, Египте…

– Слишком много, чтобы забыть об этом, – ответил Митчел. – И потом, с чего вы взяли, что я сторонник мирного сосуществования?

– Или война, или мирное сосуществование: третьего нет и не может быть, – спокойно сказал Пристли

– Война! – решительно произнес Митчел, и глаза его хищно сузились. – Но… без кровопролития, без насилия, без разрушений, без грохота и огня. Мирная война.

– Простите меня, мистер Митчел, – с плохо скрываемой иронией произнес Пристли. – Мне кажется, что мы рассуждаем о вещах если не абсурдных, то фантастических. Война – всегда насилие, всегда разрушение, всегда кровь и пожарища. Мирная война – это такая же несусветная чушь, как живой мертвец, танцующий под аккомпанемент беззвучного джаза. Труп – всегда неподвижность, музыка – всегда сочетание звуков, а война насилие. Вот у меня в кармане две тысячи долларов банкнотами, векселей на двадцать тысяч, золотые часы, портсигар, инкрустированный бриллиантами. Если я не соглашусь отдать этого добра, вам придется брать его силой, а для этого нужно меня поприжать как следует, хорошенько стукнуть раз–другой вот этим мраморным пресс-папье или трахнуть по башке вон той штуковиной, – указал он на аппарат профессора Эмерсона, стоящий на противоположном углу стола. – Подставка у нее, кажется, достаточно тяжеловесна, чтобы провалить даже более крепкий череп, чем у вашего покорного слуги.

Митчел рассмеялся.

– Ну, уж если на то пошло, я отберу ваши вещицы помимо вашего желания, не прибегая к помощи увесистых предметов и даже не оставив вам на память пустяковой царапины.

– Прежде чем приступить к этому небезопасному мероприятию, – ухмыльнулся Пристли, – вы должны знать, дорогой мистер Митчел, что я играючи подымаю стокилограммовую штангу и прекрасно владею боксом. Чтобы ограбить меня, нужно примерно десятка полтора таких, как вы, и то я не уверен, удастся ли затея даже в этом случае.

Митчел незаметно включил генератор и, подойдя к двери, щелкнул замком.

– Мы с вами вдвоем, полковник, – произнес он, возвращаясь на свое место. – Дверь заперта, ключ – на столе. Объявляю вам мирную войну. Не пройдет и двух минут, как я выпотрошу ваши карманы. Вы ничего не понимаете в науке, Пристли. Я пригласил вас не для того, чтобы философствовать. Мне нужна ваша помощь в большом деле, и вы мне ее окажете. Да, окажете! Или я ничего не понимаю в людях. Мне наплевать на ваши бицепсы, мне не нужно вооружаться и ломать вам голову, чтобы очистить ваши карманы. Я это сделаю, не причиняя вам даже малейшего вреда, легко и просто, и тогда вы поймете, как вы заблуждались, думая, что война – это всегда кровь и разрушение. Вы зеваете?.. Вам очень скучно, не правда ли? В душе вы убеждены, что старый Джон Митчел спятил. К счастью, это не так. Вы меня слышите, Пристли? Грош цена вашим бицепсам: вы уже не в силах шелохнуть рукой. Вам трудно держать глаза открытыми. Вы тюфяк с соломой, а не боксер. А сейчас вы меня и вовсе не слышите. Вы побеждены, Пристли.

Он выключил аппарат, подошел к полковнику и не торопясь принялся опорожнять его карманы. Маленький револьвер, обнаруженный в брюках, он тоже взял, потом снял с руки спящего золотые часы, сложил все в ящик стола, отпер дверь и, вернувшись на свое место, позвонил.

– Принесите бутылку шампанского и коньяку, – распорядился он, обращаясь к вошедшему секретарю. – Только поторопитесь, пожалуйста: у меня мало времени.

Пристли проснулся спустя минут двенадцать. Он потянулся и с удивлением посмотрел сначала на бутылки с напитками, невесть откуда взявшиеся на столе, потом на Митчела.

– Я, кажется, задремал под аккомпанемент ваших нравоучений, – смущенно произнес он. – Мне даже приснилось, будто вы обозвали меня тюфяком. Так о чем вы говорили? Ах, да… Вы собирались ограбить меня, – он громко рассмеялся. – Ну что ж, отчего вы не приступаете к делу?

– Уже, – победно усмехнулся Митчел. – Вот, можете убедиться. – И, выдвинув ящик, он принялся выкладывать на стол отнятые у полковника ценности и документы. Пристли оторопело посмотрел на них, потом вскочил и стал поспешно ощупывать себя.

– Если бы вы были помоложе, за такие фокусы…

– Вы бы проучили меня? – перебил его Митчел. – Но я не только ограбил, я еще и обезоружил вас. Главное – обезоружил. Садитесь и слушайте внимательно. Не для фокусов и шуток я пригласил вас к себе, полковник, – продолжал Митчел, наклоняясь вперед. – Вы не случайно уснули. Это я усыпил вас, усыпил сознательно. Я держу в руках новое оружие. Самое сильное и самое безвредное. Заберите ваши вещички, да и пистолет тоже можете взять. Ваша злость уже прошла, и выглядите вы сейчас, как мальчишка, которого отстегали розгами, да еще при девчонках. Вы деловой человек, Пристли. Через самое короткое время я смогу поставить вам сотни аппаратов, усыпляющих на расстоянии десятков миль. Думайте же, думайте, черт вас подери! Представьте себе картину: идут наши войска с этими замечательными машинами и все живое на тридцать-сорок миль вперед погружается в глубокий сон. Спят посты пограничных войск, рабочие на заводах, крестьяне на полях, дети в школах. Сонное царство. Спят телеграфисты, телефонисты, радиотехники. Молчание охватывает все большую и большую территорию. И узнать, в чем дело, невозможно: курьеры засыпают, едва ступят в зону действия наших аппаратов. Авиация тоже не может помочь, Летчик и весь экипаж уснут еще до того, как достигнут границы этого сонного царства. Задача воинских частей, движущихся за аппаратами, сводится к тому, чтобы разоружить военных и захватить власть. Спустя десять, пятнадцать или двадцать часов – это уже от нас зависит – люди проснутся, но… Они беззащитны. Они в нашей власти. И все цело: фабрики, заводы, музеи и театры, электростанции и тракторы на полях.

Пристли слушал и только глазами хлопал Все, о чем говорил Митчел, было фантастически грандиозно и, в то же время, казалось таким простым и доступным.

– Странно, – пробормотал он, все еще не придя в себя. – Башка у меня совершенно ясная, а между тем… Кажется, будто я сплю.

– Нет, это не сон, Пристли. Вы давно проснулись Это бизнес. Для производства аппарата мне нужны ассигнования. Я знаю, вы сумеете вместе с Норильдом провернуть это дело в Пентагоне. Ну что, по рукам, полковник?

Пристли посмотрел на Митчела долгим взглядом и протянул ему руку.

– Сделку стоит скрепить. Позвольте вам налить, Пристли?

Они чокнулись. Митчел отхлебнул глоток и отставил бокал в сторону. Пристли осушил до дна.

– Эти аппараты у вас имеются уже или только в перспективе? – спросил Пристли, наливая себе коньяку.

– Первая модель будет закончена примерно через неделю. В успехе можете не сомневаться, Поговорите, с кем следует. Хорошо бы провести испытания над какой-нибудь воинской частью. Это поможет уточнить схему. Наливайте себе еще, Пристли. Мне, к сожалению, врачи не разрешают пить.

Пристли встал, налил себе полный бокал вина и высоко поднял его над головой.

– За ваше здоровье, мистер Митчел! Вы – гений!

– Я честный американец, Пристли, – скромно произнес Митчел. – Простой американец, которому опротивели вечные страхи перед войной, который мечтает о тишине, о мире, о свободе каждого человека заниматься тем, чем он хочет.

– Вы добрый гений, мистер Митчел! – восторженно произнес Пристли.

Он надвинул фуражку на лоб, вскинул руку к козырьку и, прищелкнув каблуками, повернулся. Все-точно так, как он это делал, выходя из кабинета генерала Норильда.

Вечер, не торопясь, окутывал город нежной синевой. В это время особенно хорошо на приморском бульваре под развесистыми каштанами. Внизу, вдоль гигантского лукоморья, раскинулся порт. Лениво дымили пароходы на рейде. Длинный мол чуть заметен. Дальше – море. Легкий ветер доносит оттуда запахи отработанного пара, угольного дыма и смолистой пеньки извечные запахи большого порта, одинаковые во всех странах. Лосеву доводилось вдыхать их и в Рангуне, и в Марселе, и в Порт-Саиде. Эти запахи всегда вызывали у него чувство радости, смешанное с легкой грустью. Но сейчас чувство грусти преобладало. Может быть, потому, что рядом сидела Ирина?