– Все пропало, – прошептала Анна, чувствуя, что у нее больше нет сил действовать. – Я устала, я больше не могу, – сказала она себе, закрывая глаза.

– Послушайте! – накинулся на нее незнакомец, неожиданно изменив тон. – Я отсюда могу оценить ситуацию и считаю, что у вас есть возможность выйти. Не раскисайте! А ну-ка за дело! – приказал он.

Анна решила сделать последнюю попытку, в которую вложила остатки своей энергии. Она отчаянно рванулась, и ей удалось схватить руку, которую спасатель протягивал ей.

Мужчина энергично потянул ее и, вытащив на улицу, закричал:

– Эй, кто-нибудь! Помогите мне! Тут есть еще люди, которых нужно спасти.

Множество народу: военные, пожарники, медики и просто добровольцы – хлопотали в тех местах, куда их призывали на помощь. Кареты «Скорой помощи» стояли у разрушенных домов в ожидании раненых. Какой-то врач уложил Анну на носилки и протянул ей воды в алюминиевой кружке.

– Выпейте немного. Вот так, маленькими глотками, – успокаивал он мягким уверенным голосом.

Горло Анны перехватил болезненный спазм, губы были сухие и растрескавшиеся, казалось, она никогда не напьется вдоволь.

– Как вы себя чувствуете? – спросил врач.

Анна не ответила. Она воспринимала только звук его голоса, но ей не удавалось постичь значение слов. Мужчина помог ей встать на ноги.

– Вы сможете идти? – спросил он сочувственно.

Но именно в тот момент, когда Анна уже думала, что вполне овладела собой, она упала без чувств на руки врача, который снова уложил ее на носилки.

Тут же его позвали к другому пострадавшему. Предоставленная самой себе, Анна через несколько минут пришла в сознание и увидела людей, копошащихся вокруг руин и обломков. Со всех сторон доносились плач, крики, стоны и резкие, четкие приказания.

Глядя в серое небо над собой, Анна вспомнила, как ее друг, Пьер-Джорджо Комотти, погиб среди первых – ему пробило грудь упавшей балкой. Находясь в двух шагах от него, она ничего не могла сделать, чтобы помочь ему, будучи зажатой в завале. Анна видела, как Пьер-Джорджо умирал, моля бога, чтобы тот смилостивился и скорее избавил его от мучений. Но Пьер-Джорджо хрипел почти час, прежде чем умереть. В этот момент сама она, на исходе сил, потеряла сознание. Саверио, старый верный слуга, тоже погиб в подвале.

Бижо, ее собачонка, в самом начале бомбардировки убежала, объятая паникой. Теперь Анна увидела ее распростертой на тротуаре, развороченном взрывом. Казалось, что Бижо спит, но она была мертва. Анна дотянулась и погладила ее белую шерстку. Потом подняла глаза на спасателей.

– Я жила здесь, – сказала она тихо двум санитарам, которые собирались погрузить ее в «Скорую помощь».

Рядом кто-то закричал: «Нужны носилки!» Анна предложила освободить свои. Санитары помогли ей встать на ноги и указали на грузовик Красного Креста.

– Вы уверены, что сможете сами дойти? – спросил старший из них.

– Спасибо. Не беспокойтесь, – ответила она.

На скамьях, укрепленных внутри грузовика, сидело уже много народу. Но какой смысл отправляться в больницу, если она была цела? Механически она направилась к руинам и смешалась с толпой, в которой одни растерянно суетились среди развалин, другие пребывали в каком-то странном оцепенении, вызванном шоком. Анна прошла мимо лавки с разбитой дверью. На земле валялась вывеска: «Продажа говядины», на которой еще можно было разглядеть пятнистую морду теленка, нарисованную безвестным художником.

На стене кто-то написал белой краской: «Хлеба, мира и свободы! Да здравствует Бадольо![3] Долой свинью!»

Свиньей был Муссолини, уже покинувший страну. Но это не остановило войну. Бойня продолжалась, еще более жестокая, чем прежде.

В каком-то болезненном полузабытьи Анна бродила среди разрушенных домов, пытаясь осознать происшедшее. Временами она начинала плутать среди хорошо знакомых улиц, настолько все вокруг изменилось после бомбежки. Наконец признала с правой стороны внушительный темный силуэт отеля «Диана» и пошла к нему. Ей пришлось остановиться, чтобы пропустить семейство, которое толкало тележку, груженную своим скарбом – свернутыми матрацами, кроватными сетками, кастрюлями, старыми чемоданами.

С другой стороны улицы какой-то человек окликнул ее, но в этой сюрреалистической обстановке, среди развалин, Анна никак не прореагировала. Тогда решительными шагами он пересек улицу и направился к ней. Подойдя, мужчина взял ее за руку.

– Вы Анна Гризи? Я не ошибся?

– Да. Но я не знаю, кто вы. Извините, но я все забыла, – в замешательстве сказала она.

– Я Аризи, – сказал он. – Адвокат Джузеппе Аризи. Помните? – настаивал мужчина.

Анна покопалась в недавних воспоминаниях и наконец вспомнила. Конечно, она его помнит. Он был другом Пьер-Джорджо Комотти. Юрист, который помог ему выйти из тюрьмы после ареста в парке. Трагедия этой страшной ночи спутала в ее сознании все. Да и растрепанные волосы, покрытое пылью лицо и грязная, порванная во многих местах одежда делали этого мужчину почти неузнаваемым.

– Конечно, я помню вас, – взволнованно сказала она.

– Боже мой! До чего дошло! – вырвалось у Аризи.

На глазах его блестели слезы.

– Моя жена погибла среди развалин, – сказал он. – Она была такой хрупкой, так всего боялась. Жила среди романов, но привыкла к бомбардировкам, как и все мы. Она не захотела спуститься в бомбоубежище – была убеждена, что ничего не случится. Говорила, что не хочет погибнуть, как мышь. И эвакуироваться отказалась. Говорила, что, раз я остаюсь в городе, может остаться и она… Я тоже не спускался в убежище, – продолжал Аризи после мучительной паузы, – только она погибла, а я нет.

– Ужасно, – прошептала Анна. Горло и губы у нее невыносимо горели. – Хотя бы один глоток воды, – еле слышно сказала она, проведя рукой по лбу, покрытому испариной.

– Извините меня за болтовню… Вам нехорошо? Пойдемте со мной. Моя контора тут рядом, – заботливо предложил Аризи.

Поддерживая друг друга, они медленно зашагали среди руин. Оба были в таком состоянии, что едва передвигали ноги от пережитых волнений и усталости.