– Доктор Монтальдо, вы в самом деле готовы пойти на это?
Овидий Декроли, видный эксперт по коммерческому праву и глава одной из крупнейших адвокатских контор Женевы, взглянул прямо в глаза человеку, сидевшему напротив него. Декроли, внук известного врача, фамилия которого упоминалась во всех учебниках психиатрии, унаследовал от деда ту особую проницательность, которая позволяла ему тонко чувствовать состояние собеседника. И, глядя сейчас в глаза крепкому пятидесятилетнему мужчине, сидящему в уютном массивном кресле, он ощущал, что его давний друг и клиент чем-то сильно удручен и готов на самые безрассудные поступки.
– Итак, доктор Монтальдо, вы уверены в том, что не измените решения? – повторил он.
Эмилиано Монтальдо невесело улыбнулся.
– Пожалуй, лишь второй раз в жизни я чувствую себя вполне уверенным в чем-то, – ответил он и подумал, что впервые это случилось, когда он познакомился с Арлет и решил, что она та самая женщина, которая будет с ним до конца его дней.
Разговор происходил в заполненной книжными полками библиотеке за большим письменным столом, украшенным тонкой резьбой и накладками из старинной бронзы в стиле Наполеона III. Рядом, на секретере, высился мраморный бюст Сенеки. Казалось, что великий философ прислушивается к их разговору.
Вилла «Эстер», летняя резиденция семьи Монтальдо, располагалась в лесистых горах у слияния озер Комо и Лекко. Хотя июльский зной за окнами давил на деревья и создавал тонкий слой жемчужного тумана над неподвижной гладью воды, в прочных стенах старинного особняка царила церковная прохлада с едва уловимым запахом ладана.
На столе лежала папка, в которую Декроли неторопливо вкладывал листы, стараясь как-то протянуть время. Он надеялся, что Эмилиано откажется от своего решения, и не спешил с подписанием документов.
Они с Монтальдо были знакомы с тех пор, как Эмилиано, тогда еще тридцатилетний издатель, женился второй раз – на английской аристократке Мэри Джейн Скот-Дэвис. С тех пор Овидий постоянно занимался делами Эмилиано и семьи Монтальдо и был в курсе всех дел их большого издательства. Адвокат ценил ум и утонченную культуру Эмилиано и стремился своим участием хотя бы отчасти компенсировать нерешительность и некоторую вялость в делах, присущие ему. Этими свойствами характера Эмилиано нередко пользовались окружающие, в особенности сестры и младший брат, которым он часто уступал, ненавидя семейные ссоры. Декроли был абсолютно убежден, что без его участия и деловых советов из-за алчности своих родственников, готовых на все ради денег, Эмилиано давно бы разорился. И тот проект, который Монтальдо только что изложил ему, вел, с его точки зрения, к непоправимым убыткам.
– Дорогой Монтальдо, – сказал Овидий проникновенным тоном, – вы единственный, кто сейчас способен привести этот корабль к надежному причалу. Без вашего участия дело просто развалится. Простите, если я излишне настойчив, но я уверен, что ваши родственники были бы счастливы вручить вам бразды правления в столь сложной ситуации. С нашей помощью, – добавил он, имея в виду свою адвокатскую контору, – вы могли бы спасти издательство, вызволив его из тех финансовых и прочих трудностей, в которых оно оказалось в настоящий момент.
Овидий Декроли был одним из тех людей, которые никогда ни о чем не просят, но в этот момент его голос звучал почти умоляюще.
– И все-таки я думаю, что сделал правильный выбор, – возразил Эмилиано, вынимая из внутреннего кармана пиджака золотую шариковую ручку.
Он покрутил ее, чтобы вышел стержень, и неторопливо начал подписывать один документ за другим под расстроенным взглядом адвоката.
Эмилиано всегда был красивым мужчиной, но, встретив пять лет назад Арлет, он словно помолодел и казался еще привлекательней. Его крепкая фигура стала чуть тоньше и изящнее, благородная ясность открытого лица обозначилась сильнее, а улыбка сделалась мягче. Только вертикальная морщинка, перерезавшая его высокий лоб, стала еще заметнее.
Поставив последнюю подпись, он вложил документы в большой конверт из плотной бумаги с фирменным знаком издательства «Монтальдо», старательно заклеил его и подтолкнул по полированной поверхности письменного стола адвокату, сидевшему напротив.
– Синьорина Арлет Аризи в курсе этого дела? – спросил адвокат, кладя конверт в свой строгий черный «дипломат» и запирая его на замок.
– Будет в курсе в нужный момент, – ответил Эмилиано.
– И скоро наступит этот момент? – поинтересовался Овидий.
– Трудно сказать, – пожал плечами его клиент. – Возможно, не скоро.
– Как долго его ждать? – настаивал Декроли.
– Месяцы, может быть, годы… Со временем она напомнит вам о себе, и тогда вы окажете ей ту помощь, которая понадобится. Но до этого момента я хочу, чтобы все, о чем мы с вами говорили сегодня, держалось в секрете, – закончил Монтальдо, вставая.
Овидий Декроли понял, что дальше настаивать бесполезно.
– Надеюсь, что все будет хорошо, – сказал он с сомнением в голосе, пожимая на прощание руку Эмилиано.
Тот лишь меланхолично кивнул.
Оставшись один, Эмилиано открыл дверцу бара, встроенного между книжными полками, достал бутылку виски, налил себе почти полный стакан и сделал несколько жадных глотков с наслаждением, которое не могла уменьшить даже мучительная боль в боку. Боль скоро прошла, и, издав глубокий вздох облегчения, он обвел глазами комнату, стены которой почти полностью скрывали плотные ряды книг. Многие из них вышли в издательстве «Монтальдо».
Разглядывая бюст Сенеки, Эмилиано вспомнил далекие годы детства и отрочества, когда проводил долгие часы, читая книги знаменитых писателей и рукописи начинающих авторов, попадавшиеся ему в отцовском шкафу. Этим он нарушал запрет своего строгого родителя, но страсть к книгам была сильнее страха перед отцом.
Исследуя раз за разом библиотеку отца, Эмилиано однажды обнаружил скрытый за книжными полками тайник, в котором отец хранил драгоценности, приобретенные, возможно, для того, чтобы в нужный момент подарить их жене или одной из своих любовниц. Он никому не сказал о своем открытии, которое в каком-то смысле бросало тень на его отца. И только много лет спустя после смерти Эдисона Эмилиано достал припрятанные там сокровища, чтобы украсить ими обнаженное тело Арлет, которая от соприкосновения с холодными камнями и золотом смеялась и ежилась, как ребенок от щекотки, испытывая одновременно и удовольствие, и легкий озноб.