– Как арестован? – воскликнул Саверио, впуская его.

– Я развозил покупки на велосипеде, – начал юноша. – У бастионов Порта Венеция корзина на багажнике развязалась. Я остановился у входа в парк, чтобы закрепить ее. Поднимаю глаза и вижу…

– Что видишь? – заторопила его Анна.

– Доктора Комотти.

– И что же? – спросила она.

– Он стоял между двух полицейских, и на руках его были наручники, как у вора, пойманного с поличным.

Закончив редакционное совещание, Пьер-Джорджо Комотти устало закрыл глаза и откинулся на спинку кресла. Уже несколько недель он был главным редактором еженедельника «Ракконти». Своей новой должностью Комотти был обязан Эстер Монтальдо, которая поручилась за него перед Ровести.

Ровести очень скоро обнаружил, что не прогадал. Комотти обладал всеми качествами, необходимыми главному редактору, – умом, профессиональным журналистским стилем и острым чутьем. Он был приятным, остроумным собеседником, легко завязывал нужные связи. С коллективом редакции ему сразу удалось найти общий язык.

Расслабившись на несколько минут, Пьер-Джорджо вызвал секретаршу и попросил принести ему чашку крепкого чая. У него еще было много работы.

– Вас к телефону, – объявила секретарша, снова появляясь в дверях его кабинета.

Это была девушка лет двадцати пяти, с черными волосами, не очень красивая, но симпатичная.

– Кто это? – спросил Пьер-Джорджо, поднимая трубку.

Ему не хотелось отрываться от работы.

– Синьор Кремонези, – ответила девушка.

Пьер-Джорджо не мог скрыть чувства досады, но все-таки взял трубку.

Кремонези сразу же обрушил на него поток слов. Он умолял о свидании, говорил, что Пьер-Джорджо не должен отказать ему.

– Сегодня вечером не получится, – попытался Комотти остановить пыл собеседника, но его сухой тон не возымел своего действия.

Голос в трубке становился то злым, то жалобным. Кремонези продолжал настаивать с умоляющими интонациями, упирая на важность этой встречи, которая будет последней и займет всего несколько минут.

– Хорошо, – сдался наконец Пьер-Джорджо. – Увидимся в парке у пруда. Но только недолго. И главное, чтобы в последний раз.

Журналист положил трубку и невольно задержал руку на аппарате, словно хотел поставить точку в истории, которая вызвала этот звонок.

Лучано Кремонези был молод, красив, с глубоким взглядом серых бархатных глаз. Но было что-то двусмысленное в его безупречной фигуре, в его пластике, поведении. Под внешностью херувима скрывалось что-то порочное. И все же Пьер-Джорджо полюбил его с первого взгляда. Он любил его слабости, его способность обманывать, не чувствуя своей вины, его бесстыдство просить, не предлагая ничего взамен.

Лучано был начинающим актером, как говорили знатоки, не без таланта. Но еще больше в нем развит был талант вымогательства: ради денег или просто, чтобы привлечь к себе внимание, он был способен на все.

Переезд Анны помог Пьер-Джорджо освободиться от давно тяготившей его связи с Лучано. Этот вечно безденежный завсегдатай темных компаний к тому же пристрастился к кокаину и становился слишком болтливым. Комотти с трудом выносил вульгарное хвастовство друга, который своей развязной болтовней грозил скомпрометировать его.

Появление Анны ускорило неизбежный разрыв. Несмотря на то, что решение Пьер-Джорджо было твердо, Лучано время от времени давал о себе знать, надоедая телефонными звонками и подкарауливая его. Всякий раз он просил денег и всякий раз клялся, что это в последний раз. Открыто он пока что Комотти не шантажировал, но тот знал, что при случае Лучано способен и на это.

Оставив свою «Ланчу» у бастионов Порта Венеция, неподалеку от первого построенного в Милане небоскреба, Пьер-Джорджо прошел через большие ворота парка к пруду, в котором лениво плавали дикие утки и лебеди. Лучано уже поджидал его там. Пьер-Джорджо приблизился к нему.

– Ты опаздываешь, – капризно произнес Лучано, не оборачиваясь.

– У меня мало времени, – сказал Пьер-Джорджо.

– Ты обращаешься со мной хуже, чем с собакой, – укорил его тот. – А ведь я видел тебя плачущим у моих ног.

– Спектакль окончен, Лучано. И бесполезно пересказывать мне содержание предыдущих сцен. Скажи, что тебе нужно, и покончим с этим.

Последние посетители покидали парк, колокольчик скоро должен был возвестить о его закрытии. Двое мужчин оставались одни в этом уединенном уголке парка.

– Ну вот! – истерически вскинулся Лучано. – Ты продолжаешь унижать меня, словно и не было нашей любви.

Пьер-Джорджо густо покраснел. Лучано еще волновал его, но он не позволил себе поддаться слабости.

– Это прошлогодний снег, – сказал он. – История, которую надо забыть.

– Эта потаскушка так повлияла на тебя, – набросился тот на Анну. – Она сделала тебя пошлым и банальным. Ты стал скучным респектабельным буржуа. Но то, что было между нами, нельзя стереть одним движением руки.

– Говори, что тебе надо, или я ухожу, – пригрозил Комотти, делая нетерпеливый жест.

Лучано тут же изменил тон и стал более агрессивным.

– Ах, так? – произнес он и с наглой улыбкой уставился на Комотти. – Ты мастер на всяческие предосторожности, но это не спасет твою репутацию, решись я заговорить.

Шантаж был очевиден, и Лучано больше не притворялся.

– Делай что хочешь, – с вызовом сказал Пьер-Джорджо. – Мое слово против твоего. Ты не сможешь ничего доказать и ничего больше не получишь от меня. Тебе ясно? А теперь покончим с этим фиглярством. – Он повернулся и собрался уже уходить, но бывший любовник схватил его за руку.

Пьер-Джорджо снова увидел на красивом лице Лучано то чуточку лукавое и в то же время доверчивое выражение, которое когда-то сводило его с ума.

– Ну ладно, старик, зачем ссориться? – примиряюще сказал Лучано. – Ты знаешь, что я люблю тебя и ничего не могу с собой поделать.

– Тогда зачем этот спектакль?

– Очень хотелось увидеть тебя. Хотелось в последний раз немного побыть с тобой. – Он сделался серьезным и сдержанным, каким Комотти никогда его не видел. – Идет война, и я отправляюсь на фронт. Меня призвали. Завтра я уезжаю.