Я уже знала, что инициатором в этом деле выступил Коррадо Кайзерлан, который считал, что издательство «Монтальдо» не может игнорировать такую важную и быстро развивающуюся отрасль, как телевидение. Эмилиано предупреждал их, но Валли и Лола, подстрекаемые своими мужьями, и здесь взяли верх. В конце концов, Эмилиано уступил. Он не хотел развязывать новую внутрисемейную войну, а его личное состояние в любом случае обеспечивало ему спокойную жизнь. Детей у него не было, и я, по заключению врачей, не могла иметь их. Ради кого ему было сражаться на новом фронте? Вот он и позволил им ввязаться в незнакомое дело.

Оказалось, что для этого требуются знающие люди и новые капиталы. Ипполита, первая жена Эмилиано, нашла им такого человека: Франко Вассалли. Он был многообещающим финансистом, имел уже две действующие телевизионные сети и считался экспертом в области телевидения. Неизвестно, знал Франко об этом сам или нет, но он тоже ведь был Монтальдо. Новый человек, считавшийся очень способным начинающим бизнесменом, носил на лбу родовой знак семьи. Так что семейное дело продолжалось, когда Эмилиано принял это трагическое решение выйти из игры и одновременно уйти из жизни.

– В тот момент, когда мы больше всего в нем нуждались, он покинул нас, – сказала Эстер. – А оставшиеся члены семьи делали одну глупость за другой, и издательство, которое как-то еще сводило концы с концами, оказалось по уши в долгах и на грани банкротства.

Мы перешли в желтую гостиную. Слуга-филиппинец принес травяной отвар для Эстер и кофе для меня.

– Вы в самом деле считаете, синьора Монтальдо, что с моей помощью оно может как-то выбраться из этого лабиринта? – спросила я.

– Теперь, когда ты стала зрелой и рассудительной, я действительно так думаю, – ответила она. – У тебя есть энергия, и ты накопила жизненный опыт. Это твой час, Арлет, – подбодрила она меня. – И знаешь что, не зови меня больше синьорой Монтальдо. Зови меня лучше Эстер.

– Попробую, – пообещала я.

– Но ты не сможешь развернуться по-настоящему до тех пор, пока не будешь владеть контрольным пакетом акций, – предупредила она. – Ты располагаешь только сорока пятью процентами, а у них пятьдесят пять. Тебе нужно еще шесть процентов, если ты хочешь взять над ними верх.

Эта информация явилась для меня неожиданной. Возможно ли, чтобы Овидий Декроли заставил меня пуститься в такую авантюру, не предупредив о столь важном обстоятельстве?

– Где же мне взять недостающие шесть процентов? – растерянно спросила я.

– Их даст тебе Джанни, – успокоила меня Эстер. – Он хочет вернуться в наше семейное дело, и у него есть такая возможность. Валли и Лола разделили свои доли с одним швейцарским финансовым обществом, контролируемым Овидием Декроли. А капиталы, соответствующие этим долям, предоставил именно Джанни. Теперь ты понимаешь? – лукаво закончила она.

Я была слегка обескуражена этими новыми фактами.

– Но почему вы считаете, что Джанни позволит мне распоряжаться его долей? – спросила я. Достаточно много зная об этом человеке, я понимала, что он не из тех, кто остается на вторых ролях.

– Потому что я этого хочу, – заявила Эстер. – А мое желание много значит для него. Тут вопрос не только престижа.

Мы так и не притронулись к еде, обсуждая большую часть вечера нынешнее положение дел и будущее издательства. Всплыли некоторые новые факты, которые мне не удавалось еще полностью осмыслить, но в лабиринт которых я уже не рискнула углубиться.

Эстер явно утомилась и посреди разговора уже раз или два подносила руку ко рту, чтобы, как воспитанный человек, скрыть невольный зевок.

– В мои годы приходится ложиться пораньше, – с извиняющейся улыбкой сказала она, вставая со стула.

Я последовала ее примеру.

– Спокойной ночи, Эстер, – сказала я, протягивая ей руку.

Она дружески обняла меня.

– Почему бы тебе не остаться ночевать сегодня здесь, на вилле? – предложила она.

Я вежливо отклонила приглашение.

– Завтра утром у меня в Милане свидание с Декроли, – сказала я.

Это была правда, хотя я не была уверена, что буду ждать до завтра и не позвоню ему прямо этой же ночью. Я еще должна была выяснить у него, почему он не просветил меня заранее относительно включения в эту операцию Джанни Монтальдо.

У меня создалось впечатление, что Эстер, Ипполита и сам Декроли просто хотят воспользоваться мною, чтобы помочь новому взлету этого преуспевающего бизнесмена, самого незаурядного представителя семьи Монтальдо.

Было жарко, и к тому же влажность делала воздух невыносимо душным. Я чувствовала себя в квартире, словно в какой-то парилке. К тому же встреча с Эстер Монтальдо в конечном счете лишь увеличила мою растерянность, и домой я явилась в невеселом расположении духа.

Этой столь великодушной и дружелюбной матери семейства, готовой во всем содействовать мне, согласно плану, составленному пять лет назад ее умершим сыном, не удалось во всем убедить меня и развеять полностью все мои сомнения. Ее позиция казалась мне несколько странной. Она шла против дочерей и внуков, чтобы выступить на стороне «бедной Арлет», которая, в сущности говоря, была лишь последней любовницей ее покойного сына. На чем основано ее столь безграничное доверие ко мне? И почему в делах издательства мне удалось бы то, в чем все другие терпели поражение? Мои сомнения лишь только усиливало то обстоятельство, что Джанни Монтальдо, как оказалось, без ведома всех остальных, владел шестью процентами акций издательства.

Я обошла квартиру и распахнула все окна на улицу и на террасу, оставляя по пути обувь, чулки и прочие лишние предметы туалета. А струя прохладной воды из душа мгновенно освежила меня, и ум мой прояснился. В конце концов, я пришла к единственно верному заключению: так или иначе, а я отныне очень богатая женщина со всеми привилегиями, которые мне это дает. Я невольно улыбнулась при мысли, что могу позволить себе большую и удобную квартиру с мощным кондиционером, и эта перспектива примирила меня даже с теперешней духотой.

Я надела халат из тонкой индийской ткани, включила завертевшийся с мягким приглушенным жужжанием вентилятор и ткнула пальцем в клавишу своего автоответчика.