Видеошар проиграл несколько тактов из «Песни леса». Письмо, от кого бы? А-а, лёгок на помине!

Наглец! Ну, да, он так и написал… Лья засмеялась. Дон в своём репертуаре! Ладно, давненько мы с ним не ужинали, а даже просто поговорить наедине очень приятно. С ним можно быть самой собой, он не предаст, он её понимает и принимает. Пусть даже изображает понимание, но делает это хорошо. Вот кому бы в сериалах сниматься, лис пронырливый! Вот завтра и поговорим. Так, «Благословенный райн Донни дэ Мирион! Обстоятельства позволяют мне увидеть вас завтра…»

Полумрак, тяжёлые шторы плотно задёрнуты, на столике свечи, вино и хризантемы. Хорошо, что она смыла свои фиалки. И ещё очень характерный запах — гостиница, точно. И портал прямо в номер, по маяку. Совсем тайно. И по делу? Не обнял, даже не подошёл, хоть и встал при её появлении, серьёзный такой. И держится спиной к свету, упорно. Что за… И ещё чем-то пахнет, знакомым, очень знакомым, только чем? Забытым, из очень далёкого прошлого…

— Почувствовала? — улыбнулся Дон.

— Что-то — да. Но не могу вспомнить… — нахмурилась она.

— Помочь, или помучаешься? — шагнул он к Лье и откинул с головы глубокий капюшон. — Это было так давно… — и Лья ахнула. Перед ней стоял дроу.

— Рэнни… — она растерянно провела рукой по его щеке. Тёплая…

А Дон засмеялся, довольный эффектом.

— Боюсь, что всё-таки Донни. Это долгая история, Лья. И что во мне, кроме облика, осталось от Рэнни, можешь сказать только ты. Думаю — немного. Так что угодно благословенной райе? Ужин, историю? Меня?

Для Льи выбор был очевиден. Всё, но в обратном порядке.

— Да, ты сильно изменился, — парой часов позже задумчиво сказала Лья. — У тебя всегда был привкус талой воды с запахом цветов, а сейчас это целый мир, там просто жить можно! Ты… вырос… И такие странные вещи рассказываешь…

— Пойдём в драконы, Лья, — серьёзно попросил Дон. Очки он снял, глаза в свете свечей сверкали зеленью. Только это и напоминало, что он уже не дроу. — Ты нам нужна. Я не знаю, станешь ты Льёй или Мастером при обороте, этого так никто и не понял, но твоя хватка нам необходима. Понимаешь, мы все одиночки, поэтому очень разобщены, и некому согнать нас в кучу. Лиса, может, и могла бы, ты ж её знаешь, но она сама в полном раздрае, ей ни до чего сейчас, в себе бы разобраться.

— Полотенцем? — хмыкнула Лья.

— Ну почему же? — засмеялся Дон. — Принц наш аж шваброй вдоль спины удостоился! Достиг! Ага. Гордится страшно! Так, кто ещё? Лайм хорош на аврал, прекрасный организатор, но в магии ноль, поэтому самоустранился. Может быть потом, когда Ри и Роган его обучат, но не сейчас. Для него неприемлемо быть одновременно учеником и начальником для того же Ри или меня. Не считает, видишь ли, для себя возможным командовать наставниками. А Дэрри ещё думает, надо ему в драконы, или в уголке постоять. Боится, что Венец Жнеца его отвергнет! Если уж после поднятия не отверг, так уж теперь-то и тем более, но он всё равно боится. Уже я ему объяснял, уже Роган объяснял, и Ри ему объяснял — у артефакта формальная логика, что тут думать? Нет, думает, Кулак с ушами. Было бы чем. Остальные… Оба Старейшины ведут себя, как Перворождённые, все на эмоциях, сплошная импульсивность и порыв, так бы и прибил! Роган — маг, этим всё сказано, Фэрри просто мал и глуп, Ри слишком рассеян, с этой своей великой миссией, а Саймон пока не от мира сего. Он хороший парень, несмотря на то, что вор, очень трепетно относится к женскому полу — кажется, у него дома матриархат. Но, при всём дружелюбии, он тоже одиночка, и неизвестно, когда у него произойдёт перестройка сознания на местные реалии. Пока что он ящер, и иначе себя не мыслит. А я устал, Лья. Я не могу думать за них за всех, а в правильном направлении ни у кого не выходит. Даже не так: в задаче не стоит, понимаешь? У всех жутко важные личные проблемы, а общую картину никто представить и не пытается. Ри, кажется, вообще собирался создать государство драконов на том материке, вот такая глупость. Помнишь, ты меня гоняла по истории человеческой цивилизации? Несколько государств, сплошные конфликты, а я стонал — мол, кому это нужно? То время не вернётся, а сейчас с таким количеством магии при противостоянии мир развалится, вымрем, как лошади. Вот теперь и пригодилась наука, могу оценить, насколько опасен этот его план. Разделение рано или поздно приведёт к непониманию и межрасовому конфликту. Наоборот, нам надо интегрироваться, тем более что это просто, мы можем принять любой вид, и дела в Мире у каждого остались. Да мы уже интегрированы, тут и усилий не надо, только маскировка. А я всё это понимаю, но правильный подход к каждому найти не смог. Ты меня многому научила, но тут нужен именно талант. И с Рианом у тебя хорошо получается, а Дэрри он не послушает, да и меня не особо. В общем, Лья, без тебя никак! Спасай! Знаешь, не будь у меня навыка ле Скайн собирать энергию, я бы уже спёкся. Живые, всё же, здорово устают. А я уже и забыл, как это бывает.

— Мой чёрный принц пришёл ко мне с дарами… — задумчиво пропустила Лья сквозь пальцы жёсткие белые волосы дроу. — Значит, живой, и дракон? Звучит заманчиво. Покатаешь?

— А то! Но ты упустила одну деталь, всё ещё интереснее. Йэльф сразу заявил, что его страшно интересует материнство, как процесс, — засмеялся Дон. — А Ри сокрушается, что только у Йэльфа мозги в эту сторону работают.

— Дети… — поморщилась Лья. — Не знаю. Может, когда оживу — задумаюсь, а пока не привлекает. Обойди Жнец, получится такая же Ника, как у вас с Лисой — да я повешусь! А вот магия… Такой потенциал… Всегда хотела стать сильным магом. Так, давай-ка поподробнее. Всё. Абсолютно. И с начала. И вина принеси мне, пожалуйста. А как ты с Госпиталем решил?

Дон принёс ей бокал вина в постель и устроился рядом — рассказывать и заплетать чёрную гриву Льи в мелкие косички.

— А что с Госпиталем? Номерок на рецепшен забираю, отношу в келью, а уж пил я или нет — кому интересно? А так… Что я тебе могу сказать? Помнишь, на третьей полке слева у тебя такая синенькая книжка стояла, «Люди, эльфы и вампиры. Голос расы»? Там ещё говорится, что эльфы даже в безвыходной ситуации не просят помощи не из спеси или гордости, а потому, что это просто не приходит им в голову. Потому, что повальное их большинство — законченные индивидуалисты, рассчитывают только на себя, и помощь им надо не предлагать, а прямо-таки навязывать. Исключения — один на сотню, что ли?

— Ну-у, да, помню, а вампирам не приходит в голову помощь предложить, если только это не сулит им какой-то выгоды или не противоречит их пониманию правильности происходящего. Но в последнем случае они её, вообще-то, тоже не предлагают, просто начинают исправлять ситуацию в нужную им сторону.

— Во-во. Знаешь, кажется, драконы совмещают в себе оба этих милых качества. По крайней мере, Ри — точно…

Благословенный райн Берт, ах, нет, простите, достойный бюргер герр Бертольд Траум шёл домой по узкой улочке над Рейном. Уже полтора года, как он вернулся ОТТУДА. Три дня назад отпраздновали Новый Год, 1575, и снег как раз выпал, везде чисто, радостно, а на душе пасмурно, не чувствуется праздника. Отравил его тот Мир, прав был райн Донни, такое не забывается. И в остальном оказался прав. То, что раньше, совсем недавно, каких-то полтора года назад, было само собой разумеющимся и потому проходило мимо глаз, теперь в глаза бросалось. Грязь, вонь, вши, убожество. Калеки. Причём, с точки зрения ТОГО мира, калеки здесь абсолютно все! Гнилые зубы, больные желудки, больные суставы, лысины — а ведь раньше он считал это естественным! Он и сам таким был. Господи, Боже мой, да ведь мы здесь гниём заживо, вдруг понял Бертольд. В мире фэйери хоть тела у людей здоровы, а тут… Просто это происходит медленно, но постоянно! У кого-то это начинается раньше, у кого-то позднее, но со второй половины жизни разлагаться на ходу начинают все! Но только тех, у кого процесс начинает протекать быстрее, мы считаем больными. А зря! Мы здесь все ходячие трупы, хуже нежити, они хотя бы не воняют. Нет среди нас целителей, и тление тела коверкает душу, перекидывается на неё и уродует, рождает зависть, жадность и злобу. Много их вокруг, с растленной, а то и мёртвой душой в ещё живом, но больном теле, ох, много! Так вот что имел в виду отец настоятель, когда говорил с такой страстью о бренности тела и бессмертии души. А я по молодости своей не понимал, только повторял, как попугай, не разумея смысла. А ведь он говорил именно об этом: душа бессмертна, но тлен живого тела силён, он может распространиться и на неё. И, бессмертная, будет она гнить вечно. Затем и очищаются люди постом, воздержанием и молитвой, чтобы укрепить душу свою, не дать разложению тела перекинуться на неё и погубить навеки. Удивительно, но, чтобы понять всё это, надо было побывать в чужом безбожном мире и вернуться. Совсем, как говорил Йэльф — нужно было время. А у святых праведников, между прочим, даже тела и даже после смерти остаются нетленными. И на страшном суде восстанут они, как живые… мда… Не восстанут. Мощи святых растащены святой братией по десяткам монастырей… ох, Господи, прости мне мысли грешные! И ведь даже поговорить об этом не с кем. Отец настоятель, дорогой учитель, уже давно упокоился, а в местной кирхе Бертольда с такими идеями и еретиком объявить могут, образованием и широтой взглядов здесь никто не блещет. Ах, райн Донни, как же вы были правы!