«До скорого» затянулось слишком надолго.

Я ненавижу романтику и пандемию глупости в честь четырнадцатого февраля. Я точно знаю, что после «хеппи-эндов» большинства сопливых мелодрам герои обязательно расходятся, потому что он начинает разбрасывать носки по всему дому или, побрившись, не моет за собой раковину, а она вечно забывает зубную пасту в душевой кабинке, и потом из тюбика каждый раз выливается вода, едва он откручивает крышку, – Руслан всегда ругался на меня за это. Я не верю прекрасной и гениальной «Always»[1], в которой Ромео истекает кровью. Не верю! Сжимаю кулаки и смотрю в упор на Чумакова:

– Чего тебе?

Он всего лишь пожимает плечами, будто его и не задел мой ледяной тон.

– Проблему легко решить, если избавиться от майки. Прости, парень. – Саша ухмыляется, обращаясь к Бон Джови, осматривает мою намокшую футболку, а затем вновь поднимает на меня глаза. – Детка, я могу тебе помочь. – И вместо извинений пошло улыбается и подмигивает мне, давая понять, что ничего пристойного не имеет в виду.

Вся магия умирает, едва Саша открывает рот, – а чего я, глупая, ждала? Он, сощурив глаза, облизывает нижнюю губу, я делаю два коротких вдоха вместо одного нормального и чувствую, как закладывает от растущего давления уши, но все же выдерживаю его цепкий взгляд.

– И кто на это ведется? – подражая ему, без приветствий и лишних слов парирую я, будто мы старые друзья и так общаться – нормально для нас.

Но точно не для меня.

– Да все, в общем-то, – произнося это, он практически не двигает губами. – Кроме фригидных. И тех, кто по девочкам.

Затем спокойно допивает остатки пива со дна и, смяв стакан, запускает его в одного из парней, который смеется в ответ, будто подражая мультяшному дятлу.

– Ясно.

– Могу поухаживать за тобой и угостить выпивкой, – говорит Саша, пока я планирую сбежать.

Неужели он меня не узнал? Вроде бы узнал. Но ведь он не общался со мной даже на похоронах брата, зачем ему делать это сейчас?

– Я не пью, – отвечаю ровным голосом, хотя ребра вибрируют от бешеного стука сердца.

– Потанцуем? – продолжает наступать он, явно забавляясь. Почти не двигается, но расстояние между нами все равно сокращается.

– И не танцую.

– Тогда зачем ты здесь, малыш?

Так и хочется зарядить по лицу и напомнить, если память короткая, что я ему не малыш! Но слишком много чести.

– Из-за подруги. Леси, – говорю спокойно.

– Так вот кто пялится на нас все это время. Не узнал. Она покрасилась? Ей идет.

И прежде чем я что-либо успеваю ответить, он просто стягивает с себя толстовку и надевает ее на меня, вынуждая подавиться и закашлять на вдохе. Это бред. Конечно, бред, я же не могу помнить, как он пах три года назад? Но будто бы сразу узнаю его по ненавязчивому аромату с послевкусием сладкого шербета. Он всегда пах либо им, либо машинным маслом, и это смешно, но как раз последний запах стал моим любимым. Я провела в гараже слишком много времени, чтобы остаться равнодушной.

– Она… розовая. – Я громко выдыхаю через нос, как Бумер, когда тот в очередной раз сунется мордой в цветы, но это единственное, что генерирует мой мозг.

Чумаков скрещивает руки на груди, прикрытой теперь лишь белоснежной футболкой, и наигранно выгибает бровь:

– Ты имеешь что-то против розового?

Он смеется? Конечно, смеется. Я вся от макушки до пят одета в черное, только лицо Бон Джови и красная помада разбавляют монохром.

– Высушу майку и верну, – бросаю я, прежде чем сорваться с места в поиске ванной комнаты, которая обнаруживается в конце коридора. Перед ней уже успела выстроиться очередь, но я захожу туда, как только открывается дверь, наплевав на возмущенные крики за спиной. К черту всех.

Заперев за собой, я цепляюсь пальцами за раковину до побелевших костяшек и глубоко дышу. Брызгаю водой на горящие щеки и удивляюсь, почему та мигом не испаряется. Второй раз за три года я прячусь в уборной с пунцовым лицом, и снова из-за Чумакова. А не пошел бы он обратно туда, откуда пришел?

Смахнув волосы на спину, чтобы не лезли вперед, а то отросли до середины лопаток, ищу по ящикам фен, чтобы высушить мокрое пятно, но ничего и близко похожего не нахожу. Хнычу, снимаю зловонную футболку, и теперь под розовой толстовкой Чумакова на мне остается только белье. Это раздражает, возможно поэтому, выйдя за дверь, я не сдерживаюсь и показываю средний палец всем возмущенным. После сворачиваю мокрую майку в небольшой шарик и заталкиваю в карман своей куртки, лежащей в куче других вещей прямо в коридоре.

Ладно, толстовку сегодня я Чумакову не верну.

– Ты куда пропала? Как ты? – с ходу нападает на меня с вопросами Леся, едва я показываюсь в зале. Ее глаза широко раскрыты, а брови лезут все выше и выше – еще немного и скроются за линией волос на лбу.

– В порядке.

– Что он тебе сказал? О чем вы вообще говорили? Думаю, после того, что было три года назад…

– Да ничего не было, Лесь! Я по нему сохла, а ему было плевать. Все, конец истории. Хеппи-энда не будет.

Он меня обманул.

– Тише, ты, он идет. Они. Оба, – в панике тараторит Жукова, и я замечаю приближающегося к нам с одной стороны Сашу, а с другой – слишком радостного и не совсем трезвого после выпитого вниз головой пива Золотова, который ловит меня в фокус.

– Бейб, ты пришла! – восклицает тот во весь голос и, толкнув Сашу плечом, устремляется со всех заплетающихся ног ко мне.

Я знала, что прийти на его вечеринку не самая лучшая идея, но совсем не подумала о том, что навеселе он еще более громкий, напористый и приставучий. Эмин уже обнимает меня и пытается пощекотать.

– Не зови меня, как поросенка, я тебя уже предупреждала! – вспыхиваю в один момент, словно бенгальский огонь. И так же быстро мои злость и раздражение сходят на нет – Саша, застыв в нескольких шагах, наблюдает за нами, и мне не нравится его пристальный взгляд. Выбирая между двух зол, я лучше потерплю Золотова. При всем своем не всегда достойном поведении он кажется мне более безобидным. По крайней мере из-за него не пострадает мое сердце.

Только вот именно сегодня Эмин как будто издевается надо мной и испытывает мое терпение. Он закидывает руку мне на плечо и наваливается едва ли не всем весом так, что даже в устойчивой обуви я все равно шатаюсь взад-вперед.

– Но ты такая… розовая! – Изо всех сил стараюсь не морщиться, а он хохочет и громко говорит мне на ухо: – Бейб, ты принесла мне подарок? – Он делает вид, что, глубоко вдохнув мой запах, чуть было не валится в обморок. – Такая сладкая, что перед тобой не устоять.

Золотов слишком сильно прижимает меня к себе, и я пытаюсь, незаметно оттолкнув его, сохранить хоть какое-то расстояние. Бесполезно, потому что он сильнее. Ничего не выходит, и я начинаю нервничать.

– Эй, парень! Стенка, на которую можно облокотиться, у тебя за спиной, – вмешивается Саша, но я от его помощи только сильнее злюсь. – Девчонку не трогай.

– А ты кто такой? – возмущается Золотов, враз протрезвев, подобравшись и став как будто даже немного выше. – Детка, это кто вообще?

Я слышу в голосе Эмина ревнивые ноты, он в замешательстве переводит взгляд с меня на Чумакова. Уверена, что сейчас он гадает, не из-за этого ли парня я бросила его.

Не из-за него, но Золотов решает по-своему.

– Что тебе от нее надо? – Он повышает голос до угрожающего тона.

Золотов выглядит готовым атаковать, хотя мне тяжело представить его дерущимся. Вряд ли он стал бы марать руки, не имея столько подпевал. Когда он пришел однажды в универ с синяком под глазом, я легко поверила в историю, где он упал с лестницы лицом вперед.

– Ты, наверное, не понял, кто тут главный, но дам подсказку – я. И она со мной, – заявляет он.

– Она сестра моего друга. Я не позволю ее унижать.

Я раскрываю рот, когда Саша так просто говорит о Руслане, но вслух ничего не произношу. Пропускаю между ушей словесную перепалку этих двоих и включаюсь в происходящее, только когда Золотов бросается вперед.