– Ладно, он придурок, – соглашается Леся и громко смеется, привлекая внимание к нам.
Она учится с ним на одном курсе, на год старше, и, наверное, имеет право так говорить, но я не могу с ней полностью согласиться. Эмин Золотов при желании мог быть кем угодно: клоуном, гением, хулиганом или героем, но он точно не придурок. Он умеет быть милым и делать широкие жесты вроде десятка букетов, которые мне доставили прямо во время пары в университете. Он умеет нравиться девчонкам: смущать комплиментами, которые возвышают до небес, улыбаться так, что любая почувствует себя особенной, и давать надежду каждой, на кого посмотрит, что именно для нее он станет ручным котиком. Крутой парень со смазливым лицом. Несерьезный, но хороший, если, конечно, не попасть в список его недругов, а такой есть. И это если не брать в расчет деньги папочки, спортивную тачку и модную кожанку! Но меня в нем подкупило другое.
Я не знаю как, но у Золотова получилось заполнить собой все пространство вокруг меня. Я не шучу. Мы познакомились с ним в июле, когда я, пропустив целый год учебы, подавала документы в универ. Просто столкнулись в коридоре, и он показал мне кабинет, который я искала. А через четыре месяца я уже шагу ступить не могла без него.
Он подвозил меня на другой конец города, вечно крутился рядом в универе, хотя зачастую занятия у нас проходили в разных корпусах, заявлялся в сервис, где ему были не рады, потому что его семья переманила многих наших клиентов, открыв автомастерские по всему городу. Я молчу про представления, которые он устраивал. Вроде тех, когда чуть не спрыгнул со второго этажа, только бы я его поцеловала. Сумасшедший, но не придурок. И он правда нравился мне. В какой-то момент я подумала, что у нас что-то может выйти, и сдалась, но… совершила ошибку. Мы начали встречаться, только ничего не изменилось: я или влюблена, или нет – третьего не дано. В Золотова я не влюбилась, а он которую неделю подряд не перестает преследовать меня, потому что не понимает, что сделал не так.
– Какой же у него отпадный пресс! – вздыхают рядом еле стоящие на ногах подружки, которых я видела в универе. Они тесно общаются с вездесущей Светой Артемьевой, что хвостом ходит за Золотовым и сейчас мелькает в первых рядах толпы, собравшейся вокруг именинника. Лучше на глаза ей не попадаться, если не хочу испортить себе настроение – она меня невзлюбила с первого взгляда Эмина в мою сторону.
Я оглядываюсь в поисках Леси, которую потеряла, и замечаю ее на другом конце комнаты. Видимо, уже пристроила наши куртки и пробирается ко мне со стаканами над головой, в которых оказывается сладкопахнущая (и явно алкогольная) цветная жидкость.
– Тебе не предлагаю, второй тоже мой. Просто подержи.
Жукова выпивает первый стакан почти залпом и поправляет чуть задравшееся розовое платье, которое сидит на ней настолько в облипку, что поднимается при любом движении. Тот, что передала мне, я ставлю на подоконник, но не успеваю моргнуть, как его подхватывает одна из восхищавшихся телом Эмина подружек, которая то ли смеется, то ли бьется в предсмертных конвульсиях.
– Эй! – возмущается Леся. – Вот же…
Она толкает меня бедром, чтобы я подвинулась, а потом кивает в сторону Золотова, которого дружки возвращают на ноги.
– Неплохие мышцы, – произносит прежде, чем его майка опускается и скрывает предмет разговора. Я безразлично пожимаю плечами, потому что не могу поспорить – там и правда все очень неплохо. Жукова поднимает руки, будто сдается, и добавляет со смехом, тыча в меня указательным пальцем с лавандового, как она утверждает, цвета лаком: – Только я этого не говорила!
Она хохочет так громко, что в ее сторону смотрят все, кто не смотрит на Золотова. Леся такая яркая, красивая и непосредственная, что вся мужская половина поедает глазами ее формы. Она хорошо подходит этой тусовке, а я чувствую себя не в своей тарелке. Что я вообще здесь забыла в джинсах, ботинках на шнуровке и рваной майке с Бон Джови?
– Ну давай, Лан, повеселись! Ты обещала мне – один вечер! – Она дублирует слова жестами и надувает губы. – Ты ведь не зря рисовала эти чертовы стрелки?
И так наигранно хлопает ресницами, что я наконец улыбаюсь. Лесть – ее второе имя, а стрелки и красная помада – весь мой макияж.
Я расслабляюсь, но только когда Эмин, не заметив меня, выходит с компанией на улицу. Сразу становится легче, потому что чувство вины сильно давит. Мне жаль, что обидела его, я этого не хотела. Мне жаль, что мы зашли так далеко. Мне жаль, что не могу нормально объяснить ему, почему не хочу быть с ним. Мне… Так, стоп, хватит.
Трясу головой, чтобы перестать жалеть, и начинаю покачиваться под музыку, в которой появляются слова, пока Леся выдает дикие па на импровизированном танцполе, растолкав локтями всех в радиусе метра. Пробую повторять за ней движения и смеюсь, когда она начинает кривляться. Жукова кажется счастливой, свободной, но меня напрягает, что она по-прежнему никого к себе не подпускает. Прошло много времени, да и у них с Русланом дальше поцелуев вроде бы не зашло, но Леся до сих пор меняет тему каждый раз, когда я заговариваю о брате. Меня расстраивает, что она все еще сильно переживает. Хотя не одна она помнит свою первую любовь.
Засмотревшись на подругу, я как-то не сразу замечаю, что атмосфера в комнате резко изменилась.
– Кто это?.. Кто это?.. – доносится шелест голосов отовсюду.
Парень у пульта приглушает музыку и снимает наушники. Становится тише, явно что-то происходит, но я догадываюсь повернуть голову ко входу в зал, лишь увидев на лице Леси испуг. А Жукова не из тех, кто чего-то боится. Когда мой кот Бумер притащил на нашу пижамную вечеринку подношение в виде дохлой мыши, она лишь погладила его по загривку.
– Это к нам знаменитый Чума пожаловал? – горланит диджей и жмет руку вошедшему парню, на которого устремляется внимание всех.
– Это… – начинает Леся, каким-то волшебным образом оказавшись рядом со мной, и кивает в его сторону.
– Ага, – еле выдавливаю из себя, наблюдая за Сашей Чумаковым, который вышагивает к столу с выпивкой, будто и не исчезал на три года.
Нет. Этого не может быть, я все придумала. Отворачиваюсь, чтобы не видеть, как народ стекается к нему, точно пчелы на мед. У меня все в порядке: сердце, неприятно кольнув, продолжает размеренно биться, дыхание ровное, я прикрываю веки и возвращаю себе контроль. Все хорошо, я в норме.
Или нет?
Я оборачиваюсь через плечо – просто хочу убедиться, что мне померещилось, но таких совпадений не бывает. Мне не показалось, он здесь: те же торчащие в беспорядке темные волосы, которые я запомнила, легкая небритость вокруг подбородка и привычная для него яркая толстовка. Саша здесь. Действительно он.
Все меняется в один миг – мозг бьет в набат, мышцы сокращаются и толкают мое тело неловкими движениями куда-то в сторону. Я дергаюсь, мечусь и теряюсь в пространстве, как слепой котенок. Паника подступает, и я начинаю задыхаться. Это слишком. Я слишком много всего чувствую, и это меня убивает. Уже представляю, как задохнусь и умру прямо в толпе, а с утра во всех новостях появятся заголовки, что почти девятнадцатилетняя фанатка Бон Джови умерла от перевозбуждения при встрече со своей первой любовью. Жуть ванильная. Меня начинает отпускать, лишь когда я слышу будто издалека голос Леси. Интуитивно поворачиваюсь на звук, врезаюсь в кого-то и ощущаю, как по лицу Джона (и моей груди) растекается холодное вонючее пиво.
Мне хочется убить за это, но, едва вскинув голову, я натыкаюсь на знакомый взгляд голубых глаз. Сашиных глаз. И снова полный ступор. Не могу пошевелить языком и издать хотя бы какой-то звук, не могу оторваться от него – глаза начинают слезиться, так пристально и не моргая на него смотрю. Прошло три года с того момента, как я в последний раз видела Чумакова. Целых три года – эта цифра приглушает эмоции и помогает выдохнуть. Потому что три года – слишком много даже для той влюбленной дурочки, которая жила надеждой на встречу. Слишком много, чтобы она сейчас расплылась от одной жалкой улыбки того, кому на нее наплевать.
