– Размечтался! Охотник зализывает раны снаружи, а когда мы сядем, спокойно нас прикончит. Поэтому отставить панику! Мы дотянем до аварийной полосы или сдохнем!
Не сводя напряженного взгляда с дыры в полу, я осторожно встал рядом с девушкой, вместе с Антоном загородив ее от возможной атаки. Мы выглядывали в иллюминаторы, пока не увидели виновника наших бед. На первый взгляд, это было жалкое гуманоидное создание, некогда бывшее человеком, а теперь являющее миру свою отвратительную сущность из самых темных уголков преисподней. Это был сам Сатана, учитывая ловкость, с какой этот воздушный акробат запрыгнул с дерева на пролетавший мимо вертолет. Что мы знали про ночных охотников? Немногое. Они, как правило, бродили поодиночке, никогда не охотясь парами или стаей. Родственны морским собратьям. Передвигаются только ночью, но, учитывая дневное нападение, это утверждение теперь не выдерживает никакой критики. Еще эта мерзость чрезвычайно живучая, и даже без головы может прожить достаточно долго, чтобы прикончить жертву. И это если не брать в расчет его чудовищные когти, цепляющиеся практически за любую поверхность. Словно почувствовав, что за ним наблюдают, охотник развернул в нашу сторону бугристую морду с пастью на пол-лица. Утыканная гнилыми треугольными, как у акулы, и иглоподобными зубами, она открывалась и закрывалась, словно у рыбы, выброшенной на берег. Крепко уцепившись мускулистой лапой за внешнюю подвеску, охотник быстро умывался и приводил себя в порядок, словно безволосая кошка, которой подпалили шкуру. Его раны невероятно быстро регенерировали, затягиваясь буквально на глазах. Еще минута – и он снова будет в форме.
– Помоги мне! – громко сказал я, быстро откручивая клеммы тяжелого пулемета, привинченного к специальной пулеметной станине. За полминуты мы высвободили его и перезарядили тяжелой лентой бронебойно-зажигательных патронов.
Чуть не заработав себе грыжу, я удерживал его на уровне бедра.
– Он все еще болтается на прежнем месте!
– Ну, тогда ему крышка, брат. Посторонись.
Уперев приклад пулемета в стенку, я уверенно вдавил гашетку. Переборка прямо передо мной стала похожа на дуршлаг, а потом и вовсе целый ее кусок вывалился наружу, оставив огромную пробоину с рваными краями. В беззвучном крике распахнув отвратительную пасть, охотник с каким-то нелепым недоумением мотал головой, пока его длинный язык извивался по сторонам, словно огромный червяк. Пули длинными очередями изодрали в лохмотья всю его грудную клетку, выворачивая ребра и пробивая навылет.
– Нравится, мразь? – зло рассмеялся я, прочитав на искаженной от боли морде уродливого создания страх. – Не на тех запрыгнул! Жри свинец, выродок!
Охотнику хватило ума понять, что его песенка спета, но так просто смириться с поражением он был не готов. Инстинктивно оттолкнувшись лапами, он, словно огромный кузнечик, в одном мощном прыжке взмыл вверх, угодив в работающий на полных оборотах несущий винт. Не выдержав столь плотного объекта, авиационный винт разрубил тварь на куски, после чего одна лопасть с хрустом сломалась. Мгновенно вертолет клюнул носом вниз и, печально вращаясь, стал быстро терять высоту. Выпустив из рук пулемет и скользя по полу в сторону пролома в днище, я изо всех сил вцепился руками в поручни. Задыхаясь от давящих на тело перегрузок, я обреченно наблюдал сквозь стекло кабины, как в мареве перегретого воздуха от надрывающегося двигателя мы неотвратимо приближаемся к смертельному финалу. Чудовищный по силе удар отбросил меня далеко назад, под треск и скрип жалобно сминающихся вокруг переборок. Вертолет стал стремительно удаляться, а вокруг меня заплясали ветки деревьев. Потом последовали такой силы удар и хруст костей, что я на время провалился в забытье, тем не менее продолжая ощущать глухие удары веток.
Наверное, при падении вертушки на кроны сосен меня попросту вышибло наружу сквозь пролом в грузовом отсеке. Приложившись многократно о шероховатый ствол сосны, я замедлил падение и крепко застрял в ветвях. Исковерканный корпус воздушной машины еще какое-то время гулко кувыркался по земле, после чего занялся пламенем метрах в двадцати от того дерева, на котором я болтался вниз головой. Выплюнув сгусток горькой слюны вперемешку с кровью, я печально наблюдал за тем, как долго падает кровавый плевок. До земли было не меньше десяти метров. По чистой случайности я зацепился за ветку автоматным ремнем, уже второй раз подряд спасающим меня от неминуемой гибели. Я не поверил собственным глазам, когда из горящей груды железа, что еще совсем недавно была вертолетом, выполз шатающийся Антон, на котором дымилась одежда. Он держал на руках хрупкое тело мертвой девушки. То, что она мертва, было очевидно, учитывая количество крови, что стекало по ее обнаженным рукам. Даже если она и жива, значит, ненадолго: потеря крови убивает очень быстро и не менее эффективно, чем пуля. Мой напарник из последних сил сделал еще пять шагов и упал в траву, выпустив из рук тело девушки. Когда пламя добралось до топливных баков, взрыв взметнул высоко над деревьями черный дым. Где-то вдали послышался стрекот множества винтов – к нам спешила помощь Гнезда.
Я на короткое время пришел в сознание, когда из-за ближайших холмов вылетели на бреющем полете два стареньких боевых вертолета Ка-52 сопровождающие Ми-8. Транспорт завис над местом крушения. Из грузового люка выпали тонкие тросы, по которым быстро спустилась группа из шести бойцов. Трое солдат грамотно заняли оборону, а остальные, заметив неподвижные тела, побежали к ним на помощь. Меня никто не видел среди веток, а кричать на грани потери сознания я не мог – у меня было серьезное подозрение, что я сломал себе ключицу и переломал все ребра. От этого при каждом вздохе меня терзала страшная боль в груди. Тогда непослушными руками в последнем усилии выдернул чеку из дымовой гранаты и принялся ждать, пока меня заметят, что и произошло через несколько секунд.
Я не запомнил, как меня снимали с дерева и бережно укладывали на носилки, но помню невыносимую боль в груди. Глядя в мертвые глаза лежащей напротив девушки, я ощутил укол внезапной вины. Проклиная свою слабость, что позволила взять девчонку на базу, попробовал пошевелиться, но все тщетно. Возможно, без нас все у нее было бы хорошо. Она благополучно бы родила и растила малыша. Пусть место ее обитания – не самое лучшее на земле, зато в кругу знакомых она была среди своих. Почему я был против ее присутствия в Гнезде? Потому что Центр безжалостно пожирает людей вместе с их мечтами. Мы с Антоном знали об этом и все равно проигнорировали голос разума, в надежде, что хотя бы в этот раз все будет по-другому. Не вышло. Костлявая ревностно наблюдает за всеми событиями, безжалостно внося в жизнь собственные коррективы.
– Все будет хорошо, капитан! – ободряюще подмигнул мне боец спецподразделения.
Я вымученно улыбнулся ему в ответ и, скривившись от боли, потерял сознание.
Часть 2
Города разбитых надежд
– Меня тошнит от одной только мысли! Идея тухлая, как десятидневный покойник!
Быстро облачаясь в потрепанную временем и непогодой тигровую амуницию, я всем своим видом стараюсь игнорировать нежданного гостя. Восьмая неделя пребывания в госпитале стала последней каплей, что сломала спину верблюда. Регенерация костной ткани завершилась почти полностью, но медики решили подстраховаться, продержав меня в госпитале лишнюю неделю-другую. Другой был бы рад, да только не я. Я же смертельно устал от бесконечных уколов и капельниц и мечтал выйти на волю, хоть меня доктора настойчиво предупреждали, что костные спайки еще недостаточно окрепли и возможны разрывы. Требовалось как минимум неделя процедур по их укреплению.
– Капитан Алешин, хочу лишний раз напомнить, что только своевременное заступничество полковника Высокова спасло вас и капитана Сергеева от неминуемого трибунала. Слыханное ли дело – подделка графиков патрулирования в закрытой зоне, нарушение приказа командира дивизиона, несогласованная инициатива, повлекшая гибель гражданского лица и утрата ценного материального имущества. Это все, по-вашему, шутки? Да вы хоть представляете, сколько статей устава нарушили?