Пока эти мысли ураганом проносились в голове Алексея, хозяйка достала из холодильника бутылку ключевой воды, аккуратно налила в большой стакан, и бережно, как величайшую ценность, понесла в другую комнату. Когда она открыла дверь, Алексей почувствовал, как немеют его руки и ноги, а в голове появляется отвратительный тихий звон. Во всю стену комнаты была большая фотография в полный рост молодого веселого парня в полевом камуфляже. Его смеющееся лицо было неимоверно похоже на лицо Анны.

В узкую щель приоткрытой двери Алексей видел, как Анна аккуратно убирает в сторону стакан с водой, стоящий на небольшом столике перед фотографией, а потом встает на колени и ставит новый, только что наполненный сосуд.

Через минуту она вернулась. В уголках глаз быстро таял, утекал, испарялся тот самый безумный огонек, который заметил Алексей.

Они посидели еще с полчасика. Леха плохо запомнил, о чем они говорили. Остался только гудящий шум ушах, и ощущение одеревеневших, ничего не ощущающих рук.

– Заходите еще, ребята, – провожала их в дверях Анна. – Я всегда так рада, когда ты приходишь, Рашидушка. Ничему на свете я так больше не радуюсь. И ты, Леша, заходи. Вы очень славные ребята. Андрюша был бы рад таким друзьям. Он и сейчас вам очень радуется…

…Никифорова колотило. Его трясло и било. Зажженная сигарета в руках выписывала восьмерки своим горящим кончиком. Он нашел в себе силы попрощаться и зайти в лифт. Но как он выскакивал из подъезда – он уже не помнил.

– Ее сын, Андрей, погиб в девяносто шестом, – глухо рассказывал Рашид, нервно тянущий «беломорину» большими резкими затяжками. – Мехводом был. Сгорел в «бэтре». Уводил горящую машину от колонны наливников. Какой-то журналист рассказал матери, как погиб ее сын. В подробностях. Ты сам видел, что с ней стало. Она нормальная. Не то, что я, – горько усмехнулся он. – Но уже много лет несколько раз в день меняет воду в стакане перед фотографией сына. Ведь он сгорел, и ему теперь всегда хочется пить. Там, в горящем «бэтре», он не мог напиться…

Рашид храпнул, будто ему самому не хватало воздуха, но взял себя в руки.

– Муж не смог этого выдержать. Ушел от нее. Не к другой – просто ушел. Ему было страшно жить с той, которая много лет поит водой того, кто давно умер. У нее хорошая работа, она ни в чем не нуждается. Но она никого не пускает к себе домой. Чтобы никто этого не увидел. Чтобы никто не взял воду, которую она носит своему сгоревшему сыну.

Алексей посмотрел на сигарету в своей руке, и сжал ее в кулаке, так, что посыпались искры. Ожог, укол боли – только это могло вернуть его назад, убедить, что он еще жив, что все это не снится ему в кошмаре.

Рашид хмыкнул, и вытянул вперед руку. На запястье красовались многочисленные шрамы от старых ожогов.

– Раньше я тоже делал так. Теперь перестал. Боль не излечивает от боли.

– А что излечивает?

– Ничто. Даже время. Даже водка. Но после водки ты, хотя бы, начинаешь дышать.

Он протянул Лехе обычную армейскую фляжку. Алексей, не задумываясь, свернул ей голову и запрокинул в рот, не заботясь о том, что закуски нет. В груди полыхало пламя. Его нужно было залить…

Водяной первым вошел в купе, скептически его осмотрел, и бросил сумку на верхнюю полку. Он демонстративно вальяжно измерил в два шага новое пристанище, цыкнул зубом, и уселся на диван, задрав на него ногу в ботинке.

Его старший товарищ молча сел напротив. Он казался спокойным, и только вспухающие желваки выдавали степень его раздражения. Лупоглазый поерзал на своем месте, устраиваясь поудобней, но тяжелое молчание не давало расслабиться. Макар был старшим в их паре, но Водяной по жизни не умел никому подчиняться. Его можно было заставить что-то делать силой или угрозой, но никак не приказом или распоряжением.

Макар был сильнее. Он мог сделать с Водяным все, что угодно, и при этом бы даже не запыхался. Но он не выпячивал свою силу, не пыжился, выставляя ее напоказ. И это расслабляло Водяного. В его мире сила, а, главное, готовность пустить ее в ход, должна была быть на виду, чтобы пресечь сами попытки проверить человека на крепость.

Сила без готовности – пустой пузырь. Сколько он повидал на своем веку здоровенных качков, а то и спортсменов-рукопашников, которые были непобедимы в спортивном зале или на ринге. А в реальной жизни шкет-распальцовщик одним своим напором, угрозами и отчаянной решимостью подчинял бугаев своей воле.

Тут был другой случай, но привыкший к совершенно определенным правилам поведения, Водяной постоянно забывался, и начинал относиться к своему товарищу пренебрежительно. Вот и сейчас он, пытаясь разрядить обстановку, жеманно пожаловался:

– Эх, зря мы оттуда свалили. С девками завсегда веселее. Хоть марамойки, хоть кто – не обязательно же перепихнуться. Главное – побазарить есть с кем. Без баб мужик чахнет.

Макар ожег его взглядом так, что Водяной поперхнулся словами.

– Слышь, ты, босота! – процедил Макар, в испепеляющем презрении раздавив, как окурок, высокое звание «босяка». – Ты забыл, щегол, что мы здесь делаем? Напомнить?

– Ты кого щеглом назвал? – попробовал возмутиться лупоглазый.

– Тебя, недоносок! – Макар даже не привстал и не повысил голоса, но от его интонации повеяло холодом могилы, так, что Водяной чуть не подпустил в штаны. – Хрен знает, зачем Хозяин сказал тебя с собой взять? Никакого толку от тебя нет, один геморрой.

– Да я на зоне знаешь, кем был?! – вскинулся обиженный Водяной. – Да я, если хочешь знать…

– Не хочу, – отрезал Макар. – Потому что и так знаю. Что думаешь, я кого-нибудь взял бы с собой, если бы все про него не узнал? Да про тебя, шпана, даже в ментовке столько не знают, сколько я знаю.

– Тогда в курсе, что за работа у меня на зоне была? – обиделся уже совершенно натурально Водяной.

– Да какая работа, – издевательски усмехнулся Макар. – Торпедой ты был, обычной Гориллой. У таких одно дело – завалить, кого пахан скажет – и все. Ни мозгов, ни разума. Одно слово – гориллы. Даже обставиться не умеете. Ткнул заточкой – и еще десятку подцепил, если охрана на месте не привалит. Хуже собак.

– А чего же я тогда на свободе? – прищурился Водяной.

– Да потому что повезло, сдернули тебя с кичи. Тут отработать одно дело. А потом опять на зону. А еще верней – на кочкарник, червей кормить. Не заслуживаешь большего.

Водяной зло хмыкнул, не зная, что возразить, откинулся к стенке, и раздраженно стукнул кулаком по верхней полке.

– А теперь слушай сюда, романтик криминального мира, – обнажил крепкие белые зубы в недоброй улыбке Макар. – То, что мне тебя Хозяин навязал – мне плюнуть и растереть. Для меня главное работу сделать. Если мне только покажется, что ты со своим быдлячеством представляешь хоть какую-то помеху делу…

Макар замолчал, пристально глядя в глаза напарника. Тот нервно усмехнулся.

– И че? Что сделаешь? Завалишь?

– Угадал, – растянул губы в холодной улыбке старший.

Водяной ощерился, будто ему сказали что-то очень смешное, но под ложечкой неожиданно засосало, и мелькнувший в глазах страх выдал его с головой.

– Да брось, Макар, – за деланной беспечностью Водяной пытался спрятать свою неуверенность. – Все сделаем как надо. Я если на что подписался, то не изволь беспокоиться. Все будет в лучшем виде!

– Вот и ладненько, – кивнул напарник, но глаза его остались ледяными.

Он понимал, что такие люди, как Водяной своего страха никому не прощают. Водяной будет только ждать момента, чтобы ударить в спину. Но ему было на это глубоко плевать.

– Распакуй инструменты, – он тщательно запер дверь купе и кинул Водяному сумку.

Тот засопел, ковыряясь с молниями. Вскоре на стол легли два пистолета – обычные с виду ПМ, но с чуть удлиненными стволами.

– Странные какие-то, – недоуменно почесал в затылке Водяной.

Макар не удостоил его ответом. Достал из другой сумки два металлических цилиндра, и уверенными движениями накрутил их на стволы.