…Следующее утро облегчения не принесло. Две валявшиеся под кухонным столом пустые бутылки из-под водки красноречиво говорили, почему ему было еще хуже, чем вчера. Погано было и на сердце, и на желудке. «Ливер» омерзительно подрагивал, движения стали дергаными и нескоординированными. От одного взгляда на стакан накатывала тошнота.

Никифоров заставил себя пойти в ванную, и принять душ. На ледяной или контрастный духу не хватило, обошелся теплым. Стало чуть легче, но именно, что только чуть.

К уборке он подошел радикально – сгреб мусор со стола вместе с испачканной посудой в помойное ведро, протер столешницу тряпкой, закурил, и задумался. Денег для одинокого мужика без особых запросов более чем хватало. К тому же еще боевые должны выплатить. Так что вопрос выживания, вроде, не стоял. Но сидеть без дела он не мог, деятельная натура не принимала такого бездарного времяпрепровождения. Нужно было куда-то определиться.

Леха нашел старую записную книжку, и принялся ее изучать. На первых страницах были телефоны старых друзей по военному училищу, которое он закончил почти пятнадцать лет назад. С тех пор не просто утекло много воды. Эта вода успела не один раз превратиться в лед, растаять, испариться и снова пролиться на землю. Большая часть владельцев этих телефонов давно растворилась в людском океане. А некоторых уже и в живых не было.

Он грустно улыбнулся, вспомнив своих самых закадычных друзей – Женьку Самохина и Николая Коростелева. Именно Николая – его все звали только полным именем. Николай всегда был, что называется, «застегнут на все пуговицы», собран и серьезен. Только Леха с Женькой знали его истинное лицо – неистощимого на выдумку, мыслящего парадоксально, всегда готового к неожиданным ходам, и, при этом, не упускающего ни единой мелочи «мушкетера».

Их так и называли – мушкетеры. Николай был олицетворением Атоса – несколько романтичный, свято чтящий понятие чести, рассудительный и дерзкий одновременно. Леху считали Портосом – разудалый балагур, весельчак и бабник только комплекцией не походил на барона Дю Валлона. Хотя, Дюма его толстяком и не называл. Ну а Женька был истинным Д’Артаньяном – он всегда был впереди и в драке, и на пиру. Если Леха любил женщин, то сами женщины млели от Женьки.

Вот только судьба рассудила по-своему. Женька женился сразу после училища, взнузданный и оседланный, а Леха до сих пор ходил в бобылях. Но на этом шутки Фатума не закончились. Через пару лет службы в войсках Никифоров оказался в ОМОНе. Самохин не удержался в водовороте перемен, потерял семью, ушел со службы, и растаял где-то в неизвестности. Доходили слухи, что он подался то ли в Иностранный легион, то ли еще где наемничает, но Леха не особо в эти басни верил. А вот Николай не подкачал. С уверенностью и целеустремленностью управляемой ракеты он шел по служебной лестнице. Сейчас он работал, кажется, в Генеральном штабе.

Леха подумал немного, и перевернул страницу. Просить помощи у друзей ему казалось чем-то постыдным, унизительным. Друзья не должны видеть слабости своего товарища.

А вот и нужный телефон. Алексей подтянул к себе аппарат прямо за провод, и набрал номер.

– Здорово, Эрик! – он постарался придать голосу беззаботность. – Это Никифоров.

– …

– Не узнал? Богатым буду.

– …

– В общем, не буду вокруг да около ходить. Я из органов уволился…

– …

– Мало ли, что я говорил. Так сложилось. Ты, помнится, к себе звал…

– …

– Ну, прямо завтра, конечно, я не выйду. Нужно чуток отдохнуть после увольнения. Дней пять, думаю, хватит. Потом подъеду, ознакомлюсь с фронтом работ. Тогда и решим точно.

– …

– Договорились.

Он положил трубку, и перевел дух. В таком отвратительном состоянии разговор дался ему с большим трудом. Пришлось собрать все силы, чтобы голос звучал бодро, но без неестественной наигранной беспечности.

А с выпивкой и в самом деле надо было заканчивать. До добра это не доведет. Эрик Вайсман, директор частного охранного предприятия, был ему многим обязан, и давно звал к себе заместителем. Но и он не станет держать у себя на ответственном посту человека, который из-за своей слабости может в любой момент подвести.

Леха открыл дверь на балкон, чтобы проветрить прокуренную кухню. Настроение чуть улучшилось, все же какая-то определенность появилась. Восстановиться полностью можно было только одним способом – пойти погулять по городу.

После коротких сомнений, он натянул свою форму – серый камуфляж с надписью ОМОН на спине, высокие ботинки и черный берет. В конце концов, расчет в финчасти он еще не получил, поэтому имел полное право носить свои майорские погоны.

Город встретил его ярким солнцем, гомоном детворы на детской площадке, птичьим щебетом и автомобильными гудками. Никифоров жил в ближайшем «замкадье». Его город хоть и считался уже Подмосковьем, но от собственно столицы его отделял только серый асфальтовый рубеж кольцевой автодороги.

Леха хрустнул суставами, расправляя плечи, и шагнул из сыроватой прохлады подъезда в летний зной. Поздоровался с бабушками у подъезда – этот контингент стоило уважать и всячески оказывать им знаки внимания. От пересудов это, конечно, не спасало, но на их активную информационную поддержку всегда можно было рассчитывать. Кивнул соседу, возившемуся с колесом своей потрепанной жизнью и российскими дорогами «восьмерки».

Все было как обычно. Вот только идти ему было некуда. Теперь уже бывший майор ОМОНа решил побродить просто так, без цели. Лишь бы дома не сидеть.

В проезде между домами предприимчивые южане пару месяцев назад открыли точку «общепита» – торговали из вагончика шаурмой и дешевым разливным пивом. Рядом поставили пару зонтиков-грибков с вечно неубранными столиками. Расположение точки, ее ассортимент и пренебрежение гигиеническими и санитарными нормами вызывало серьезные сомнения в легальности точки. Алексей дано подумывал проверить их и тряхнуть, но, во-первых, руки как-то не доходили, да и не ОМОНовское это дело, торгашей шерстить. А во-вторых, если эту точку прикроют, то холодненького и совсем не отвратительного пивка в ближайшей округе уже не найдешь.

Никифоров остановился на противоположной от пивнушки стороне дороги, и почесал небритый кадык. Пивка ох как хотелось. Но он одернул себя – решил же завязывать с алкоголем! Тут дело такое – если решил, то никакие отмазки не принимаются. Ни «чего будет с кружки пива», ни «начнем с завтрашнего дня». Ничего. Не надо бросать. Надо просто перестать – и все. Это же не подвиг какой, а просто сознательный выбор.

А у пивняка, тем временем, назревал скандал. Гаркуша – маргинального вида паренек лет двадцати пяти, выглядевший, правда, на все сорок, вяло отбрехивался от продавца. Судя по крикам, он выпил три кружки пива, а денег у него было только на две. Гаркуша клялся, что занесет недостающее завтра, но продавец орал на него из своего «дупла», матеря чистым русским матом со своим кавказским акцентом.

Первым движением Никифорова было подойти и загасить скандал. Нормальное милицейское желание. Но в следующее мгновение он вспомнил, что с сегодняшнего дня он уже БЫВШИЙ милиционер.

«Какого черта тебе надо?» – выругался он про себя. – «Все, забудь! Нет больше майора Никифорова. Теперь лезть во все драки не только не нужно, но и опасно. Ты теперь обычный гражданин, с такими же обычными правами. И если ты полезешь разнимать дерущихся, то патруль загребет тебя вместе с драчунами».

«Шаурмен» продолжал поносить парня на всю улицу. Причем, не просто так, а с перечислением всех сексуальных подробностей их взаимоотношений. Особенно он акцентировал свою речь на том, как, в какие места и с какими подробностями он оприходовал мать Гаркуши. Леха скрипнул зубами, и нервно закурил, чтобы отвлечься. Гаркуше такие речи были по барабану, он воспринимал это просто как одну из форм брани, на которой в остальное время и сам разговаривал, изредка перемежая литературными словами для связки. Но Леха-то прекрасно понимал, что для кавказца все эти слова наполнены самым прямым смыслом, и этот сопляк из своей будки намеренно, абсолютно осознанно наносит Гаркуше несмываемые оскорбления, упиваясь своей безнаказанностью.