Хирург, глухо зарычав, бросился на него, но в тот же миг помещение озарилось вспышкой света, и мое сознание рухнуло в темноту.
Акт шестой. Окончание
Когда член снова вторгся в мое тело, я что есть сил подалась бедрами ему навстречу. Мышцы протестующе заныли, суставы, кажется, заскрипели, но мне было уже все равно. В голове осталась только одна мысль – получить разрядку. И неважно, как я при этом пострадаю, какие повреждения получу, гель, которым щедро смазали мое влагалище, свел меня с ума, заставляя заткнуться даже инстинкт самосохранения. Я, не переставая, хныкала, изо всех сил потираясь об едва шевелящийся орган, внутренние стеночки сокращались, и когда внизу живота наконец-то зародилась горячая волна и покатилась по телу, мой позвоночник непроизвольно выгнулся, как будто какая-то сила выдрала из меня хребет, отбросив прочь ненужное тело. Перед глазами заплясали радужные круги, потому что дышать носом во время такого сумасшедшего секса – та еще задачка. Стоило об этом подумать, как воздуха стало не хватать. Я снова проверила свои путы на прочность, но сил после мучительной разрядки не осталось совершенно, мое тело, и даже волосы, было мокрым от выступившего пота. Когда член внутри меня снова задвигался, я повернула голову набок, но даже так дышать не стало легче. Кажется, у меня какой-то приступ.
Что-то не так. Мое сознание как будто раздвоилось. Я помню, как оказалась на этой доске. Помню эту машину – создание чьего-то злобного гения, подогнанную под мои размеры. Но неужели я умудрилась в какой-то момент уснуть? Почему в памяти маячит мужчина, которого я точно никогда в своей жизни не видела? Длинные волосы, поджарое, мускулистое тело, необычные татуировки и взгляд, полный дикой, животной страсти. Его губы, шепчущие мне в ухо что-то важное. Что-то, чего я никак не могу вспомнить. И второй, такой же горячий и страстный, беловолосый мужчина, абсолютно обнаженный и прикрытый лишь букетом необычных цветов. Откуда я могу их помнить? Их голоса, их руки, их плавные, полные скрытой силы движения. Как это возможно?
И Мастер. Это был он и одновременно не он, как будто я успела повстречаться с его злобным братом-близнецом, при виде меня кривившем губы в торжествующей усмешке.
Может, я действительно успела заснуть?
Может, эта секс-машина вытрахала из меня остатки здравого смысла, и я начала видеть то, чего при других обстоятельствах даже бы не предположила? В глазах начало темнеть, когда сознание, не сумев справиться со странными, мелькающими в памяти образами, решило уйти на перезагрузку.
Я замычала так громко, как только могла, не позволяя панике полностью завладеть моим сознанием. Никогда не страдала клаустрофобией, а тут вдруг показалось, что пространство вокруг меня стремительно сужается. Тихо хлопнула дверь. Моего слуха достиг звук торопливых шагов, и чьи-то проворные пальцы содрали с моих глаз влажную от слез повязку. Следующим вытащили кляп. Я глубоко и хрипло втянула в себя воздух, содрогаясь всем телом и все еще не веря, что могу свободно дышать. Из груди рвались рыдания, и когда меня полностью освободили и стащили со злополучной доски, я бездумно прижалась к тому, кто меня держал, на краю сознания отметив знакомый аромат Луи.
– Тише, малышка, все будет хорошо. Все уже закончилось. Дыши. – он крепче прижал меня к себе, зарылся пальцами в мои спутанные волосы, и я отчетливо слышала, как под моей щекой бешено колотится его сердце.
– Не будет, – всхлипнула я. – Я хочу домой. Пожалуйста, отпустите меня до…
Акт седьмой
В жизни я привыкла всего добиваться сама. В том числе и мужчин. Как говорится «вижу цель, не вижу препятствий». Вот и с бывшим вышло так же. Он мне понравился с первого взгляда, и я, наплевав на отсутствие взаимности, перла вперед с неумолимостью танка. То, что он откровенно сох по своей одногруппнице в универе, меня не смущало. Я верила, что моей любви хватит на двоих, и даже больше. Не хватило. Для него я вечно была не та. Все делала не так, не так одевалась, не так готовила, не ту музыку слушала. Он капризничал, как ребенок, вечно ныл и жаловался, и временами мне казалось, что он по какой-то причине перепутал меня со своей мамой. Я должна была готовить, как она, заботится о нем, как она, но при этом наравне с ним зарабатывать. Это должно было меня насторожить. Но не насторожило, потому что для влюбленной дуры нет ничего невыполнимого. В итоге пять лет своей жизни я изо всех сил пыталась соответствовать, не бесить, не обижаться, не выносить мозг. Видимо, этого оказалось недостаточно.
В тот злополучный день Святого Валентина я изо всех сил пыталась себя убедить, что все к лучшему. Что эти отношения с самого начала были обречены на провал. Не убедила. И сейчас, прижимаясь к горячему телу Мастера, что нес меня куда-то, я отчетливо понимала, что хорошо уже не будет. Я хотела отвлечься. Я хотела купить любовь за деньги, а получила секс без эмоций, бездушную машину с искусственным членом. Похоже, для них я лишь кусок похотливого мяса, которое надо удовлетворить, чтобы отработать свой гонорар. А как иначе? И, вернувшись домой, я должна буду как-то с этим жить. С пониманием, что никто меня просто так уже не полюбит. Что только за деньги… как мясо…
Рыдания душили, слезы текли по обнаженной груди Мастера, пропитываясь неповторимым ароматом Луи. Кажется, этот запах навсегда станет ассоциироваться у меня с чувством собственной никчемности, крахом всех надежд и звоном разбитого сердца. В какой момент этот человек с ледяными глазами стал занимать все мои мысли? Почему даже в такой миг полной растерянности я думаю, как выглядит мое опухшее от слез лицо, и старательно прячу его под волосами? К сожалению, мысли подобным образом спрятать невозможно.
От невеселых дум меня отвлекло то, что мы, кажется, пришли. Интересно, они отправят меня обратно в мою пустую квартиру? Где на полу все еще валяется мое влажное после душа полотенце. Ну не пешком же я буду добираться, учитывая, что из одежды по прибытии на мне не было абсолютно ничего. Я внутренне сжалась, готовая выслушать насмешку над собственной слабостью. Обещала не сдаваться и дойти до конца. Хвалилась своей выносливостью. Была так уверена, что готова к любым экспериментам. И так позорно расклеилась. Сломалась. Тряпка.
Мастер поставил меня на пол, но руки не убрал, осторожно придерживая за талию. Поднять голову и посмотреть ему в глаза я так и не решилась, так и смотрела на его покрытую легким загаром грудь, пытаясь навсегда выжечь на сетчатке этот образ, чтобы потом, наедине с собой, в своей холодной постели, предаваться фантазиям. Полившаяся на голову вода стала для меня неожиданностью, и каким чудом я не завизжала, остается загадкой. Я вздрогнула и инстинктивно отшатнулась от Мастера, но он не пустил. Вода была теплая, и очень быстро до меня дошло, что мы в душе. Он влез в кабинку как был, в джинсах, и они, намокнув, туго облепили длинные крепкие ноги. Мои слезы смешивались с упругими потоками теплой воды, и я никак не могла прекратить трястись. Все правильно, перед тем, как вышвырнуть, меня надо помыть. Мне все же удалось вырваться, и так же не глядя на Мастера, я и вовсе отвернулась от него в глупой попытке спрятать слезы в потоках воды.
– Послушай, – его голос прозвучал неожиданно близко, и, резко развернув меня лицом к себе, он меня поцеловал. От неожиданности я застыла. Зачем? Зачем он это делает? Чтобы утешить? Неужели я настолько жалкая? И что я должна послушать?
Я попыталась его оттолкнуть, но Мастер ловко перехватил мои руки, и, заведя их мне за голову, прижал к стене душевой кабины. Его губы снова нашли мои, язык властно проник сквозь приоткрытый рот, и я закрыла глаза, перестав сопротивляться. Надо иметь смелость признаваться себе в своих желаниях, а я никогда не считала себя трусихой. И пусть я полностью раздавлена и морально втоптана в грязь так, что падать, уже, кажется, некуда, это не отменяет того факта что я изо всех сил, до умопомрачения, хочу этого мужчину. И если он решил подарить мне поцелуй, надо брать, наплевав на гордость, потому что, возможно, это большее, что он может сделать для меня на прощание. Но для моей гордости гораздо проще думать, что он делает это не из необходимости, а по собственному желанию, и если это так, то я отдамся ему полностью, душой и телом, пусть и единственный в жизни раз. От его одобрительной усмешки по позвоночнику поползли мурашки.
