Так что никто не ждал «Великую Банду Иши» в Лань. Никто и ничто, если конечно не считать пустующие столбы на окраинах города.
Младшая Сина послушно улеглась на соломенную циновку и Дия заботливо укрыла ее грязным лоскутным одеялом. Надо бы его постирать, подумала она, но это же целое дело. Выбрать солнечный денек, а уже осень на дворе. Выйти за город, в городе стирать в канавах нельзя, это не канавы, это мелиорационные каналы с теми самыми золотыми карпами. За такое наказывают. На столб не повесят, но бамбуковыми палками по спине или по пяткам — тоже ничего приятного. Значит за город нужно выйти, вдоль реки, там, где частные пристани заканчиваются, постирать, высушить и вернуться. Это целых полдня, а то и день. Надо бы, конечно, выбрать денек, закупить еды и выйти с младшими, и постирать и самим искупнуться и вымыться, а то от Иши так пахнет, словно он с козлом ложе делит.
— Лежи и жди, хорошо? — говорит Дия, наклоняясь над младшенькой Синой: — мальчики сейчас воду принесут, Иши тоже скоро прийти должен. А я схожу в лавочку, риса куплю. И рыбки. Толстенькой такой, как в прошлый раз. Чтобы во рту таяла. А если будешь себя хорошо вести и не вставать, то я принесу тебе кунжутный шарик. В меду. Хорошо?
— Хорошо! — кивает Сина: — клянусь, что не сдвинусь с этого места, пока ты не вернешься! Я буду хорошей девочкой. Моя старшая сестра Дия — хорошая девочка, и я — тоже буду. Вот выздоровею и устроюсь на работу в пекарню. Или швеей. Тоже буду деньги в семью приносить, вот увидишь! Куплю тебе столько кунжутных шариков, что ты объешься!
— Обязательно. — Дия целует ее в лоб и встает. Колени протестующе ноют, ей бы тоже прилечь, она устала, с самого утра того купца выслеживала, ждала возможности незаметно ему руку подбить, чтобы тот мелочь рассыпал… но она не может. Чахотка. У младшенькой Сины явно чахотка и чтобы болезнь не развивалась, ее нужно хорошо кормить и держать в тепле, а у них нет денег. Все их деньги сейчас лежат в поясе у Дии, две медные монетки и одна серебрушка. Хорошо, что сегодня у нее получилось, но что они будут есть завтра? Она может обойтись и без еды, ничего страшного, она и Иши, мальчики — все они могут и поголодать день-другой, пока не найдут денег или еды. Но младшая Сина… она угасала на глазах. Может и в самом деле нужно было ее в бордель пристроить? По крайней мере там бы ее кормили…
Она отодвигает в сторону циновку, которая закрывает проход и, сгибаясь пополам — вылезает наружу. Поправляет пояс и пересчитывает деньги. Две медные монетки и серебрушка. Зря она пообещала Сине кунжутный шарик, за стоимость одного шарика можно еще две порции риса купить…
Она идет по улице, мысленно считая деньги. Если купить хороший рис, рассыпчатый, белый, с целыми и длинными зернами, то будет целых пять порций. Но надо купить еще и один хвостик рыбки, пусть даже худенький. Значит — три порции риса. Но если она купит рис в лавочке за углом, серый рис, который слипается и из которого, по слухам — готовят клейстер для Великой Стены, то можно купить риса в два раза больше. Ну и что, что он серый? Все равно же рис, в животе не видно какого он цвета, а насыщает он точно так же как и белый. Не такой вкусный, но и ладно. Зато с сытыми животами все сегодня спать лягут. А кунжутный шарик она возьмет в кондитерской у старенького Ди Су, глядишь тот и разжалобится, еще один положит… в прошлый раз же получилось. У самого Ди Су детей нет, вот он и улыбается ей, когда они с Синой к нему заходят.
Она переходит на другую сторону улицы, увидев патруль Серых. Нет, она ничего такого не делает, но лишний раз встречаться с Серыми желания нет. Серые практически правят этим городом, есть еще Желтые, говорят они несут службу в дворце, называют себя Золотыми Летающими Карпами… вот откуда такое отношение к этим рыбам. На взгляд Дии никакие они не Золотые, просто Желтые. А Серые — это Серые, а не Серебряные. И никакие они не рыбы. Рыбы никого не убивают.
— Добрый день, мудрый и красивый дядюшка Ди Су! — говорит она, войдя в лавочку-кондитерскую. Внутри вкусно пахнет сладостями и выпечкой, и она невольно сглатывает слюну. Живот недовольно бурчит, напоминая, что она не ела со вчерашнего дня.
— О! Маленькая бродяжка! — выпрямляется из-под прилавка старенький Ди, который раскладывал товар на витрине: — и тебе добрый день. Как твоя младшая непоседа?
— Все хорошо. — врет Дия. Старенький Ди Су сочувствует им, но что он может сделать? Подкормить время от времени и только. Не такая уж и богатая у него лавка, чтобы содержать пятерых голодных сорванцов… да и у него самого жена есть, вредная такая молодуха, которая только деньги его тратить горазда, а детей не рожает. Так что Дия не жалуется старому кондитеру. Жаловаться в Лань не принято. Даже если твои дела на самом деле не очень хороши, даже если они ужасны — никто тут не жалуется. На самом деле все это понимают, все понимают, что привычное «У меня все хорошо, а у вас» — ничего не говорит о том, как на самом деле обстоят дела. Все прекрасно в проклятом городе Ланьин, пропахшем мертвечиной и украшенном столбами с телами преступников. Ворам тут не место. Грабителям тут не место. Тем, кто нарушает порядок тут не место. И им, ей, младшей Сине, болтуну Иши, младшему Тигру и Соломону — тоже не место тут.
— Вот и прекрасно, — говорит Ди Су: — какими судьбами?
— Я хотела купить один кунжутный шарик. — говорит Дия и протягивает две медных монетки на раскрытой ладони.
— Вот как. — говорит кондитер и аккуратно принимает ее монетки, взвешивая их в своей ладони: — да только цены изменились, юная госпожа Дия.
— Мне не хватает? — переспрашивает она, чувствуя, как что-то сдавливает ее грудь. Ей не хватает! Она придет назад и посмотрит в глаза младшей Сине… не в первый раз, конечно, но ей так не хотелось ее разочаровывать… Сина конечно не упрекнет ее, она промолчит, но ее глаза…
— Напротив. — говорит старый кондитер: — на эти деньги ты можешь купить целых пять кунжутных шариков. Вас же там пятеро, да?
— Д-да. — кивает Дия, чувствуя, как слезы наворачиваются на глаза. Она поспешно отворачивается, чтобы Ди Су не увидел, что у нее глаза на мокром месте. Она совершенно точно знает, что цены не могли опуститься. Цены никогда не опускаются. Особенно — в пять раз. Старый кондитер просто пожалел ее.
— Ваша покупка, юная госпожа. — на прилавок ложится небольшой пергаментный сверток, и она бережно берет его и прижимает к груди. Она знает, что она не заслуживает ни обращения «юная госпожа», ни даже просто вежливого обращения со стороны такого взрослого и уважаемого человека. Она просто бродяжка и на лице у нее выжжено клеймо, на всю левую щеку.
— Спасибо! — говорит она и глубоко кланяется: — однажды я отплачу вам за вашу доброту, господин Ди Су!
— За что же тут отплачивать? — улыбается он: — это же моя обязанность — продавать сладости, юная госпожа Дия.
— И за это тоже. — она еще раз глубоко кланяется и выходит на улицу. Все-таки мир не такой сволочной, как кажется, думает она. В мире есть такие люди как старенький Ди Су. В мире есть младшая Сина, и если найти лекарство, то все станет совсем хорошо. Даже этот болтун Иши не такой уж и плохой, он же хотел хорошего. Оставаться в Чань было совсем невозможно… хотя вот он-то и мог остаться. Продал бы ее и младшую в бордель и им с мальчиками хватило бы денег на жизнь, может на год, а то и больше. Но он выбрал бежать из Чань вместе с ними, помогал чем мог, играл на свирели в трактирах, рассказывал небылицы, развлекая народ, даже хотел завербоваться в стражники, но его не взяли.
— Смотри, куда прешь! — толчок и мир переворачивается у нее пред глазами, она мотает головой, лежа на земле, в пыли. Над ней стоит один из Серых, в своих доспехах. Он смотрит на нее сверху вниз. Она задумалась и налетела на стражника!
— И-извините! — выпаливает она: — прошу прощения, я не хотела!
— В следующий раз смотри куда идешь. — говорит Серый и толкает ее древком алебарды в грудь. Несильно, просто чтобы дать понять. Она схватывается за ушибленное место и поспешно кивает головой, склоняя ее. Серый — смотрит на нее сверху вниз.
