Так как, я появился на судне одним из первых, то и смог выбрать для себя ту койку в кубрике, которая пришлась мне по душе. Сам кубрик напоминал собой обычное железнодорожное купе. Разве что его размеры, были несколько большими, и вместо квадратного окна, был болшой круглый иллюминатор, наглухо вделанный в стену судна, и не имеющий никаких петель для открытия. Прямо под иллюминатором, находился небольшой столик, а в стене имелось пара розеток, на 220 вольт напряжением. Как мне разъяснили чуть позже, в корабельной лавке можно купить электрический чайник, если нет своего, и при желании не возбраняется им воспользоваться по назначению. Койка, выбранная мною, находилась на втором ярусе. Можно, разумеется, было выбрать любую, но тут я подумал о том, что рано или поздно кто-нибудь обязательно захочет воспользоваться столом. Неважно, для каких целей, но вот то, что при этом он присядет на мою постель, сомнений не вызывало. Мне не трудно залезть на второй ярус, зато кроме меня, на мою полку никто не плюхнется грязным задом.

Первые две недели, до отплытия судна, занимался подготовкой рабочих мест. Меня прикрепили к местному слесарю, и я целыми днями ходил за ним хвостиком, и подавал инструменты. Большей частью это напоминало бесполезную работу, но за это платили, а большего и не требовалось. Как оказалось, можно было не оставлять денег, на мелкие расходы на судне. Здесь любые покупки шли под запись. То есть нужны тебе сигареты, ты покупаешь, пачку или десять, а в журнале под твоим именем выставляется потраченная сумма, за которую ты расписываешься и все. Потом, после возвращения в порт, эти затраты просто высчитают с твоей зарплаты. Это было достаточно удобно, и избавляло от наличных.

Первый облом, я осознал после того, как узнал о том, что судно, на котором я находился должно проводить путину не в Атлантике, а в Баренцевом море.

- Как же так? – Удивился я, ведь я сразу говорил о том, что хочу попасть именно туда. Ответ меня очень удивил, но в общем-то по своей сути был достаточно правильным.

Как оказалось, до того момента, как любой молодой немец, не отслужит в армии, ему закрыт выход за рубеж. Точнее говоря, выехать все же можно, если ты отправляешься на учебу, или уезжаешь с родителями на отдых. С другой стороны, служба в армии в отличии, например от СССР длится здесь всего один год, при этом, у тебя есть право выбора рода войск в которых ты будешь проходить службу. Точнее говоря, ты пишешь о том, что хочешь служить, скажем, десанте. В этом случае, если медицина дает на это согласие, то девяносто процентов за то, что ты попадешь именно туда, куда хотел. С одной маленькой оговоркой. В том же десанте, достаточно много воинских специальностей, и тебя направят туда, где по мнению начальства ты нужнее всего. С другой стороны, в союзе нет даже такого выбора. Если и спрашивают, то больше, для проформы, чтобы тут же забыть об этом.

11

Вдобавок ко всему, здесь нет обязательного призыва. То есть, дан промежуток времени от восемнадцати до тридцати шести лет, в любой год этого промежутка, ты можешь обратиться в рекрутскую контору, и тебя тут же призовут в армию. Это можно сделать и после школы, отбыв год на рядовых должностях, а можно после окончания профессиональное учебного заведения, и тогда служить будешь по собственной, или близкой к тому специальности. И в этом случае, твоё денежное содержание будет гораздо выше. Но даже после школы, оно составляет до пяти марок в день в зависимости от твоей должности. В то время как в Союзе, тебе платят семь рублей в месяц, ну или пятнадцать марок в ГДР, опять же в месяц.

Решив, что служить все равно придется, я особенно не расстроился. Тем более, что за эти полгода, даже если и будут искать Алекса фон Хорна, наверняка не найдя, все позабудется и у меня на руках окажутся вполне чистые документы. А после службы в местной армии, можно будет продолжить свое путешествие.

Работа, на которую я подписался, оказалась действительно тяжелой. Меня не заставляли ворочать тяжелые мешки, таскать какие-то другие грузы, или исполнять нечто унизительное, но даже просто отстоять двенадцать часов на одном месте с единственным сорокаминутным перерывом на обед, тоже было очень утомительно.

Представьте себе огромный цех, заставленный оборудованием настолько плотно, что даже переступить с места на место и то будет проблемой. От одной стены до другой, движется бесконечная резиновая лента конвейера. По ней, ссыпаясь на ленту, из бункера движется бесконечная череда рыбы, в основном это минтай. В мои обязанности входит взять рыбу с конвейера, отрубить ей довольно тяжелым ножом голову, наколоть брюшину, и движением к себе, освободить тушку от внутренностей. После чего разделанная тушка сбрасывается в небольшое окно слева от меня, а все ее внутренности в окно справа. После чего я хватаю следующую рыбину и все повторяется сначала. Нож, находящийся в моей руке, чем-то напоминает мачете. Он такой же довольно длинный и тяжелый. Благодаря его весу, не нужно прикладывать дополнительных усилий, отрубая голову. Кончик его заострен, чтобы было легко наколоть брюшко, а чуть ниже кончика, по верхней стороне лезвия имеются небольшие крылышки. Таким образом, наколов брюшко, я слегка углубляю нож во внутрь, и веду его на себя, одновременно разрезая брюшко на всю длину, и очищая, содержимое тушки от внутренностей. Умелые работники, за минуту обрабатывают до десятка тушек, затрачивая на каждую из них, не более шести секунд.

В цеху, постоянно крутится сменный мастер, наблюдающий за производством. У него в руках секундомер, и записная книжка с карандашом. И он постоянно замеряет скорость разделки рыбы, своих подчиненных, при этом обращая внимание на множество мелких деталей. Например, стоит чуть ошибиться и сбросить в отсек для рыбы кишки, тут же следует замечание. Стоит кому-то начать валять дурака, понадеявшись, что мастер этого не заметит, как в конце смены, тут же хитрожопым выносится замечание. А попробуй кто-нибудь начать, что-то доказывать, с него сразу же срезаются проценты выработки. И никого это не волнует. Мастер здесь первая и последняя инстанция. Если он сказал, что ты сачкуешь и не выполняешь план, значит, так оно и есть. А будешь что-то доказывать, тебя просто ссадят с судна как не справившегося с основной работой, и жалуйся, кому хочешь. Тем более, что все подобные нюансы работы, прописаны в контракте.

Помимо всего сказанного, температура в цеху, поддерживается на уровне плюс пяти или семи градусов. И очень сыро. Брызги морской холодной воды, вполне привычное дело, от которого невозможно как-то защититься. Здесь больше заботятся о том, чтобы осталась свежей рыба, а то, что холодно рабочему, сугубо его проблемы. С другой стороны, рабочая одежда, выдаваемая здесь, в какой-то мере спасает от холода и постоянных брызг воды. Сшита она из ткани, напоминающей парусину, и с ватным утеплителем внутри. Когда я одеваюсь, готовясь к рабочей смене, то надеваю теплое белье, поверх него тонкие хлопчатобумажные брюки, а сверху ватные штаны, которые спускаются почти до самого пола, при этом голенища сапог находятся под ними. Сверху, помимо теплого белья, и свитера, ватный бушлат из той же парусины на верхнем слое. Тонкие хлопчатобумажные перчатки, а поверх них резиновые, с длинными крагами, почти по локоть. При этом на левую руку, дополнительно одевается кольчужная перчатка, которая необходима, чтобы, во-первых, удержать рыбу, которая очень скользкая, а во-вторых, не отрубить себе ножом пальцы. На голову вязанная лыжная шапочка, а лицо я прикрываю легким шарфом. Находясь на берегу, почему-то не позаботился об этом, хотя просто не предполагал, что понадобится. А здесь в судовой лавке, не нашлось ничего более приличного. В итоге закрываю свое лицо легким шарфом и дышу через него. Открытой остается только верхняя часть лица. Правда, на глазах в обязательном порядке надеты очки. Брызги могут попасть куда угодно, а чтобы протереть глаза, пришлось бы освобождать руки. Никто не даст тебе этой возможности. Примерно к середине смены, очки забрызгиваются настолько, что сквозь них почти ничего не видно, и спасает только долгожданный звонок, означающий перерыв на обед.